Лукашевич, клавдия владимировна. Клавдия лукашевич - сиротская доля Клавдия Лукашевич

⁰

СССР СССР Род деятельности:

детская писательница

Направление: Жанр:

рассказ, повесть, фантастическая комедия

Язык произведений:

Внешние изображения

Кла́вдия Влади́мировна Лукаше́вич (настоящая фамилия - Хмы́зникова , урожд. Мирец-Имшенецкая ; 11 декабря , Санкт-Петербург - февраль , Ленинград) - российская детская писательница, педагог-практик.

Биография

Родилась в семье в семье обедневшего украинского помещика . Училась в Мариинской женской гимназии , брала уроки музыки и рисования. С 1871 года давала уроки, занималась перепиской. [ ] В 1885-1890 годы жила в Иркутске по месту службы мужа, продолжала преподавать .

В 1890 году после смерти мужа и дочери вернулась в Петербург , служила в правлении Юго-Восточных железных дорог .

В годы Первой мировой войны устроила приют для детей воинов, ушедших на фронт. Содержала на свои средства палату для раненных в лазарете.

Семья

К. В. Лукашевич была матерью четверых детей (одна из дочерей умерла в 1890 ; сын погиб в 1916 году на войне ).

Творчество

Первая публикация - стихотворение «Памяти императора Александра II» - состоялась 7 марта 1881 года в журнале «Детское чтение » за подписью «Гимназистка» .

Писала исключительно для детей - рассказы, повести, сказки, пьесы, биографии известных людей (В. А. Жуковского , Ф. И. Гааза и др.), составляла хрестоматии, сборники для чтения, занятий, развлечений, календари, сборники к семейным и школьным праздникам, посвящённые юбилеям писателей, историческим событиям .

Сотрудничала в «Биржевых ведомостях», печатала рассказы в «Детском чтении», «Игрушечке», «Задушевном слове », «Роднике», «Семейных вечерах », «Всходах », «Юном читателе» и других детских журналах того времени .

Произведения К. В. Лукашевич проникнуты любовью к детям, желанием пробудить в них человечность, трудолюбие, внимание к окружающему миру .

Библиография

Избранные издания

«Веселые дни. Сцены из народного быта», 1896
«В сельской школе. Сцены для школьного театра», 1898
«Школьный праздник в честь Л. Н. Толстого»
«Осада Севастополя»
«Азбука - сеятель и первое чтение для школы и семьи», 1907
«Зернышки», 1889
«Босоногая команда», 1896
«Мое милое детство», 1914
«Жизнь пережить - не поле перейти», 1918
Аксютка-нянька, 1915
Артюшка и Гаврюшка, 1914
Барин и слуга, 1910

Награды и признание

Критика

В СССР произведения К. В. Лукашевич считались проникнутыми мелкобуржуазной моралью и не представляющими художественной ценности: им присущи «сентиментальность, дидактичность, шаблонность ситуаций, схематичность характеров» ; «от всех этих произведений веет мещанским сентиментализмом»; «в них настойчиво вдалбливается в голову ребенка понятие о преимуществах и торжестве добродетели и доказывается взрослым плодотворность филантропии» . Выражая общепринятые и официально апробированные взгляды, К. В. Лукашевич приспособилась к требованиям широкого потребителя-обывателя и дореволюционной педагогики .

Напишите отзыв о статье "Лукашевич, Клавдия Владимировна"

Примечания

Литература

// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907. - Т. 18. - С. 87.
- статья из Литературной энциклопедии 1929-1939 (автор - Алексеева О.)
Петрова Г. А. // Краткая литературная энциклопедия . - М .: Советская энциклопедия , 1962-1978. - Т. 4 .
Осмоловский А. // Незабудка: журнал. - 1916.

Ссылки

. Российская портретная галерея . Самые разные фотографии. Проверено 15 июля 2016.
. Мирец-Имшенецкий . Генеалогическая база знаний (23 ноября 2005). Проверено 15 июля 2016.

Отрывок, характеризующий Лукашевич, Клавдия Владимировна

Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».

Лукашевич, Клавдия Владимировна

Писала исключительно для детей. Род. в Петербурге в семье чиновника, получила среднее образование. До 1881 занималась педагогической деятельностью. Произведения Лукашевич сентиментальны, насквозь проникнуты мелкобуржуазной моралью и не представляют никакой художественной ценности.

Л. писала рассказы, повести, сказки, пьесы, биографии великих людей ("Как жил В. А. Жуковский", "Истинный друг человечества, д-р Ф. И. Гааз" и др.), составляла хрестоматии, сборники для чтения, занятий, развлечений, календари ("Кузовок", "Светлый луч", "Первое словечко", "Ясное солнышко" и др.), сборники к семейным и школьным праздникам, посвященные юбилеям писателей, историческим событиям ("Школьные праздники", о Толстом, о Лермонтове, 1812 г., Севастопольская оборона, "Елка" и др.). От всех этих произведений веет мещанским сентиментализмом. В них настойчиво вдалбливается в голову ребенка понятие о преимуществах и торжестве добродетели и доказывается взрослым плодотворность филантропии.

Главные герои произведений Л. - добродетельные старики и старушки, часто с виду суровые и необщительные, но чуткие, ласковые, ревностно относящиеся к своим обязанностям ("Птичница Агафья", "Макар", "Няня" и др.), и хорошие добрые детки, любящие и заботящиеся о животных, птицах, цветах, отзывчивые к несчастным, вежливые со старшими ("Гнездышко", "Мишка", "Даша Севастопольская", "Старуха с муфтой" и др.). Дети-труженики и талантливые дети "из народа" ("Аксютка-нянька", "Ваня-пастух", "Искра божия" и др.) обычно при содействии интеллигентного благодетеля выбиваются в люди. Личная добродетель и талант - залог к достижению положения в высших слоях современного буржуазного общества и к счастливой благополучной жизни. Выражая во всех этих произведениях общепринятые и официально апробированные взгляды, Л. приспособилась к требованиям широкого потребителя-обывателя и дореволюционной педагогики.

Многочисленные произведения Л. были популярны в широких обывательских кругах и в школе. Отдельные произведения в переработанном виде издавались и в Советской России частными издательствами (Сын стрелочника, издание Мириманова, Москва, 1927; Митрофашка, изд. Сойкина, П., б. г.).

Библиография: II. Соболев М. В., О детских книгах, изд. "Труд", М., 1908; Чехов Н. В., Детская литература, М., 1909; "Что и как читать детям", 1912, 1, 12; 1913-1914, 3, 7; "Новости детской литературы", 1912-1915; Венгеров С. А., Источники словаря русских писателей, т. IV, II., 1917.

О. Алексеева.

{Лит. энц.}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Лукашевич, Клавдия Владимировна" в других словарях:

Русская писательница. Родилась в Петербурге в семье чиновника. Некоторое время учительствовала. В 80 е годы начала печататься; писала исключительно для детей. Произведения Л. отличались сентиментальностью, дидактичностью… …

ЛУКАШЕВИЧ Клавдия Владимировна - (18591937), русская писательница. Автобиогр. нов. «Мое милое детство» (1914), «Жизнь пережить не поле перейти» (1918). Рассказы, очерки, пьесы для детей. «Азбука» (1907; много изд.) … Литературный энциклопедический словарь

Лукашевич Хмызникова, Клавдия Владимировна писательница для детей. Родилась в 1859 г. Была учительницей в Иркутске. Ее повести, рассказы, воспоминания, хрестоматии, школьные праздники и иные сборники разошлись в миллионах экземпляров. Теплота и… … Биографический словарь

Клавдия Владимировна (1859) писала исключительно для детей. Р. в Петербурге в семье чиновника, получила среднее образование. До 1881 занималась педагогической деятельностью. Произведения Лукашевич сентиментальны, насквозь проникнуты… … Литературная энциклопедия

I Лукашевич Александр Осипович (январь 1855 ум. после 1907), русский революционер, народник. Род. в экономии Кассаля Софиевка Днепровского уезда Таврической губернии в семье австрийского подданного. В 1873 поступил в Петербургский… … Большая советская энциклопедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Меншиков. светлейший князь Владимир Александрович Меншиков Дата рождения … Википедия

Сталинская премия за выдающиеся изобретения и коренные усовершенствования методов производственной работы форма поощрения граждан СССР за значительные заслуги в техническом развитии советской индустрии, разработки новых технологий, модернизации… … Википедия

- # А Б В Г Д Е Ё Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш … Википедия

Эта страница информационный список. Основные статьи: Сталинская премия, Сталинская премия за выдающиеся изобретения и коренные усовершенствования методов производственной работы … Википедия

- … Википедия

Книги

Оборона Севастополя и его славные защитники , Лукашевич Клавдия Владимировна. Посвященная внукам героев-севастопольцев, книга выдающейся детской писательницы Клавдии Владимировны Лукашевич (1859-1931) рассказывает о героической обороне Севастополя в Крымскую войну…

Клавдия Владимировна Лукашевич-Хмызникова – детская писательница и педагог, родилась 11 (23 по новому стилю) декабря 1859 г. в Петербурге в семье обедневшего украинского помещика, коллежского асессора. Училась в Мариинской женской гимназии, где выпускала рукописный журнал «Звезда», помещая в нем свои стихи и поэмы, брала уроки музыки и рисования. С 12 лет давала уроки сама, занималась перепиской для заработка.

В 1881 г. в журнале «Детское чтение» было впервые опубликовано ее стихотворение «Памяти императора Александра II», под которым стояла скромная подпись: «Гимназистка». В начале 1880-х гг. она печаталась в журнале «Семейные вечера». В 1885 г. переехала в Иркутск, куда ее муж, Константин Францевич Лукашевич, был назначен инспектором Девичьего института Восточной Сибири. Литературное творчество сочетала с общественной и педагогической деятельностью: преподавала в младших классах русский язык, составляла хрестоматии, писала азбуки, учебники, пособия по проведению музыкально-драматических утренников, вечеров, праздников, а также множество детских повестей и рассказов. В 1889 г. за рассказ «Макар» получила премию петербургского Фребелевского общества. Впоследствии премии были удостоены и другие ее рассказы. В 1890 г. после скоропостижной смерти мужа и 10–летней дочери Лукашевич вернулась с тремя детьми в Петербург и поступила на службу в правление Юго-Восточной железной дороги, временно определив детей в малолетнее отделение Николаевского сиротского института. Сотрудничала практически со всеми детскими периодическими изданиями.

Повести и рассказы писательницы в большинстве своем основаны на событиях и впечатлениях личной жизни, проникнуты любовью к детям, желанием пробудить в них человечность, трудолюбие, внимание к окружающему миру. Рецензенты упрекали ее в излишней сентиментальности, «избытке добродетели». В ответ на подобную критику Лукашевич писала: «Если сентиментальностью назвать то, что я щадила детское воображение от жестоких, тяжелых картин, то я делала это сознательно. Я изображала правду жизни, но брала большею частью хорошее, чистое, светлое; оно действует на юных читателей успокоительно, отрадно, примиряюще». В годы Первой мировой войны, продолжая активно печататься, она содержала на свои средства палату для раненых в лазарете, устроила приют для детей воинов, ушедших на фронт. В 1916 г. потеряла на войне сына. В 1921 г. вернулась в Петроград по вызову Луначарского и на предложение переделать свои произведения «в духе времени» ответила отказом. В 1923 г. ее сочинения были изъяты из библиотек.

Последние годы писательница жила в крайне стесненном материальном положении. Скончалась Клавдия Владимировна Лукашевич в Петербурге в феврале 1931 г. Она сеяла вокруг себя «зернышки» прекрасного, доброго, вечного, и ее книги, написанные рукой подлинного мастера слова, задушевно и талантливо, спустя годы насильственного забвения сегодня возвращаются к нам («Заветное окно», 1997; «Доблестный Севастополь», 2006; «Мое милое детство», 2007; «Первое словечко. Хрестоматия для детей», 2009, и многие другие).

Клавдия Владимировна Лукашевич

Сиротская доля

ФЛЕЙТА ЗАИГРАЛА

В просторной светлой столовой обедало более 60 девочек. Одетые в однообразные серые платья с белыми передниками и белыми пелеринами, они сидели тихо и чинно за двумя длинными столами; лишь по временам некоторые резвые шалуньи перешептывались, толкали друг друга и втихомолку хихикали. Девочки были разных возрастов: совсем маленькие крошки с наивными детскими личиками, девочки-подростки и почти уже взрослые девушки.

Тут же, по краям столов, сидели две особы в темных платьях - должно быть, воспитательницы. Одна была молодая, с добрыми близорукими глазами, которые она постоянно щурила. Другая - была старушка, худощавая, седая, с холодным взглядом светлых, как бы стальных, глаз; держалась она необыкновенно прямо и строго посматривала на девочек.

Было начало осени. В открытые окна столовой врывались теплые ласкающие лучи солнца и доносились уличные звуки: воробьи чирикали, кричали разносчики, трещали и громыхали проезжающие экипажи, телеги, слышались разговоры прохожих.

Петрова, не мечтай, пожалуйста! Что ты все оборачиваешься?! Ешь скорее! - произнесла громко и раздельно, отчеканивая каждое слово, старушка-воспитательница.

Та, к которой относились эти слова, худенькая, маленькая девочка, с коротко остриженными волосами, торчащими ежом, с большими выразительными, точно удивленными, глазами, вспыхнула, как зарево, и привстала на окрик.

Садись, ешь, как другие… О чем ты всегда мечтаешь?! Глаза устремила на небо, рот открыла… Этак у тебя ворона кусок изо рта унесет, - сказала старушка.

Воспитанницы рассмеялись звонко и весело, очень довольные возможностью посмеяться. Учительница живо успокоила их.

Петрова застенчиво улыбнулась, села снова на свое место и усердно принялась за еду.

О чем ты вечно думаешь, Наташа Петрова? - шепотом спросила ее соседка, маленькая, курносая, полная девочка, с черными, точно коринки, глазами, с ямочками на пухлых щеках.

Ни о чем… так… просто… Я даже совсем не думала… - ответила Наташа.

Смешная ты! Ни о чем не думать нельзя. Зоя Петровна говорила, что каждый человек всегда о чем-нибудь думает… Значит, ты не как все люди…

Я смотрела в окно… Там птички чирикали, видно кусочек неба, такое синее-синее… Там хорошо, светло… Право, я ни о чем не думала… Не знаю, что и сказать.

Ты «незнайка», Петрова. Не хитри… Я знаю, знаю, о чем ты всегда думаешь, - поддразнила шепотом подругу черноглазая девочка и при каждом слове улыбалась и делала уморительные гримасы.

Петрова посмотрела на нее удивленно и вопросительно и опять покраснела.

В это время на улице за окном раздались грустные, заунывные звуки флейты…

Как и что затем произошло, никто не мог никогда хорошенько вспомнить…

Вдруг раздался страшный крик и произошел невообразимый переполох.

Ай-ай-ай! Флейта! Флейта! Дядя! Флейта! - послышался среди девочек громкий не то возглас, не то вопль… Вслед за ним другой, третий… Все повскакали с мест. Наташа Петрова бросилась к окну первая. За ней все девочки, попадали скамейки, ножи, ложки, вилки; кто-то опрокинул кружку с водой…

Лицо Петровой было багрово-красное, испуганное. Она высунулась в окно и, казалось, не помнила себя.

Учительницы тоже бросились за девочками; они успокаивали их, брали за руки, тянули к столу, произносили угрозы, расспрашивали:

Что случилось? Кто закричал первый? Почему Петрова побежала к окну? Как смели все повскакать с места? Садитесь, садитесь скорее! Все будете наказаны. Начальница идет!

Все с шумом бросились к оставленным местам. Водворились порядок и тишина.

Начальница, маленькая, еще не старая женщина, в синем платье и с черной кружевной косыночкой на голове, стояла в дверях соседней комнаты и испуганно, недоумевающе строго смотрела на всех.

Что тут произошло?

Послышались отрывочные, робкие, бестолковые ответы.

Мы испугались… Мы думали… Там на улице заиграла флейта.

Ну что же такое, что заиграла флейта? Чего ж пугаться-то, кричать, производить беспорядок?

Заиграла флейта… Наташа Петрова закричала… Мы испугались…

Я ничего не понимаю. Надежда Ивановна, объясните, пожалуйста, - обратилась начальница к старушке.

Я и сама не могу понять, Анна Федоровна, отчего они все переполошились, повскакали с мест, закричали. На улице какой-то мальчишка заиграл на флейте. Кажется, закричала первая Наташа Петрова и бросилась к окну.

Петрова, поди-ка сюда!

Виновница ужасного переполоха, взволновавшего весь приют, встала и бледная, как полотно, подошла к начальнице; она вся дрожала и крупные слезы скатывались по длинным ресницам.

Скажи, пожалуйста, отчего ты закричала? Как ты смела вскочить из-за стола?

Девочка молчала.

Отвечай мне! Как ты решилась на такую дикую выходку? Отчего ты вздумала вскочить? Ты перепугала всех и произвела страшный беспорядок.

Девочка начала всхлипывать.

Петрова, отвечай сию минуту!

Наташа, не упрямься. Расскажи Анне Федоровне всю правду и попроси прощения, - проговорила молодая учительница, приблизившись к девочке.

Там заиграла флейта… - едва слышно прошептала девочка.

Я слышала это уже десять раз… Что ж из этого? Мало ли кто на улице может играть?! Это не резон, чтобы кричать, вскакивать из-за обеда и всех пугать…

Я думала, я думала… Флейта заиграла… - девочка смешалась, закрыла лицо руками и горько заплакала.

Что ты думала? Отчего ты закричала?

Петрова рыдала, не произнося ни слова.

Отвечай, Наташа, нехорошо упрямиться. Скажи чистосердечно Анне Федоровне, что ты думала, - уговаривала девочку молодая учительница, ласково положив руку на ее плечо.

Но девочка плакала и не ответила больше ни слова.

Ты будешь строго наказана, Петрова! Стой тут за столом, пока дети будут обедать, затем пообедаешь после одна и придешь ко мне в комнату для объяснений.

Начальница ушла.

Молодая учительница, удивленная непонятным упрямством девочки, укоризненно покачала головой и сказала:

Понять не могу твоего поведения! Очень стыдно и нехорошо так вести себя, Петрова!

Что сделалось с нашей «незнайкой», с нашей тихоней? Она, наверно, с ума сошла. Смотрите, какая она белая, точно мукой посыпана! Губы-то как у нее дрожат… Отчего она так закричала? Испугалась, что мальчишка на флейте заиграл. Какая она смешная! Вот-то глупая! - судили и рядили воспитанницы между собою, посматривая на Наташу, стоявшую около своего места.

А у наказанной девочки в это в время в стриженной головке проходили, как в панораме одна картина за другой. Неожиданно заигравшая во дворе флейта напомнила ей недавние лучшие дни ее короткой жизни и того, кто один любил ее, жалел и баловал. Эти дни промелькнули, как падающая звездочка. Не забыть их Наташе, не забыть и дядю Колю, так хорошо игравшего на флейте. Где он? Почему забыл Наташу?! Может, умер под забором, как пророчила тетя Маша, может ходит и играет на флейте по дворам… Его все не любили, все смеялись над ним… Одна Наташа жалела, любила и помнит. Она затаила глубоко в памяти и в сердце эти воспоминания и никому не расскажет о них: другие ее не поймут и будут смеяться. Все всегда смеются над ним. Вот почему она так упорно молчала, когда ее спрашивали начальница и учительницы. И объяснения от нее никто не добился.

ПОСТУПЛЕНИЕ В ПРИЮТ

Шесть месяцев тому назад Наташу Петрову привела в приют тетка.

Маленькая стриженая девочка тихо озиралась большими испуганными глазами в незнакомом месте и хваталась дрожащими руками за платье своей спутницы. Как ни тяжело жилось ей в семье тетки, особенно последнее время, но там все было знакомо, там бывали и светлые дни, а здесь все чужое, неведомое, и как ей всегда говорили тетка и сестра, ее здесь порядком приструнят и воли не дадут.

Тетя Маша, я домой хочу, - прерывающимся голосом прошептала Наташа, прижимаясь к тетке.

Что, голубушка, боишься?.. Не умела ценить родных, не умела быть благодарной… Поживи-ка в чужих людях… Не раз вспомнишь наш дом… Увидишь и колотушки и обиды; не раз поплачешь, тогда вспомнишь, что тетя да Липочка доброму учили, - запугивала девочку расходившаяся женщина. Это была особа высокая, полная, с лоснящимся лицом, покрытым веснушками.

Наташа дрожала, как в лихорадке.

Тетя Маша, возьмите меня домой, - шептала она, сквозь подступившие рыдания.

Ничего, поживешь и здесь… Тебя давно пора прибрать к рукам, - пугнула ее еще раз тетка и стала униженно кланяться начальнице, которая вышла в приемную.

Уж вы не оставьте ее своею милостью, госпожа начальница. Она сирота… Не я ее растила. Девочка баловная, ни к чему хорошему не приучена… С ней надо строгостью.

Клавдия Владимировна Лукашевич (настоящая фамилия - Хмызникова, урожд. Мирец-Имшенецкая; 11 декабря 1859, Санкт-Петербург - февраль 1937, Ленинград) - российская детская писательница, педагог-практик.

Биография

Родилась в семье в семье обедневшего украинского помещика. Училась в Мариинской женской гимназии, брала уроки музыки и рисования. С 1871 года давала уроки, занималась перепиской. В 1885-1890 годы жила в Иркутске по месту службы мужа, продолжала преподавать.

В 1890 году после смерти мужа и дочери вернулась в Петербург, служила в правлении Юго-Восточных железных дорог.

Умерла в Ленинграде в феврале 1937 года в глубокой нищете.

Семья

Муж - Хмызников.

К. В. Лукашевич была матерью четверых детей (одна из дочерей умерла в 1890; сын погиб в 1916 году на войне).

Творчество

В Мариинской женской гимназии выпускала рукописный журнал «Звезда», в котором помещала свои стихи и поэмы.

Первая публикация - стихотворение «Памяти императора Александра II» - состоялась 7 марта 1881 года в журнале «Детское чтение» за подписью «Гимназистка».

Писала исключительно для детей - рассказы, повести, сказки, пьесы, биографии известных людей (В. А. Жуковского, Ф. И. Гааза и др.), составляла хрестоматии, сборники для чтения, занятий, развлечений, календари, сборники к семейным и школьным праздникам, посвящённые юбилеям писателей, историческим событиям.

Сотрудничала в «Биржевых ведомостях», печатала рассказы в «Детском чтении», «Игрушечке», «Задушевном слове», «Роднике», «Семейных вечерах», «Всходах», «Юном читателе» и других детских журналах того времени.

В 1921 году Наркомпрос РСФСР счёл её произведения не соответствующими «духу времени», и из-за отказа К. В. Лукашевич изменить тематику её книги в 1923 году были изъяты из библиотек.

Библиография

Каталоги РНБ насчитывают более 450 изданий произведений К. В. Лукашевич (включая переиздания).

«Веселые дни. Сцены из народного быта», 1896
«В сельской школе. Сцены для школьного театра», 1898
«Школьный праздник в честь Л. Н. Толстого»
«Осада Севастополя»
«Азбука - сеятель и первое чтение для школы и семьи», 1907
«Зернышки», 1889
«Босоногая команда», 1896
«Мое милое детство», 1914
«Жизнь пережить - не поле перейти», 1918
Аксютка-нянька, 1915
Артюшка и Гаврюшка, 1914
Барин и слуга, 1910

Награды и признание

Премия Фребелевского общества (1899) - за рассказ «Макар».

Критика

В СССР произведения К. В. Лукашевич считались проникнутыми мелкобуржуазной моралью и не представляющими художественной ценности: им присущи «сентиментальность, дидактичность, шаблонность ситуаций, схематичность характеров»; «от всех этих произведений веет мещанским сентиментализмом»; «в них настойчиво вдалбливается в голову ребенка понятие о преимуществах и торжестве добродетели и доказывается взрослым плодотворность филантропии». Выражая общепринятые и официально апробированные взгляды, К. В. Лукашевич приспособилась к требованиям широкого потребителя-обывателя и дореволюционной педагогики.