Почему важно сохранять памятники архитектуры. Почему нужно сохранять историческую застройку в городах? Оптика и геометрические искажения

Уже в глубокой древности властители прекрасно осознавали влияние монументальных сооружений на сознание и психику людей. Памятники своим величием дают эмоциональный заряд, внушают уважение к истории своей страны, помогают сохранять значимое прошлое. Они призваны воспитывать в гражданах чувство гордости за предков. Иногда памятники ставят живым людям, которые отличились чем-то хорошим.

Пройдет совсем немного времени, и не останется в живых очевидцев Великой Отечественной войны. Наличие же памятника, который рассказывает о подвиге русского народа, позволит потомкам не забывать об этих годах. В любом населенном пункте нашей страны можно обнаружить каменные свидетельства этой жестокой поры. Между памятниками и обществом существует невидимая связь. Историко-культурная среда, частью которой являются памятники, оказывают влияние на формирование мировоззрения каждого жителя.

Кроме этого, памятники истории и культуры являются информацией, которая нужна для прогнозирования будущих процессов. Наука, используя такой археологический материал, как памятники, не только восстанавливает то, что происходило в прошлом, но и делает прогнозы. В архитектурном плане памятники помогают организовывать пространство, исполняют роль визуального центра общественного пространства.

Для объективного понимания культурных и исторических процессов в обществе важно сохранять памятники. Отношение к ним определяется позицией общества к своему прошлому и может проявляться незнанием, заботой и осознанным уничтожением. Это зависит от многих факторов - от уровня образованности и культуры населения, господствующей идеологии, позиции государства к своему культурному наследию, политического устройства, экономического состояния страны. Чем выше образованность, культура, экономика общества, гуманнее его идеология, тем более осознанно оно относится к своему историко-культурному наследию.

Как видно из предшествующего изложения, содержание понятий «памятник архитектуры» и «реставрация» менялось во времени. Понятия эти, возникнув сравнительно поздно, трактовались поразному в зависимости от философских, художественных и иных представлений каждого отдельного периода. При этом они имели тенденцию становиться более сложными, обогащаться за счет все более и более многостороннего учета связей, возникающих между архитектурным произведением прошлого и миром человека нового времени.

В разных европейских странах для обозначения того, что мы называем памятником архитектуры, применяются термины «памятник», «исторический памятник», «архитектурный памятник». В нашей стране в прошлом использовался термин «памятники старины и искусства», а в настоящее время понятие «памятника архитектуры» включено в более общее понятие «памятников истории и культуры», или, еще шире, «культурного наследия». Эти термины отражают двоякую ценность сооружений, относимых нами к разряду памятников, — историческую и художественную. Чтобы представить себе всю полноту значения памятников для современного человека, такого разделения еще недостаточно, поскольку каждая из этих двух основных сторон ценности памятников далеко не элементарна, представляя весьма сложное сочетание различных аспектов.

Так, историческая ценность проявляется не только в познавательном плане, но и в плане эмоциональном. То, что данная постройка — свидетель событий либо очень отдаленных, либо значительных для истории и культуры данной местности, страны или человечества в целом, придает ей особое значение в глазах современников. Эта сторона ценности старых сооружений отражена в признании существующим законодательством особой категории памятников — так называемых «памятников истории». К памятникам истории могут относиться сооружения, не имеющие архитектурно-художественной ценности и представляющие интерес только как напоминание об определенных исторических событиях или лицах. Однако эта особая ценность не менее часто распространяется и на художественно ценные здания, внесенные в государственные списки под рубрикой «памятников архитектуры». Так, Успенский собор Московского Кремля, построенный Аристотелем Фьораванти в период сложения русского национального государства, является не только выдающимся памятником зодчества, но и важнейшим памятником становления русской государственности. Ансамбль Царского Села неразрывно связан с именами Пушкина и многих других деятелей русской культуры и ценен для современных людей этой памятью не меньше, чем высокими художественными достоинствами. Особую категорию представляют сооружения, возведенные в память определенного события (триумфальные арки, обелиски, храмы-памятники и т.п.).

В познавательном плане историческая ценность памятника выражается прежде всего в том, что он служит носителем информации о прошлом, т.е. историческим источником. Эта информация обладает многосторонностью и проявляется в весьма различных сферах, что позволяет рассматривать памятник как специфический и комплексный исторический источник. С точки зрения историков, первостепенный интерес представляет прямое свидетельство памятников о социальной структуре общества. Так, в огромном масштабе южнорусских храмов X—XI вв., возвышавшихся среди мелкой деревянной и деревоземляной застройки, ярко проявились существенные черты социального уклада Киевской Руси.

Специфика архитектуры как искусства, включающего в себя инженерно-технические аспекты, позволяет видеть в произведениях зодчества непосредственное отражение уровня развития производственных сил: воплощение инженерных знаний, продукт материального производства. Типологические особенности сохранившихся построек прошлого несут в себе драгоценную информацию о бытовом укладе отдаленных эпох. С этой точки зрения древнее сооружение рассматривается как памятник материальной культуры. Но поскольку архитектура является в той же мере искусством, оперирующим идейно-образным языком, памятники служат важнейшими историческими свидетельствами идеологии и духовной культуры различных эпох.

Не будучи искусством изобразительным, архитектура выражает идеи не в столь непосредственной форме, как живопись или скульптура, поэтому в памятниках зодчества по большей части можно найти отражение наиболее общих черт мировоззрения какого-либо исторического периода. Однако это выражение может быть исключительно сильным и ярким. Достаточно вспомнить византийский храм или готический собор. Информация, доставляемая памятниками как произведениями искусства, также весьма многообразна. Например, романская строительная техника построек Владимиро-Суздальской Руси XII в. и сходство их скульптурного убранства с западными памятниками дают важное историческое свидетельство о, культурных связях этой эпохи и о характерной для средневековья миграции артелей строителей и скульпторов.

Достаточно ясно, что все перечисленные стороны значения памятника как исторического источника действительны при рассмотрении не только частей памятника, относящихся ко времени его возникновения, но и ко всем позднейшим наслоениям, каждое из которых многосторонне отражает особенности своей исторической эпохи.

Не менее очевидно присутствие в памятниках архитектуры художественной ценности. Произведения архитекторов прошлого, будь то постройки античного, средневекового периода или же нового времени, способны вызывать острое эстетическое переживание у современного нам человека. Прежде в оценке древних сооружений как памятников превалировала именно эта сторона, хотя понятие художественного и соответственно критерии, применяемые к отдельным постройкам, существенно менялись. Классицизм исходил из представлений о существовании незыблемых вневременных законов прекрасного, постигаемых разумом и воплощенных в образцах античного искусства. В приложении к конкретным памятникам это означало признание права на такое звание лишь за постройками классической древности и снимало вопрос о значении наслоений последующих эпох. Романтизм был более гибок в оценке произведений прошлого как памятников, перенося это понятие на более поздние эпохи и на проявления национальных стилевых особенностей. При этом, однако, свойственное романтизму поэтизирование индивидуализма, и в особенности художественно-творческой личности, порождало тенденцию видеть в памятнике не столько данную историческую конкретность, сколько стоящий за ним искаженный временем и даже возможно еще не воплощенный авторский замысел. Полемизируя с романтиками, сторонники археологической реставрации, не отрицая художественной ценности памятника, все же выдвигали на первый план историческую ценность, значение памятника как документа. В настоящее время преобладает стремление видеть в памятнике единство художественного и исторического, что в действительности далеко не всегда может быть вполне четко расчленено.

Современный подход к рассмотрению художественного значения памятника базируется на положении, что памятник всегда осуществляет свое эмоционально-эстетическое воздействие в определенном контексте. Прежде всего, это контекст современной культуры, в который входит выработанное отношение к искусству вообще и к искусству прошлого в частности. Свойственный сознанию людей нашего века историзм мышления позволяет нам гораздо более широко и гибко, чем это было в прошлом, воспринимать явления, относящиеся к весьма различным художественным системам. Мир современного культурного человека включает в себя обязательное знание образцов искусства разных стран и эпох, с которыми он невольно сопоставляет оцениваемое произведение. В оценку памятника архитектуры неизбежно включаются ассоциации, связанные с учетом знакомых нам явлений, относящихся к сфере не только зодчества, но также литературы, живописи, музыки и других видов искусства. Это обусловливает сложность эстетического восприятия памятника как произведения зодчества, причем наше восприятие не может претендовать на адекватность восприятию современников его создания, которое происходило в ином контексте и включало иной круг ассоциаций.

Но памятник не только входит в контекст современной культуры. Реально существующий ныне памятник со всеми изменениями и дополнениями, накопленными в течение его многовековой жизни, сам может рассматриваться как контекст, в котором сочетаются разновременные художественные элементы. Перестройки, достройки и даже утраты далеко не всегда приводят к разрушению памятника как художественного целого, порой видоизменяя его, создавая новое целое, обладающее новыми экстетическими качествами. Московский Кремль с башнями, увенчанными через 200 лет после их возведения высокими каменными шатрами, — это уже не произведение зодчества XV в., равно как и не произведение зодчества XVII в., а неповторимый сплав художественных элементов того и другого столетий, а в отдельных частях и более позднего времени. Зимний дворец Растрелли с позднейшими интерьерами эпохи классицизма, несмотря на утрату авторской внутренней отделки, несмотря на разницу стилей, представляет собой художественно цельное сооружение, образ которого строится на сложной системе взаимодействия разновременных элементов. Приведенные примеры — наиболее очевидные, но и во множестве других зданий, подвергшихся тем или иным изменениям в позднейшие годы своего существования, разновременные и разностильные части вступают между собой в те или иные соотношения, определяющие в конечном счете неповторимую индивидуальность каждого памятника. Это относится и к выдающимся сооружениям, и к так называемым рядовым постройкам. Позднейшие наслоения должны оцениваться не только как имеющие или не имеющие художественного значения сами по себе, но и как элементы, входящие в общую художественную систему памятника. В этом плане оказываются значащими не только изменения, внесенные рукой человека, но и те, которые несут на себе следы разрушающего действия времени. Так, руины античного сооружения обладают огромной эстетической выразительностью, отличной от той, которую это сооружение имело многие столетия назад. Следы длительного существования памятника, так называемая патина времени, не только затемняют и искажают информацию о художественном произведении далекого прошлого, но и несут свою эмоциональную информацию о жизни памятника во времени, которая является важной составной частью его сегодняшнего эстетического восприятия.

Для памятника архитектуры как произведения искусства существует еще один контекст, вне которого рассматривать его, по современным понятиям, недопустимо. Это — контекст его архитектурного и природного окружения, той среды, которую памятник формирует и от которой, в свою очередь, в большой степени зависит его художественное восприятие. Контекст среды не менее подвержен трансформации во времени, чем контекст самого памятника. Изменения материальных условий и социального образа жизни людей неизбежным образом отражаются на облике среды их обитания. Чем старше памятник, тем, как правило, менее отвечает характер его современного окружения существовавшему в период его создания. Это особенно ярко проявляется в больших городах, вовлеченных в процесс урбанизации. Необратимые изменения имеют место даже там, где, казалось бы, не происходит кардинальных перепланировок и перестроек. Появление асфальта вместо деревянного или каменного мощения, устройство современного уличного освещения, внедрение городского автотранспорта активно влияют на восприятие и среды, и отдельного памятника. Отнюдь не стабильно и природное окружение памятников: деревья растут, непрерывно меняется ландшафт.

Изменения архитектуры отдельного сооружения происходили параллельно с изменениями его окружения. Поздние наслоения памятника различно отражают эту связь. Многие переделки древних построек были продиктованы композиционными соображениями, вызванными изменением характера взаимоотношений памятника и его окружения. Так, появление высоких луковичных глав на кремлевских соборах безусловно связано с общим изменением силуэта Кремля, в частности, с надстройкой башен. В свою очередь, появление высоких шатровых завершений на башнях было в значительной мере обусловлено изменением градостроительной ситуации, превращением Кремля из укрепленного центра Москвы, окруженного сравнительно небольшим посадом с низкой застройкой, в центральный ансамбль большого и плотно застроенного города. Изменилось и цветовое решение Кремлевского ансамбля: пестрое сочетание красно-кирпичной и белой окраски центральной соборной группы с включением полихромии уступило место преобладанию однотонного белого цвета, что соответствовало более крупному градостроительному масштабу. Такого рода композиционные связи обязательно должны учитываться при художественной оценке памятника.

Помимо композиционных связей между наслоениями памятника и элементами его окружения существуют связи стилистического порядка. И переделки памятника, и смена застройки вокруг него, не всегда связанные между собой очевидной композиционной зависимостью, производились до известной степени синхронно, благодаря чему памятник получал наслоения, в той или иной мере отвечающие стилистике новых элементов его окружения. Иногда при этом архитектурный язык памятника пытались полностью привести к характеру архитектуры нового периода, иногда ограничивались отдельными добавлениями, вносящими в архитектуру здания новые стилистические черты. В результате возникали очень сложные сочетания стилистического порядка между памятником и его архитектурной средой, далекие от воплощения какого-либо одного стиля. Сложность таких взаимосвязей не означает отсутствия художественного единства. В ходе длительной жизни памятника и его окружения порой создается гармония более высокого порядка. Конечно, возможны и реально встречаются совершенно иные ситуации, когда возникает не художественная связь, а непримиримый диссонанс. В этой области, как и в других, требуется индивидуальная оценка на основе всестороннего рассмотрения различных аспектов.

Такое сложное понимание эстетической природы памятника в значительной мере обусловлено свойственным современному мировоззрению историзмом сознания, проявляющимся не только в сфере теоретического мышления, но и в сфере художественно-эмоциональной.

Основной целью проведения любых работ на памятнике архитектуры является продление его жизни как сооружения, обладающего многосторонней ценностью. Наиболее непосредственно эта задача сводится к консервации, т.е. к совокупности мер, направленных на защиту или укрепление сооружения в его существующем виде. Консервация единодушно признается основным видом работ, которые должны производиться на памятниках.

Важное условие продления жизни памятника — активное включение его в жизнь современного общества. Эта цель достигается двумя путями: благодаря подчеркнутому выявлению художественной и исторической ценности памятника (реставрация) и благодаря наделению его практической функцией (приспособление).

В отличие от консервации реставрация (буквальный перевод термина на русский язык означает «восстановление») предусматривает внесение в сооружение тех или иных изменений, продиктованных осознанием его особого значения как памятника. В силу этого реставрация всегда есть нарушение сложившейся системы взаимосвязей. Поэтому ее принято рассматривать как исключение, обусловленное целым рядом ограничений.

Одна из главных теоретических предпосылок, на которых базируются современные представления о реставрации, — признание того, что художественно ценным объектом, определяющим ее направленность, становится не творческий замысел древнего мастера, а существующий в наше время памятник с его утратами, позднейшими наслоениями и установившимися связями с архитектурно-пространственной средой. Старая система представлений, согласно которой реставрация понималась как новое адекватное воплощение замысла, полностью отвергается. Идея повторного творческого акта, в котором реставратор отождествляется с создателем реставрируемого произведения, есть иллюзия, не учитывающая огромной разницы в художественном мироощущении мастеров прошлых эпох и современного человека. Реставратор воздействует не на идеальный художественный образ памятника, а на его материальную структуру. Памятник в его реальности предстает как хранитель художественной и исторической информации, которая может, однако, присутствовать в нем не только явно, но и в скрытом виде, как бы потенциально. Вмешательство реставратора способно выявить скрытую часть этой информации, в лучшем случае — с более или менее исчерпывающей полнотой. Обращаясь к примеру из смежной области, можно вспомнить старинную икону, сохраняющую под поздней записью остатки древней живописи. Ценностью памятника обладает именно этот раскрываемый реставратором живописный слой, а не авторский замысел иконописца.

Из положения о том, что реставрация ориентирована на данное существующее сооружение, а не на замысел, вытекает, что ее целью не должны быть ни возврат к первоначальному облику, ни воссоздание сформировавшегося позднее, но также утраченного облика (так называемая «реставрация на оптимальную дату»), а максимальное раскрытие художественных качеств дошедшего до нас памятника и его исторически ценных особенностей. Художественные качества понимаются при этом в том смысле, о котором говорилось выше, т.е. они включают в себя весь контекст художественных взаимосвязей, возникших между первоначальными частями сооружения и позднейшими наслоениями, а также между памятником и исторически сложившейся архитектурно-пространственной средой.

По этой же причине принципиально не допускается возведение частей сооружения, которые не были в свое время осуществлены, хотя бы они входили в вероятный авторский замысел. Это положение сохраняет силу не только тогда, когда изначальный замысел реконструируется по догадке (как это часто имело место в реставрационной практике XIX в.), но и тогда, когда мы располагаем, казалось бы, бесспорными материалами в виде авторских чертежей. Известно много примеров того, как окончательное формирование архитектурного облика сооружений прошлого происходило в процессе строительства, когда сам архитектор уточнял и перерабатывал ранее составленный проект. В этом убеждает, в частности, сличение проектных чертежей Баженова и Казакова с возведенными под их руководством постройками Царицынского дворцового комплекса. Неосуществленный вариант проекта сохраняет для нас самостоятельное значение как памятник художественной мысли своей эпохи, но только реально воплощенное произведение может рассматриваться как памятник архитектуры и как объект реставрации.

Современная теория устанавливает принципиально, иное отношение к наслоениям, чем то, которое имело место в период господства стилистической реставрации. За ними признается не только собственная историческая и художественная ценность как самостоятельных произведений, отражающих особенности культуры своего времени, но и роль их как составных частей памятника в целом. Они не просто затемняют, искажают изначальный художественный замысел сооружения (по прежним представлениям, преимущественно, если не единственно ценный), но и способны усложнять, обогащать художественную структуру памятника. Венецианская хартия ясно указывает, что очищение памятника от усложняющих наслоений, единство стиля отвергаются как конечная цель реставрации.

Признание в теории ценности поздних наслоений не должно догматически восприниматься как необходимость сохранения любых дополнений к памятнику. Поздняя штукатурка, закрывающая древнюю роспись, безликая утилитарная пристройка к фасаду, новейшая закладка арочного проезда не только не являются носителями художественной информации, но и в самом прямом смысле заслоняют, искажают то ценное, что в памятнике реально присутствует. Такого рода наслоения Итальянская хартия 1931 г. охарактеризовала как «лишенные значения и смысла». Не всегда, конечно, различия между ценными и не имеющими ценности наслоениями вполне очевидны, и необходима бывает тщательно взвешенная дифференцированная оценка каждого отдельного случая.

Другое общее требование, предъявляемое к реставрации, — максимальное сохранение подлинности. Подлинность важна со многих точек зрения. Древнее сооружение, замененное новой копией, теряет свою ценность как исторического свидетеля прошлого, сохраняя лишь значение наглядной иллюстрации. Как памятник материальной культуры оно уже не существует. Но и как художественное произведение копия не может претендовать на адекватность оригиналу, сколь бы совершенно она ни была исполнена. Более того, непременным условием полноценного восприятия художественного произведения становится осознание зрителем его подлинности. Чувствительной оказывается и частичная утрата подлинности, в той или иной мере почти неизбежная при реставрации. Отсюда прежде всего вытекает особое отношение к замене поврежденных элементов здания. В отличие от обычной ремонтно-строительной практики преимущество должно отдаваться специальным методам укрепления, и лишь в крайних случаях допускается замена подлинного материала, которая должна рассматриваться как неизбежное зло. Это общее положение в разной степени справедливо для разных случаев. Небезразлично, идет ли речь о сооружении многовековой древности или о сравнительно недавней постройке, о наиболее художественно активных элементах памятника — резных деталях, росписях, о рядовой кладке стен или же о скрытых конструкциях. Чем большую историческую или художественную информацию несет в себе тот или иной элемент памятника, тем обязательнее становится требование сохранения подлинности.

Признание значения подлинности налагает ограничения не только на замену обветшавших элементов, но и на вносимые в памятник при реставрации новые дополнения, которые не должны иметь характера фальсификации. Принципиальное решение проблемы было подсказано теоретиками археологической реставрации конца XIX — начала XX в.: использование системы приемов искусственного выделения новых включений, так называемой сигнации. Но поскольку разграничение подлинных частей памятника и реставрационных добавлений осуществляется за счет той или иной степени нарушения цельности его восприятия, определение способов и меры сигнации представляет собой далеко не простую проблему. В каждом отдельном случае следует вырабатывать индивидуальный подход к системе выявления реставрационных добавлений исходя из конкретной ситуации.

Даже при условии добросовестно осуществленной сигнации новые дополнения, сделанные при реставрации, в зависимости от их количественного соотношения с сохранившимися древними элементами могут оказать отрицательное влияние на восприятие памятника в целом, «скомпрометировать» его как подлинное произведение древности. Чтобы этот нежелательный эффект не возникал, необходимо, чтобы в памятнике подлинник преобладал над реставрацией, а не наоборот. При практической реализации этого требования важно, однако, учесть, что мы понимаем под памятником: фрагмент древнего здания, сооружения в целом, архитектурный ансамбль. В зависимости от этого одно и то же действие реставратора может рассматриваться как недопустимое, правомерное или даже необходимое. Так, значительное по объему восстановление одного из симметричных флигелей усадьбы, граничащее с полным его воссозданием, если рассматривать его только в отношении к данному флигелю, стало бы, вероятно, нарушением норм реставрации в его современном понимании; вместе с тем, будучи соотнесено с реставрацией усадьбы в целом, оно окажется в той же мере правомерным, как правомерным было бы восстановление утраченной колонны портика. Таким образом, включение оценки памятника в ансамблевый и градостроительный контекст может привести к расширению области возможных реставрационных решений, позволяя при этом оставаться в рамках сформулированных ранее общих принципов реставрации.

Возможность реставрационных дополнений ограничивается также условием достоверности воссоздания, которое должно базироваться на строгом документальном основании. Согласно Венецианской хартии, реставрация должна прекращаться там, где начинается гипотеза. Документированность реставрации имеет две стороны. Прежде всего, это доказательство принципиального порядка, подтверждающее, что данный элемент памятника действительно существовал и существовал в той именно редакции, которая предусмотрена проектом восстановления.

Однако даже при безупречном принципиальном обосновании восстановления определение размеров, рисунка, фактуры утраченного элемента возможно лишь с той или иной степенью приближения. Для строительной культуры прошлого, базирующейся на кустарных методах производства, характерны отклонения от идеальной геометрической формы, индивидуальность трактовки каждой отдельной детали. Меньшей или большей, но в любом случае конечной степенью точности обладают и фиксационные чертежи. С этой точки зрения, документальное обоснование реставрации всегда остается относительным, и критерием допустимости воссоздания утраченных элементов становится не абсолютная точность, а лишь относительная, степень которой зависит от условий зрительного восприятия. Представление о памятнике как о реальном сооружении заставляет при оценке документального обоснования реставрации отдавать предпочтение непосредственным материальным остаткам над всеми остальными видами источников. Наравне с ними могут быть поставлены данные фиксации, выполненной в соответствии с современными нормами научного исследования. Но во всех случаях обязательным условием остается сопоставление всего комплекса материалов.

Вторгаясь в сложившуюся систему художественных взаимосвязей ради выявления тех или иных важных качеств памятника, реставратор обязан тщательно взвесить, каково будет новое художественное целое, создаваемое в результате реставрации. При этом необходимо учесть и целостность восприятия памятника, взятого в отдельности, и его связи с архитектурно-пространственной средой. В этом отношении реставрация включает элементы не только научного анализа, но и творчества. Средства для достижения нового художественного единства, имеющиеся в руках реставратора, относительно ограничены, но их не следует недооценивать. Прежде всего, это правильно найденное соотношение меры раскрытия и воссоздания. Многое в восприятии памятника зависит также от умелого использования вносимых в памятник современных элементов, служащих для обеспечения сохранности, заполнения лакун и т.п. Высота и вынос кровли, рисунок столярки, цветовая гамма в тех случаях, когда они не определяются однозначно собственно реставрационными требованиями, должны использоваться как средства создания художественной гармонии.

Изложенные выше положения фиксируют лишь самые общие принципы реставрации. Почти во всех теоретических работах в этой области отмечается, что памятники и случаи реставрации обладают бесконечным многообразием, не допускающим догматического подхода. Поэтому нет и не может существовать набора жестких требований, которые реставратору надлежит механически соблюдать. Реставрацию следует рассматривать, как специфический творческий процесс. При этом вынесение решения о судьбе памятника не может быть доверено суждению одного человека, какой бы высокой квалификацией он ни обладал, а подтверждается авторитетным кругом специалистов.

Любой город мира имеет свое архитектурное лицо. Города, построенные несколько сотен лет назад, могут похвастаться тем, чего нет у современных, молодых городов: своей историей и уникальным архитектурным обликом, неким особым духом, отпечатком людей и событий, характерным именно этому месту. Приезжая в курортный или исторический город, мы начинаем свои прогулки с исторического центра, со «старого города». Старинные не большие дома, узкие улицы, местный колорит…Никто и нигде не едет смотреть спальные районы или одинаковые панельные многоэтажки. Высотки интересны только там, где они действительно впечатляют своим величием: в эмиратах, Нью- Йорке, Шанхае, например. Потому так важно сохранить то, что уже есть, то, что пришло к нам из прошлого, то, что имеет историю, особую неповторимую эстетику и уникальность. Для себя, своего самосознания, для преемственности поколений, для сохранения красоты прошлого. Города, которые поняли это, становятся привлекательны для туристов и любимы собственными жителями. Много раз в Уфе и других российских городах я слышала слова восхищения от иностранцев по поводу наших памятников истории и архитектуры, в частности, деревянного зодчества.

Бытует такое мнение: у деревянных домов короткий век, и нет смысла их реставрировать, т.к. жить им не долго. Однако учёные Томского госуниверситета совместно с учеными из Штутгарта и Дармштадта провели исследование одного из деревянных памятников федерального значения города Томска и установили, что продолжительность эксплуатации этого деревянного здания, имеющего возраст более 100 лет, при должном режиме эксплуатации может составить до 400 лет. Что уж тогда говорить о каменных памятниках архитектуры, если при надлежащем уходе деревянные строения могут сохраняться до 400 лет?

Самый древний сохранившийся деревянный памятник в России- церковь Ризоположения из села Бородава, возведенная в 1485 году и перенесенная в город Кириллов, простояла практически без реставрации до 1950 года, а после реставрации находится сейчас в отличном состоянии. Более 500 лет!

Так что говорить о том, что век столетних деревянных домов уже прошел, не верно. Их можно и нужно сохранять, вопрос только в надлежащем уходе и реставрации.

В Европе отношение к памятникам истории и архитектуры в разы бережнее, они чтят и гордятся своей историей и берегут ее архитектурное наследие. Наверное, многие смотрели передачу «Орел и решка», где показывали дома в Литве, в Вильнюсе. Дома эти очень напоминают уфимские, а стоят более миллиона долларов, потому что это- культурное наследие.

Дома в Вильнюсе

В Норвегии и Финляндии только объекты национального значения реставрируются исключительно из государственного бюджета (в Финляндии их всего 200), а остальные, как правило, сохраняются совместными усилиями владельцев и государства. В болгарском городе Несебер и финском Раума, включённых в список мирового наследия ЮНЕСКО, сохраняется по 600 деревянных памятников, в Шведском Бергене - 40.
В старинном городе Финляндии Раума сохранились кварталы деревянной исторической застройки. Старый Раум является крупнейшим историческим деревянным городом в Северных странах. Всего здесь около 600 зданий 18-начала 19 века, большинство из которых находится в частной собственности. Здесь уже отработан механизм оказания государственной помощи владельцам зданий на их ремонт и реставрацию. Как правило, государственная помощь составляет 40% от стоимости работ.
Для поддержания работ по сохранению и развитию Старой Раумы создан Фонд Старой Раумы, который осуществляет сбор средств на сохранение и развитие старого города, а также предлагает кредиты на ремонт исторических зданий по ставкам центрального банка.

Старая Раума, Финляндия

Тронхейм, Норвегия

Это говорит об уважительном отношении к памятникам архитектуры как государства, так и самих людей, в частной собственности которых находится большинство этих домов.

Но и в России есть удачные примеры сохранения и реставрации памятников истории и архитектуры.
Как,например, в Томске. В городе, основанном в 1604 году, проживает 500 тысяч человек. Уникальность исторического наследия Томска заключается в сохранении массивов городской деревянной застройки, датированной XIX-XX веками.
Всего в Томске насчитывается около 3 тысяч деревянных зданий и сооружений. Из них около 1,5 тысяч - объекты, имеющие историческую, архитектурную ценность или формирующие историческую среду в качестве фоновой застройки. Программа сохранения и возрождения деревянного зодчества г. Томска и Томской области, зародившаяся как гражданская инициатива, затем взятая под патронат губернатором Виктором Крессом и получившая статус официального документа 5 лет назад, включает 701 объект. Для сравнения: в болгарском городе Несебер и финском Раума, включённых в список мирового наследия ЮНЕСКО, сохраняется по 600 деревянных памятников, в Шведском Бергене - 40. Таким образом, по числу сохраняемых деревянных зданий Томск опережает не только отечественные Вологду и Иркутск, но и мировые центры деревянного зодчества. Хотя, конечно, и здесь есть свои проблемы.

С 2005 года было отреставрировано около шестидесяти деревянных зданий. Из бюджета на это было потрачено порядка 380 миллионов рублей. При этом отдельной статьи в бюджете на восстановление деревянных домов не было. Деньги выкраивались по чуть-чуть. Ещё 70 миллионов были привлечены от инвесторов и ещё 20 миллионов - из федерального бюджета.
И вот такой случай: Дом Сапожниквова-памятник деревянного зодчества в Томске- расселяли, несколько раз поджигали и наконец сожгли окончательно - на следующий день после завершения работы Русско-немецкого саммита и отъезда из Томска вип-персон. Общественность тогда устроила большой скандал с митингом у сожжённого дома и письмом, собравшим полторы тысячи подписей. В Уфе почти в 2 раза больше жителей, но когда Архзащита собирала подписи за сохранение памятников архитектуры, их набралось всего около 200. Может быть, нам, как жителям своего города, нужно стать менее безразличными к своему культурному наследию? Ведь пока еще есть что сохранять. Некоторые уголки города остались практически такими же, как и 100 лет назад, и есть еще пока замечательные памятники деревянного зодчества.

Сохранение объектов исторического и культурного наследия давно объявлено задачей государственной важности.

Сохранение объектов исторического и культурного наследия давно объявлено задачей государственной важности. Однако примеры удачной «адаптации» старых зданий под современный контекст по-прежнему единичны. Как пустить исторические здания в деловой и хозяйственный оборот и замотивировать собственников на заботу и радение? Вопрос этот актуален для всех регионов России. И каждый ищет свой путь.

Объект должен жить

По данным регионального департамента по культурному наследию, в Ульяновской области более 2 тысяч памятников истории, культуры и археологии. На государственной охране стоит порядка 1,5 тысяч памятников культуры и истории и 500 памятников археологии. При этом 80% зданий, признанных объектами культурного наследия, находится в частной собственности. А из оставшихся 20% на областную и муниципальную собственность приходится примерно одинаковое количество - по 10%.

Как использовать эти здания? Что надо сделать, чтобы они сохранялись, реставрировались, и не нарушить при этом их визуальное восприятие и основные характеристики, не повредив тем самым предмет охраны? Вопросы, болезненнее один другого. Две позиции: «не пущать» и «поощрять» - сосуществуют давно и с переменными победами. Однако в последнее время все-таки доминирует точка зрения, что сохранять объект исторического наследия - значит, содержать его и грамотно использовать.

Я за то, чтобы памятник архитектуры жил, и чтобы это здание использовалось. В том числе и для хозяйственных целей. Если здание не используется - оно начинает разрушаться, - говорит директор департамента Шарпудин Хаутиев.

И продолжает:

Меня часто удивляют комментарии в соцсетях, на страницах интернет-изданий, когда пишут: какое имели право продать памятник архитектуры! Памятники истории и культуры - это те же объекты недвижимости. Их можно сдавать в аренду, продавать, дарить, передавать по наследству. Вопрос в другом: как их использовать? Конечно, мы запрещаем размещать в объекте культурного наследия производство: если в здании, которому больше ста лет, поставить станки, вибрация приведет к его постепенному разрушению. Очень осторожно относимся и к объектам, в которых расположены пункты общественного питания. Такие у нас на особом контроле. Но мы не выставляем бизнесу запреты. Мы просто говорим, что можно делать и что нельзя. И обязательно прописываем это в охранных обязательствах.

Однако бизнес весьма осторожен в приобретении зданий, внесенных в реестр объектов исторического и культурного наследия. А современной приметой кризисной экономики становится отказ от этих объектов - со ссылкой на жесткие и финансово емкие охранные регламенты.

Контраргументы Хаутиева - довольно резонны. Любое здание требует ухода и ремонта, его хорошее состояние нужно поддерживать. Но если вы владеете памятником архитектуры, то помимо вас о вашей собственности заботится еще и государство. Оно заинтересовано в том, чтобы эти объекты сохранились, а значит, и в том, чтобы собственник принимал меры по сохранению уникального объекта, которым владеет.

Вопрос - во сколько обходится хорошее состояние здания? И всегда ли нужно держаться до последнего, отстаивая право старинного дома на существование?

Кому он нужен, особый статус

Споры историков, архитекторов, застройщиков и горожан по поводу сохранения исторического облика Симбирска-Ульяновска то утихают, то вспыхивают с новой силой. Перерастая порой в конфликты, победы в которых с переменным успехом достаются каждой из сторон. Выигрывает ли от этого город в принципе? Однозначного ответа на этот вопрос нет.

Снесли практически возведенный четырехэтажный жилой дом по соседству с ливчаковским «Теремком», не дали строить отель «Мариотт» рядом с храмом Всех Святых на улице Минаева - это из недавнего. Потеряли целые куски исторических улиц Радищева, Красногвардейской -
из современного, но уже прошлого. Например, там, где стоит областная детская больница, были два исторических здания, которые принадлежали фотографу Горбунову. Многие фамильные фото симбирян и ульяновцев сделаны именно здесь. Что важнее - сохранить эти два домика или построить современную больницу? Едва ли этот вопрос риторический.

Начиная от угла Красногвардейской и заканчивая поворотом на Гончарова, до бульвара Пластова, тоже была рядовая застройка, - рассказывает председатель совета Ульяновского отделения ВООПиК Ольга Свешникова. - Но рядовая не значит плохая. Памятников было два-три, но они были. Главное, что была сохранена строчка. Стоит из этой строчки убрать один-два дома, и сразу теряется смысл сохранения. Так же, как знаменитый «Теремок». Появились пристрои, осталось два-три исторических здания. И что?.. Или возьмите дом, где жил Дмитрий Ульянов. Его поставили на охрану как исторический. Хозяева живут в Казахстане, в Ульяновск приезжают периодически. И продать дом не могут, потому что продажа вместе с нагрузкой - охраной, и содержать не могут, поскольку это большие затраты. Смотришь на дом, весь перекошенный, и думаешь: может, лучше, чтобы его не было?..

А горожане, включая заинтересованных предпринимателей, вспоминают о несостоявшихся пешеходных улицах в современном Ульяновске. Намерение закрыть от транспорта часть улицы Карла Маркса, от перекрестка с улицей Гончарова до Карамзинского сквера, пожалуй, было прожектом. А вот пешеходная улица Федерации могла бы состояться. Первым попыткам осуществить этот проект уже почти 20 лет. В то время на Федерации еще были сохранены многие исторические здания, а бизнес, расположенный здесь, готов был вкладываться как в ремонт фасадов, так и в свое концептуальное развитие - с туристическо-развлекательным уклоном.

Сегодня существует объект регионального значения - достопримечательное место «Ярмарочный квартал». Проект разработан архитектурной мастерской «Симбирскпроект». По сути, достопримечательное место - это один целостный памятник истории и культуры, внутри которого разрешены определенные градостроительные режимы. Однако на этом пока все застопорилось.

Границы есть, режимы определены, но чтобы наполнить все это внутри - нужна как минимум какая-то большая концепция, в разработке которой должны участвовать и музейщики, и архитекторы, и искусствоведы, и арендаторы, - говорит Ольга Свешникова. - Пока этого нет.

Между тем, есть интересный опыт Самары. На Московском урбанистическом форуме в октябре о нем рассказывал Виталий Стадников, экс-главный архитектор этого города, а ныне - замдекана Высшей школы урбанистики:

Мы в свое время создали общественную организацию «Самара для людей» -
чтобы помогать жителям исторической части оформлять землю в собственность, потому что это единственная защита от строительства там каких-то объектов… По сути, созрел механизм создания альтернативных программ развития территорий. Сейчас ведется разработка мастер-плана по исторической части Самары. В результате удалось войти в группу стратегического планирования, а это уже закон города Самары, принятый до 2025 года. И через эту группу так называемого пространственного развития появился механизм проецирования решений, которые разрабатываются альтернативным способом.

Принцип «кнута» и «пряника»

В Ульяновской области есть межведомственная рабочая группа по противодействию незаконной застройке на территории достопримечательных мест.
А по содействию законному включению исторических зданий в современный деловой оборот?..

Конечно, мы прекрасно понимаем, что принцип бизнеса - получение прибыли. Предпринимателям надо снести гнилой одноэтажный дом и построить многоэтажное здание большой площади. «Кнут» для нарушителей есть (серьезные штрафные санкции), но должен быть и «пряник», - заявил на заседании круглого стола «ДО» директор Средневолжского филиала ФГУП «Институт «Спецпроект-
реставрация» Юрий Козлов. - Ведь по факту сейчас порой выгоднее объект угробить, чем проводить ремонтно-реставрационные работы.

С предложением Юрия Козлова - ввести налоговые и прочие льготы для владельцев объектов культурного наследия, если те вкладывают деньги в их сохранение, - солидарны и предприниматели, и историки. Однако, несмотря на то, что федеральному закону об объектах культурного наследия скоро уже 20 лет, внятный механизм преференций так и не разработан.

Таким механизмом вполне могло бы стать государственно-частное партнерство, благо, есть уже и ульяновский региональный закон о ГЧП, и федеральный. Например, концессионное соглашение: предприниматель берет на себя обязанность по восстановлению объекта культурного наследия, а здание предоставляется ему городом (если это муниципальная собственность) в аренду по минимальной фиксированной цене, с учетом всех затрат на ремонт. По окончании срока соглашения здание должно быть возвращено городу. Если стороны не договорятся о продлении договора.

Сегодня о примере таких соглашений рассказывает город Череповец. Не забывая подчеркнуть, что это первые в России концессионные соглашения, которые заключены с целью восстановления объекта культурного наследия. Первые ли? Остается верить на слово.

В Ульяновске по похожей схеме десять лет назад было возвращено к активной жизни здание на улице Гончарова, 50. Реконструировала и реставрировала его компания «Ульяновск-GSM»: и свои условия улучшила, и исторический облик города сохранила. По сей день, когда речь заходит об удачном примере «интеграции» коммерческих структур в историческую среду, большинство владельцев бизнеса и чиновников вспоминают именно этот объект.

Между тем, для объектов федеральной собственности предложен довольно привлекательный механизм. С сентября вступило в силу постановление Правительства РФ, которое дает возможность сдавать требующие реставрации объекты историко-культурного наследия в частные руки на 49 лет за один рубль.

Огромный блок федеральных памятников, тысячи и тысячи, находятся в плачевном состоянии! Теперь же благодаря этому постановлению, если вы отремонтировали, можете делать там, что хотите, можете развивать там бизнес. Сорок девять лет - это два поколения. Практически вечное владение, - заявил на сентябрьском съезде реставраторов в Казани министр культуры России Владимир Мединский.

Впрочем, речь об условной цене: один рубль - это стартовая цена аукциона, в результате которого появится реальная цена аренды. Понятно, что в типовом договоре будут прописаны условия расторжения контракта, если арендатор не выполняет обязательств. Критерии же объекта, находящегося в неудовлетворительном состоянии, определены еще одним постановлением правительства.

Но, повторимся, это решение для федеральной собственности. А как быть с региональной и муниципальной?

В Департаменте Ульяновской области по культурному наследию рассказывают, что совместно с администрациями районов прорабатывался вопрос продажи памятников архитектуры по минимальной цене, но с условием, что новые собственники будут вкладывать средства в сохранение этих объектов, подпишут охранные обязательства. Инициатива не прижилась. Прежде всего, потому что такие объекты интересны не в глубинке, а в крупных городах, где на них действительно можно делать бизнес.

По региональным лекалам?

Однако первые меры региональной поддержки уже появились. В 2014 году Правительство Ульяновской области приняло постановление о предоставлении субсидий на возмещение затрат, связанных с сохранением объектов культурного и исторического наследия регионального значения. На господдержку могут рассчитывать физические лица, общественные, некоммерческие организации, индивидуальные предприниматели. Для этого надо выполнить ряд условий. Проект реставрации или ремонтных работ должен быть согласован с региональным Министерством искусства и культурной политики. Исполнителем работ должна стать организация, которая имеет соответствующую лицензию Минкульта РФ
(в Ульяновске таковых 15). Требования подрядчика должны быть открыты и понятны (необходимо предоставить смету). Факт оплаты работ надо подтвердить документально. И тогда 50% от стоимости выполненных работ возмещается государством.

Уже оценили эту меру Симбирская митрополия Русской православной церкви и Региональное духовное управление мусульман Ульяновской области. С физическими лицами - сложнее. Собственниками зданий, признанных объектами исторического наследия, зачастую являются люди пожилые и малообеспеченные. Оплата постфактум для них неприемлема: осилить расходы на проектную документацию, ремонт и реставрацию «по правилам» они просто не в состоянии. Поэтому в 2016 году в регионе планируют подойти к ситуации иначе - не возмещать затраты, а предоставлять средства заранее.

Я больше всего боюсь, что такие объекты по районам обречены на гибель, - говорит Шарпудин Хаутиев. - Поэтому нам очень важно, чтобы люди там жили и сохраняли эти здания.

Живет человек в доме и хочет сохранить его для потомков, - рассуждает Ольга Свешникова. - Например, дом деревянный, с интересным красивым декором, известен и автор проекта. Хозяин своими силами поддерживает его исторический облик. Но стоит поставить здание на охрану, как объект культурного наследия, с собственником заключают охранное обязательство. И отныне обязан он любую ремонто-реставрационную работу проводить через проекты и экспертизы, что требует немалых денег. Я иногда думаю: возможно, это законодательство рассчитано на солидные города в плане исторического наследия -
Санкт-Петербург, Псков, Вологду, Владимир, где выделяются из госбюджета немалые средства на сохранение культурного наследия, в том числе и на реставрацию недвижимых памятников.
У нас по столичным меркам объекты более «скромные», но это наша история, наши памятники, и мы должны их сохранить.

Все, что касается охраны объектов культурного наследия, на законодательном уровне уже принято, считают эксперты. Пора подумать о поддержке тех, кто ими владеет. Нельзя уравнивать все объекты, причисленные к памятникам истории и культуры, а также требования к этим объектам. Ценовые категории зданий, которые находятся в Москве и, скажем, в Сенгилеевском районе Ульяновской области, серьезно разнятся. Достаток людей, которые проживают в этих зданиях, тоже разнится.

Защита и охрана объектов исторического и культурного наследия регулируется Федеральным законом № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» от 25.06.2002. К памятникам археологии законодательство относит объекты старше 100 лет. К памятникам архитектуры - здания, которым не менее 40 лет. Памятник истории может быть и моложе 40, если он связан с известной личностью либо носит мемориальный характер.

Для тех, кто живет в селе, эти дома являются обычным местом жительства, и загонять их в тупик жесткими ограничениями и обременениями нельзя, -
считает Шарпудин Хаутиев. - На мой взгляд, здесь в законодательстве большая брешь. К этим людям должен быть иной подход. Надо подумать о серьезных мерах их стимулирования, о том, как им можно помочь. Привлекать к ответственности человека, который живет на одну пенсию, штрафовать его - порой рука не поднимается. Он просто уйдет с этого объекта, ему не нужен такой дом. И что тогда станет со зданием?

Как работать с культурной средой

Есть и еще один вопрос «в тему»: насколько удачны попытки сохранить среду за счет псевдоисторических новоделов? На градостроительных советах часто возникает конфликт мнений по поводу центральной части города. И касается он не столько сохранения исторического наследия, сколько архитектурного облика новых объектов.

Если посмотреть на современную архитектуру, которая пытается претендовать на историчность, - хороших образцов нет. Ни в центре Ульяновска, ни в городе вообще. В стране - есть, а в Ульяновске как-то не случилось, - категоричен зампредседателя Ульяновского отделения Союза архитекторов России Сергей Фролов.

В большой части архитектурного сообщества доминирует мнение, что всякое здание должно соответствовать своему времени. Псевдоисторические новоделы, зачастую, ничего, кроме отторжения, не вызывают.

В России есть достаточно яркие образцы такого «историзма», - замечает Сергей Фролов. - Меня поразила картина в московском Пыхов-Церковном проезде. Неоклассическое здание Михаила Филиппова, с колоннами, балясинами, карнизами - вроде, красиво. Но когда взгляд скользнул вправо на настоящий сталинский ампир - все стало на свои места! Простая, естественная архитектура затмевает современное узорочье - живая классика! Я считаю, современное здание должно говорить современным пластическим языком. Это может быть скромный стеклянный фасад, который оттенит объект исторического наследия. Не надо играть с ним в прятки, нужно иметь свое лицо.

Всем, кто заинтересован в сохранении исторического наследия, надо, прежде всего, работать с культурной средой, с формированием у горожан интереса к памятникам истории и культуры, понимания их ценности и значимости, считают в Союзе архитекторов. К сожалению, у богатых людей пока нет желания блеснуть не просто дорогим красивым домом, а тем, что этот дом с какими-то культурными наслоениями, историческими пластами. Да и бизнес-структуры в массе своей считают размещение в исторических зданиях не плюсом для бизнеса, а обременением.

Надо каким-то образом ввести моду на жизнь в историческом здании, на работу в историческом здании, - говорит Сергей Фролов. - Чтобы человек, обустраивая себе в таком здании офис, не только видел проблемы и обременения, но ощущал приобщение к дворянской культуре или к какому-то пласту исторического наследия. Чтобы это было круто, престижно.

Конечно, процесс этот небыстрый. Но начинать надо с малого. В Ульяновском отделении Союза архитекторов России, например, в октябре прошел цикл лекций по градостроительству. Для всех желающих.
На базе строительного лицея в Ульяновске третий год работает архитектурная школа Сергея Кангро. А экскурсии по архитектурным памятникам Симбирска-Ульяновска, организованные креативным пространством «Квартал» на площадке музейного дворика Дома Гончарова, стали настоящим событием ны-
нешнего лета.

Несколько лет назад на одном из круглых столов «ДО» прозвучало предложение сделать Ульяновску, по примеру Москвы и Санкт-Петербурга День исторического наследия. Что это такое. Люди, которые находятся в исторических зданиях, понимают престижность этого здания для своего бизнеса. Раз в год открываются двери - неважно, строительная это фирма, казначейство или банк - и всех желающих приглашают на экскурсию. Хозяева рассказывают гостям о своем здании, его истории, о том, как они осуществляют преемственность. День исторического наследия можно обозначить единым днем в городе. Или каждый выбрал бы этот день для себя. Предложение показалось интересным, но День исторического наследия в деловую и культурную жизнь Ульяновска так и не вошел.

Однако жителям города и всем, кто интересуется его историей и архитектурой, стоит знать, что можно посетить любой объект исторического и культурного наследия, который вызывает интерес.
В охранном обязательстве по каждому такому объекту в обязательном порядке прописано: обеспечить беспрепятственный доступ в здание для всех желающих в установленные дни или часы. Делается это для популяризации исторического наследия.

При любом обращении граждан, которые неравнодушны к своей истории, архитектуре, мы согласовываем все действия с собственником и обеспечиваем доступ в здание, которое они хотели бы посетить, - сообщили «ДО» в департаменте по культурному наследию.

Людмила Ильина

Фото: С. Ларин

Как люди должны относиться к произведениям искусства: варварски уничтожать их или сохранять и оберегать наше великое наследие? Именно над этими вопросами размышляет В.П.Катаев в своём тексте. В нём писатель ставит нравственную проблему исчезновения памятников архитектуры.

Автор, рассуждая по данной теме, опирается на собственные размышления. Прозаик считает, что избавление от таких значимых скульптур, способно вызвать душевную депрессию и негодование. По мнению публициста, «не зримая всевластная рука» погубила многие произведения великого искусства, ведь это память, которая «разрушается, как старый город».

Власть, разрешая уничтожать великие памятники, не задумывалась о людях, не интересовалась мнением окружающих. В наше время многие мемориалы и памятники уничтожают либо переставляют на другие места, не задумываясь о последствиях. Писатель с беспокойством относится к нынешним изменениям: «болезненно ощущаю отсутствие Пушкина на Тверском бульваре». Мы приходим к мысли, что уничтожение архитектурных сооружений может негативное повлиять на духовный и нравственный мир человека.

С точкой зрения С.А.Воронина нельзя не согласиться.

Действительно, произведения искусства – эта та часть, которая досталась нам от великих людей, эта память, которую нужно хранить для последующих поколений.

Ярким доказательством выступает произведение Д.С.Лихачёва «Письма о добром и прекрасном». В книге рассказывается об уничтожении памятников культуры. Так на Бородинском поле был взорван памятник на могиле Багратиона, а в Ленинграде был снесён Путевой дворец. Автор с беспокойством относится к происходящему, ведь даже в годы войны наши бойцы старались сохранять и не разрушать великую память.

Подтверждение данной проблемы можно также найти в биографии Д.С.Лихачёва. Великий академик призывал охранять прошлое, считая, что утрата любого памятника архитектуры невосстановима, так как они всегда индивидуальны. По его мнению, именно мы несём ответственность перед нашими потомками за сохранность памятников культуры.

Таким образом, поднятая прозаиком проблема заставляет каждого из нас задуматься о важности сохранения памятников архитектуры. Ведь именно они несут за собой память далёких предков, которую мы должны беречь.

Обновлено: 2017-06-26

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.