Почему русские для европы. Страны Европы, в которых исторически не любят русских

Любой житель бывшего СССР, бывающий за границей, знает с какой легкостью иностранцы выделяют наших сограждан и безошибочно опознают в них «русских». Вроде бы и языком английским хорошо владеешь, и прибарахлился в местных магазинах, ан нет, все равно практически любой иностранец, кинув на тебя мимолетный взгляд, тут же угадывает в тебе «русского».

У самих «русских» существует множество гипотез, почему их так легко «вычисляют»: тут и вечно озабоченные хмурые физиономии, и специфический «розовый» цвет золотых украшений… каких только гипотез нет…

Но гипотезы эти ничего не объясняют, потому что вон шведы, к примеру, расхаживают по Европе с такими хмурыми физиономиями, что русским до них — как до Сахары. А розовое «русское» золото уже как много лет в Европе — на пике моды и перестало быть чисто русским атрибутом.

Честно говоря, когда я раньше ездил по миру в краткосрочные поездки, меня это тоже довольно напрягало, что меня так запросто узнают, и я тоже строил теории относительно того, чем так «русские» выделяются.

И лишь поселившись в Европе насовсем, я понял, как это делается, и теперь уже сам с дистанции в 100 шагов безошибочно распознаю «русского». Однако если вы меня попросите перечислить конкретные признаки, по которым «Русский» внешне отличается от Европейца, я боюсь, что не смогу это сделать.

Вот сможете вы перечислить конкретные признаки, по которым музыкальная «попса» отличается от «не попсы»? Перечислить не сможете, однако услышав — сразу определите. Вот примерно так же отличается «русский» от «нерусского» за границей.

Принадлежа формально к европейской культуре советская культура долгое время развивалась совершенно изолировано (да и сейчас эта культурная изоляция в значительной мере сохраняется) и в итоге обросла такими многочисленными специфическими штрихами и нюансами в культуре поведения, внешнего облика, жестикуляции и манере общения, которые, будучи каждый сам по себе незначительным, в сумме формируют очень характерный облик русского.

• Семейная пара идет по улице вяло переругиваясь и выясняя отношения? — русские!
• Спорят у прилавка, какой сорт колбасы купить к ужину и не могут прийти к согласию? — русские!
• Жена задержалась у витрины, а муж нетерпеливо тащит ее дальше за руку — русские!
• Прилюдно прикрикнули на ребенка или тем паче шлепнули его? — русские, однозначно!
• Дама загородила проход в супермаркете, народ протискивается мимо нее, а она даже не сдвигается и не извиняется? — русская, без вариантов!
• Человек не придерживает дверь гостиницы, когда его спутник протискивается туда с чемоданами? — русский!
• С ним поздоровались, ему улыбнулись, а он не отвечает «потому что незнакомы»? — русский!

«Русский» вообще не терпит «фальшивых европейский улыбок», а потому улыбается только анекдотам или дамам, которых вознамерился трахнуть. Ну, или наоборот, мужикам, если «русский» — дама.

На протяжении 100 лет граждане советской империи были для государства мусором, тленом и расходным материалом. Это отношение закономерно перетекло и на отношения «русских» граждан друг с другом.

Любой другой человек является для «русского» личностью и особой, заслуживающей внимания, только в том случае, если его с этим человеком связывают какие-то личные отношения. Если никаких личных отношений нет, то любой посторонний человек для «русского» — тлен, пустое место, на которое не стоит обращать внимания. При этом даже тот факт, что русского с кем-то связывают личные отношения, вовсе не означает, что русский будет высказывать к нему хоть какое-то уважение.

Специфика общения русских между собой и с другими людьми настолько очевидно отличается от специфики общения и европейцев, и азиатов, что тут же выдает «русского» со всем потрохами, как только он начинает «общаться». Или наоборот, как только он не начинает общаться.

Впрочем, одинокий русский в голой европейской степи будет так же легко опознаваем, как и русский в общении.

Внешний облик русского выдает его с головой.

Русский возможно и не подозревает, что любая шмотка, купленная на Черкизовском рынке, активно транслирует окружающим сигнал — «это — русский». Даже если вроде бы и не отличается внешне от такой же шмотки, купленной в Европе, и даже если на ней красуется европейский лейбл.

Уточню, говоря «шмотка, купленная на Черкизовском рынке», я имею ввиду «любая шмотка, купленная в России». Неважно где, в самом деле на рынке или в каком-нибудь фирменном салоне, вроде «Зара», «Кальцедония» или «Бершка».

За 100 лет изолированности советской империи до нее окольными путями все же как-то добирались тенденции мировой моды, а потому худо-бедно советские вкусы в одежде соответствуют европейским. Но со спецификой.

Специфика эта возникла из-за того, что на протяжении этих ста лет смысловые лакуны в моде, которые неизменно возникали из-за изолированности советской культуры, заполнялись исходя из местных реалий, из местных понятий, из местных вкусов и возможностей. В итоге возникла советская манера одеваться, которая по своей сути — Европейская, но с изрядным налетом совковости. Этот налет сохраняется до сих пор.

Еще с начала 90-х мировые производители шмоток категории «массовый прет-а-потре», разобравшись во вкусах советской публики, стали продавать в России модели, адаптированные под этот вкус. Не говоря уже о рыночном ноу нэйм, где этот вкус бьет изо всех щелей.

«В чем отличия», — спросите вы?

Да кто ж вам скажет, это вещь не формализуемая. Вот чем, к примеру, картина Ван Гога отличается от «подражания Ван Гогу»? Какими-то неописуемыми, но отчетливо заметными штрихами. Вот так же и с одежной. Может в каком-то месте где-то кружавчиков и блестяшек побольше. Или кружавчкики эти другой формы. Или пришиты чуток в другом месте. Или пуговицы чуть иначе расположены и другого фасона. Или планочка какая особая пришита…

Объяснить сложно. Но если вы хотя бы год прожили в Европе, вы без труда приобретете навык отличать «шмотки из России» с первого взгляда.

Впрочем, если русский турист все свое барахло купил в местных европейских магазинах, то он все равно будет отличаться, потому что носить эту одежду будет иначе, и сочетать предметы туалета совсем не так, как это делают местные. Не хуже, и не лучше, просто - по-другому.

Никакой англичанке, к примеру, не придет в голову подбирать пляжные маечку, шортики и шлёпки по цветам и фасону. Потому что пляж же! Кэжуал! Так что если я вижу даму, которая несет на себе пляжный ансамбль как вечернее платье — значит — русская!

Ну, или полька. Только у польки будет другая прическа.

Потому что во всех русских парикмахерских, как в самых дешевых, так и в «элитных салонах», прически каким-то мистическим образом делают так, что на их носительницах стоит клеймо «подстрижено в России». Я, упаси боже, вовсе не хочу сказать, что в России стригут плохо. Нормально стригут, порой даже очень умело и красиво. Но — опознаваемо. Может какие-то технологии стрижки там особые, не знаю. Но работа российского парикмахера так же хорошо опознаваема, как и работа российского пластического хирурга.

Как и работа российского ювелира.

Цвет золота на самом деле — ерунда, розовый, не розовый, он разный может быть. А вот фасон — да! Изделие любого российского ювелирного завода невозможно ни с чем спутать. Это опять-таки сложно объяснить. Я мог бы, наверное, опять отослать к аналогии с Ван Гогом, но сделаю иначе. Пошарьте в интернете по коллекциям разных ювелирных домов: европейских, американских, японских… а потом зайдите в любой ювелирный салон в Москве. Вы тут же поймете разницу. Не можете не понять!

Ну вы уже разобрались? Почему бесполезно задавать вопрос: «Что сделать, чтобы во мне за границей не опознавали русского?»

Но если вы его все же зададите, я отвечу: «Ничего не поделаешь. Для этого вам придется капитально поселиться в Европе и долго-долго, по каплям, выдавливать из себя советского человека».

Среди европейцев зреет убеждение, что для отдыхающих из России надо ввести квоты, иначе их слишком заметное присутствие оскорбляет общественную нравственность.

Будучи европейцем по «протестантской этике», которой руководствуюсь в быту, с омерзением, как и сами европейцы, воспринимаю поведение своих расхристанных соотечественников как за рубежом, так и нередко в Москве. Тон задают «новорусские свиньи» типа тех, которые «отличились» в Куршевеле, но и их обслуга ведет себя обычно непристойно. И как русские в России часто неодобрительно относятся к поведению мигрантов («чурок») с более дикого юга, так и европейцы раздражаются выходками и манерами русских нуворишей.

Дело в том, что деньги достаются русским нуворишам и их обслуге не за счет упорного труда, как в классическом буржуазном обществе, а за счет грабежа-мародерства собственной страны, санкционированного организованной правящей группировкой. А что легко достается – то легко и тратится. И типичный европеец, взросший на матрице «протестантской этики» с её культом трудового обретения жизненного успеха как свидетельства богоизбранности, относится к легко обогатившимся сомнительным «русским», пусть и щедро бросающимися чаевыми, - с внутренним презрением и брезгливостью. Так поколение назад относились к арабским нефтедолларовым шейхам и их многочисленной челяди, и нормальные арабы до сих пор не отмоются от той позорной репутации, которую когда-то снискали арабские нувориши. Нынешнее отрицательное отношение западных (да и восточных) людей к туристам из России тем более обидно, что многие миллионы русских эмигрантов, в том числе выехавших на постоянное место жительство в различные страны Запада сравнительно недавно, быстро приспосабливаются к понятным и рациональным нормам «протестантской этики» и живут примерно так же, если материально не лучше, как и местные граждане. Мы такие же, как все остальные люди, но режим в нашей стране, который определяет стиль поведения своих подданных, настолько ретрограден и патологичен, что не может не искорежить психику современных русских людей. Каков поп, таков и приход.

Ряд недавних публикаций в российских газетах обнадеживает – проблема вроде бы осознается и начинает доходить до общественного мнения. Не все же в России погрязли в свинстве, многим тоже обидно за своих падших соплеменников, как и мне.

Евгений Арсюхин по этому поводу пишет в статье «Что видно сквозь дыры в носках: Западные миллионеры просты в быту, а наши поражают мир умопомрачительными тратами» (Российская газета, 9 февраля 2007 http://www.rg.ru/2007/02/09/millioner.html):

«На днях глава Всемирного банка Пол Вулфовиц зашел в мечеть в турецком городе Эдирне. Разувшись, он показал миру дырки на своих носках. А позже на рынке усугубил впечатление, заняв у охранника 150 евро на сувенир. Эта история заставляет задать вопрос: почему их миллионеры просты в быту до скаредности, а наши поражают человечество умопомрачительными личными тратами? Если ограничиться морализаторством, то этот текст можно тут же и заканчивать. Потому что на самом деле причин много, они сложны и вряд ли кроются только в морали.

Все российские миллионеры похожи, западные - очень разные. Бережливость американских и канадских миллионеров (г-н Вулфовиц - американец) доходит до абсурда, а жены их ведут тетрадки расходов как студентки. Костюм - не дороже 400 долларов, обувь - не дороже 150 (которая усиленно ремонтируется до полного износа). Дом - тот самый, в котором ты жил, когда не был миллионером, самая скромная (по меркам США) машина (не дороже 25 тысяч) и жена та же (при том, что 80 процентов разбогатевших россиян разводятся в районе 40 лет, чтобы найти кого помоложе). Зато миллионер никогда не поскупится на крепкие акции и на образование для детей, которых, к слову, до кончины папаши держат в черном теле. На толстосумов Нового Света очень похожи немцы, с той разницей, что они помоложе и в бизнесе еще агрессивнее.

Зато англичане смахивают на россиян. Состояния у них в основном наследственные, отсюда - ощущение касты и необходимость эту кастовость поддерживать, появляясь на дорогих вечеринках и занимаясь разорительными видами спорта вроде поло. Но отдав дань предрассудкам, те же англичане экономят еще жестче, и слуга, покупающий для "барина" рубаху у индуса за два фунта, - дело обычное. Лидерами же по скупости считаются шведские толстосумы. Мебель из "Икеи", еда из полуфабрикатов, дом за городом площадью в 20 (!) квадратных метров, плюс машина 10-летней давности.

Психологи видят причину скаредности западных богачей в том, что, за редкими исключениями, они "сделали сами себя", причем за десятилетия. В США и Канаде богатеют к пенсии, в Европе - раньше, но ценой изматывающего, даже по американским меркам, труда. Отсюда - святая уверенность американцев, что богаче тот, кто меньше тратит и много откладывает.

Газеты пестрят советами - откладывайте 10-20 процентов своих доходов. Многие следуют советам, поэтому миллионеров в США очень много. Можно выселить всех из Нью-Йорка, заселить город только американскими миллионерами, и все равно не хватит. Впрочем, и в Германии каждый 80-й - миллионер.

Излишне говорить, что в России, по определению, нет людей, копивших деньги 30-40 лет. И вряд ли они появятся, если учесть, что инфляция у нас впятеро выше, а ставки по банковским вкладам не позволяют ее даже "отбивать". Зато наши толстосумы возникают словно из ничего. Почитайте официальную биографию любого - из нее невозможно понять, откуда что взялось. Лишь в последние годы появились люди, про которых с натяжкой можно сказать, что они "сделали себя сами". Я лично знаю нескольких таких миллионеров. Но вопрос о стартовом капитале им лучше не задавать. Да и на фоне общероссийского шика они считаются в лучшем случае "просто состоятельными".

Еще при Иване Грозном английских посланников удивило, что царю подавали столько блюд, сколько человек не в состоянии даже попробовать, причем неоткушанное шло со стола на помойку. Англичане просто забыли, что тремя столетиями раньше у них было то же самое. Это называется "демонстративные расходы" и считается свойством феодализма. Феодализм давно прошел, склонность к эпатажу осталась. Почему?

Во-первых, прошел не так давно. Еще при Николае II в деревне царил настоящий феодализм, да и колхоз - разве не феодальное поместье? Во-вторых, важны корни этой феодальной привычки. Феодал - он ведь не работает. И денег своих не ценит.

Сказать, что наши богачи не работают, нельзя. Но задумаемся: сколько американских миллионеров могли бы позволить себе двухнедельный отдых в Куршевеле? Две недели в США - стандартный отпуск для персонала, а у толстосумов его не бывает вообще, как и характерного для нашей элиты "расслабона" после работы.

Труд невозможно измерить затратами времени. Это аргумент для тех, кто с пеной у рта хвалит своего патрона: мол, у него нет времени руки помыть. Но эксперты по труду давно подметили, что львиная доля рабочего времени российских богатеев уходит на "терки", то есть нудные переговоры с чиновниками и бандитами, а также на мелочный контроль подчиненных. Так, глава одной крупной фирмы засиживается допоздна просто потому, что лично подписывает платежки, не доверяя своему финансовому директору. Больше он не делает ничего.

Богатых не любят нигде. Но по-разному. В России и во Франции: "Чтоб ты сдох". В США: "Когда-нибудь и я стану таким гадом".

Лояльность к богачам в США имеет куда как прозаичную причину. Если в России вы и Роман Абрамович платите по 13 процентов налогов, то в США средний миллионер делится с бюджетом впятеро интенсивнее типичного менеджера. Один процент населения США дает треть налоговых поступлений в федеральный бюджет, а вместе с еще 10 процентами людей из числа "простых миллионеров" они наполняют мошну страны на две трети. В то же время средний класс, зарабатывая 45 процентов денег США, дает казне всего лишь 10 процентов от ее объема. А поскольку в США народ следит за бюджетом (бюджет города Лос-Анджелеса - 15 томов, доступных в Интернете любому, бюджет среднего российского города - максимум брошюра), все прекрасно понимают: больницы, дороги, школы - с их, олигарховых, денег.

В этой связи смешны попытки растолкать наш бизнес на некую "благотворительность". Что поминать Морозовых и Третьяковых, когда проблему можно решить через прогрессивный налог? Однако его нет, и его отсутствие подается как благо. Выводы делайте сами.

Миллион за понты - русские богачи со своими вызывающими тратами сначала удивили мир. Теперь скорее смешат. Взять тот же Куршевель. Западный олигарх туда не поедет. Отели старые, бассейны грязные, развлечений, кроме лыж, нет, сервис отвратительный, персонал хамит. Тоже мне, "цена - качество".

Наши платят за это убожество колоссальные суммы, да еще и гордятся этим. Почему? Курорт прослыл "статусным" в том смысле, что "там все наши". А это - подороже Парижа с его мессой. Богатство в России делается на личных связях. Не на образовании, не на трудолюбии, а вот так - "вовремя подвернуться под руку" другому богатому человеку или чиновнику. И все потенциальные олигархи только и заняты тем, что "подворачиваются".

Скажем, ищет некто свадебного генерала, чтобы посадить на хороший актив. Делать особо ничего не надо, все "мозгляки" сделают за жалкие 3-4 тысячи долларов, важно, чтобы "человек надежный был". И вот подводят: "Познакомьтесь, Иван Иванович, паренек хороший, НАШ". А паренек мечтает в кресло сесть и Ивана Ивановича съесть.

Небеспочвенно: Ивана, скорее всего, тоже в свое время просто "удачно представили" и сам из себя он ничего особенного не представляет.

Так что не надо смеяться над носками менеджера крупнейшего в мире банка. Во-первых, хоть и драные, да его. Во-вторых, у Королева тоже были драные носки, потому что голова была забита Космосом. Вакуум в голове мгновенно заполняется носками.

Да, плохо, что пропасть между богатыми и бедными растет и что деньги богачей не идут на достойные зарплаты их нанятым менеджерам, нормальным труженикам. Но есть вещи похуже.

Самое плохое - что менталитет выскочки имеет свойство отравлять все вокруг себя. Типичная картина: начинающий юрист-финансист, зарплата 500 долларов, рубаха - за 800. Не лучше ли потратиться на курсы английского?

Главное, впрочем, чтобы этот менталитет не отравил всю Россию. Пока идут разговоры о диверсификации экономики, наша страна зарабатывает полуфеодальной рентой со своих сырьевых ресурсов. Не бог весть какая сложная работа. Если забыть об этом и возомнить, что мы круче Китая, сделавшего себе имя каторжным трудом миллиардов, есть опасность серьезно наломать дров.

Лекарство от "болезни миллиардеров" очень простое. Нужно через налоги заставить их "делиться" с обществом, а самой активной части общества дать возможность богатеть.

Из типичной публичной речи миллионеров разных стран

США: "Глядя на меня, вы поймете - американская мечта жива, она не осталась во временах наших доблестных пионеров..."

Германия: "Вложив оставшиеся чудом от стипендии евро в покупку приличного компьютера, я не подозревал, что когда-нибудь газеты назовут меня "Королем Интернета"...

Франция: "В нашей стране еще слишком много людей, которые не могут позволить себе учиться, хорошо питаться, рожать столько детей, сколько хотят..."

Швеция: "Волей судьбы мне повезло, за что мне до сих пор неловко перед нашими согражданами, которым повезло меньше..."

Россия: "Осознавая социальную ответственность бизнеса, мы делаем все, чтобы осуществить социальные программы, нацеленные на дальнейший рост благосостояния жителей нашего непростого региона..."

Автор Евгений Арсюхин приводит сопоставления трат русского нувориша и швейцарского миллионера, выросшего в цитадели «протестантской этики» Жана Кальвина – Женеве. У русского нувориша есть квартира в центре Москвы, загородный дом и поместье за рубежом на 40 млн долларов, а у женвского миллионера – квартира в городе и домик в горах, итого 20 млн долларов. Машин у русского на 3 млн, у швейцарского на 30 тыс. У русского самолет (40) и яхта (50), у швейцарского такой блажи вообще нет. У русского прислуга (охрана, челядь, девичий эскорт, переводчики) на 10 млн, а у швейцарского уборщица-гувернантка на 40 тыс. Русский не вкладывает деньги в антиквариат, а швейцарский в среднем тратит на него 100 тыс в год. На отдых русский тратит 1-2 млн, а швейцарский миллионер предпочитает отдыхать в своем загородном домике. И существенна разница в тратах на образование детей: русский нувориш тратит на эти цели 50тыс долларов в год, а швейцарский 300-500 тысяч.

В процентах от населения, русских долларовых миллионеров 0,06 %, а в США – 3% (каждый 30-ый гражданин США). А сколько бедных в РФ – «Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала» (Александр Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву» /1790/). И у нынешних русских нет сил изменить ситуацию, они давно ошкурились и потому рассыпались, и им остается только деградировать и вымирать. Так что с полным правом здоровые европейцы хотят отгородиться от предавших и не уважающих самих себя русских. Бог с ними, с их шальными деньгами – смотреть на больных-заразных мало кому приятно.

Татьяна Зыкова и Федор Лукьянов в этом же номере «Российской газеты» опубликовали статью «Лыжня для пятой графы: Австрийские курорты вводят квоты для туристов из России» (http://www.rg.ru/2007/02/09/austria-kvoty.html):

«Удивительно, но факт. То ли под влиянием последних событий в Куршевеле, то ли от переизбытка туристов-горнолыжников из Москвы, но фешенебельные австрийские горнолыжные курорты решили ввести невиданную доселе "квоту" на туристов из России. Такой дискриминации в мире туриндустрии еще не бывало.

Владельцы отелей австрийского города-курорта Кицбюэль в австрийских Альпах негласно договорились ввести квоту на постояльцев-россиян в размере 10 процентов от общего числа посетителей. По данным главы местной туриндустрии Ренаты Даньер, которую цитирует "Гардиан", в голосовании по этому поводу участвовали от 16 до 20 владельцев четырех- и пятизвездочных отелей города. В составленном по этому случаю заявлении представителей гостиничного бизнеса Кицбюэля говорится, что подобная квота на туристов из России - вынужденная мера, так как иначе сохранить "смешение наций", чем всегда славился город, будет невозможно.

Есть, правда, мотивы, о которых владельцы отелей в Альпах и австрийские власти говорят не так охотно. Эксперты по туризму считают, что эта мера прежде всего была призвана ограничить скупку русскими недвижимости в городе. Дело в том, что богатые россияне в последнее время на корню скупают горнолыжные шале и отели по ценам в миллионы долларов, а это выталкивает местных бизнесменов с рынка. "Пришло время действовать, пока нас не вытеснили", - откровенно говорит мэр города Клаус Винклер.

Между тем, по словам российского источника "РГ", частично корни нынешней ситуации кроются в междоусобных разборках на глобальном международном туристическом рынке. То, что скандальная информация "о засилье русских" на престижных мировых курортах со ссылками на заявления официальных лиц Австрии появились во влиятельной британской газете "Гардиан", не случайно. Русские с помощью своих кошельков в последние годы действительно "выдавливают" иностранцев, тех же англичан, с излюбленных мест отдыха. А в результате местные туристические компании вынуждены предлагать для своих клиентов все более дорогие туры, которые к тому же год от года растут, вызывая протесты.

Впрочем, есть еще одна точка зрения. По словам пресс-секретаря Российского союза туриндустрии Ирины Тюриной, лимитирование потока туристов давно принято на международной "туристической" кухне. Делается это для того, чтобы, во-первых, избежать финансовых потерь от непредвиденных ситуаций: возможных визовых, политических, погодных, финансовых и даже эпидемиологических кризисов и рисков в тех или иных странах, откуда люди по тем или иным причинам выехать не могут. А во-вторых, ради душевного комфорта туристов (по их же многочисленным просьбам), чтобы в каких-то отелях проживали, например, в основном граждане из одной страны, а в других - наоборот, собирался "интернационал"».

«Отдых "по-русски": обоснованны ли претензии иностранцев?

Президент Ассоциации владельцев отелей Австрии Зепп Шеллхорн (Sepp Schellhorn) осудил решение владельцев китцбюльских отелей, назвав его "нелепым" и "близоруким", особенно в связи с экономической составляющей.

Российских туристов за рубежом любят и ненавидят одновременно, что вполне объяснимо: наши соотечественники ежегодно приносят существенную прибыль туристическим компаниям, отелям, авиакомпаниям и местным жителям, но при этом чрезмерно выделяются своей "способностью отдыхать". Особые претензии высказывают по отношению к "среднему" классу - людям, которые не всегда могут позволить себе дорогой отдых, предпочитая отправиться за границу по относительно дешевой путевке, но серьезно потратиться "на месте" или отдохнуть "на полную катушку".

Зарубежные издания регулярно публикуют статьи, в которых русские выступают в весьма неприглядном свете. Безусловно, некоторые из этих утверждений не лишены оснований. Те, кто был в Египте или Турции в разгар сезона, подтвердят, что основная часть отдыхающих россиян ни в чем себе не отказывает, даже если эти "прихоти" задевают пространство других людей.

В Турции, например, налицо российско-немецкое противостояние. Учитывая, что "открыт" курорт был именно немцами, это вполне понятно. Но доходит и до действия: один из ведущих тур-операторов Германии "Neckermann" уже выдвигал предложение разделять туристов согласно национальной принадлежности. "The Daily Telegraph" приводит слова представителя "Neckermann" Гюнтера Трэгера (Gunther Traeger): "Пусть будут отдельные гостиницы для русских и специальные отели для туристов из других стран, в первую очередь это касается гостиниц среднего и более низкого класса".

В Европе другая тенденция, возможно, основанная именно на опыте курортных стран: обслуживание россиян зачастую воспринимается местными предпринимателями как возможность хорошо заработать. Помимо общепринятой радости по поводу того, что русские оставляют хорошие чаевые, господствует негласное правило, что туриста из России легко обмануть, на чем и сосредотачиваются торговцы сувенирами, владельцы мини-отелей.

Конечно, русские разные, но судят по патологии, которая, увы, превышает некоторую «критическую массу». Об этом – показательное обсуждение на форуме http://travel.mail.ru :

Имя: Х
уроды эти иносранцы. а так отжигать как русские никто не умеет!

Имя: Я
Русских не уважают из за определенного количества быдла, которое УВЫ присутствует в нашем обществе... Последняя новость рейс из Домодедово - вот оно быдло, а по нему судят опять же УВЫ о всех русских (в целом о россиянах)... Грусно и обидно...

Имя: Николай
Уроды не иностранцы, а "отжигалы" вроде тебя. "Но корректно ли приписывать всей нации обыкновенную невоспитанность отдельных ее представителей?" Это не отдельные представители, а представительная масса, по которой и судят. Катаюсь в Альпах с 80-х годов и такого позора за нашу страну не чувствовал до тех пор, пока нашему быдлу двери туда не открыли.

Имя: OXanka
Согласна, что по отдельным отмороженным о нации в целом не судят, но проблема в том, что как раз в большинстве именно такие едут на эти курорты. Честно говоря, глядя на них больше раздражаюсь и стыжусь, чем горжусь. К сожалению. А очень хотелось бы наоборот.

Имя: Мака-Мака
Увы, наши люди в большинстве своем о хороших манерах только в книжках читали. Проблема в том, что мы разучились уважать самих себя, а потому не уважаем и соседа (по квартире, пляжу, танцполу и пр.). У западников же хорошо развито чувство того, где заканчивается приличное поведение и начинается неприличное. Так что они, увы, правы. Хотя мы не все такие. Давайте же учиться уважать самих себя и вести себя так, чтоб никому не пришло в голову показывать на нас пальцем.

Имя: русский
Понимаете, братаны. Есть такая категория русских, которые среди других русских в России живут, но типа без большого удовлетворения, потому как свинства и скотства среди русских поболе чем у кого бы там ни было будет. Поездите по странам, с людями пообщайтесь и жизнь вам откроется с другой стороны. Да и что мы лично, братаны, такого сделали, чтобы нас не тока уважали, но и любили? Сорри, если обидел или оскорбил. Если поняли конечно,

Имя: Н К, Россия, Питер
Вести себя надо везде прилично, а не напиваться до смерти и творить что душа пожелает. И касается это всех. Большая часть русских туристов напивается еще в самолете. Смотреть тошно. Называется дорвались. По ним и складывается мнение о русских. А обмануть русских пытаются часто, особенно продавая разны сувениры, раздражает безумно.

Имя: Roman
Уважаемые россияне, я вас каждое лето вижу в Крыму. Русо-туристо видно за километр - ни стыда ни совести. Как будут относится к вам, если культуры нет никакой. Мусор вы бросаете себе под ноги, бутылки оставляете прямо на пляже, матершина звучит просто везде. Знаете, ни одна уважающая себя страна не захочет видеть даже самых прибыльных туристов, которые не имеют минимальной культуры. Прислушайтесь!

Имя: Орби
Определенное количество отмороженных среди наших отдыхающих всегда было (и кстати сейчас, на мой взгляд, их стало поменьше). Недовольство европейцев на мой взгляд возникло сейчас потому, что они к своему удивлению вдруг обнаружили, что россияне теперь не едут восторгаться цивилизованной и богатой европой, а едут просто отдыхать, и европейцы в какой-то степени оказались обслуживающим персоналом для россиян. Что видимо для них стало обидным открытием.

Имя: Я
Ответ типа Русскому - родной видел я вас таких до... и после... Какие же вы совсем другие... Читаю и умиляюсь... Относитесь к окружающим (независимо от нации) так, как хотите чтобы они относились к вам... А с Русским я бы в разведку не пошел... Могут сделать кабанчика...

Имя: Катерина

Да, за некоторых из отдыхающих русских действительно стыдно. Объясните, почему, когда я приезжаю в другую страну, нигде меня за русскую не принимают. Т.к. ждут в реале хамства, ругани и неумения спокойно разобраться в ситуации. Кстати, заметила, при возникновении какой-либо проблемы русские всегда ссылаются на нелюбовь к ним. А если бы мы больше общались с иностранцами (а не искали соратника по выпивке), то поняли, что с каждым случаются курьезы и проблемы все решаются вполне спокойно. Что же русский? Он нахамит, обзовет персонал кем-нибудь. А вот пример. Куба. Куча русских мужиков напиваясь в отеле ромом захотела соленых огурцов. Так, в грубой форме, ввалившись на кухню отеля они заставили чернокожих поваров вскипятить воду, найти уксус и т.п. и засолить огурцы. Представляете, ну не было у кубинцев достаточно закуски. Еще могли просто пнуть персонал отеля, если "что-то не так". Короче мрак. А представлялись мы "с прибалтики!. Стыдно.

Yuri Perepechkin 2007 лет
К сожалению отношение к гражданам РФ сильно изменилось после того как были устранены препятствия выезда за границу. Это просто факт. Как факт и то что количество слов не отвечающих лексике нормального человека можно встретить в обсуждении причин или скорее личного отношения к проблеме везде и здесь также. Я далек от предсказания рецептов но уверен что основная причина снижения культурности поведения граждан объясняется полной безнаказанностью за данное поведение здесь в России. Это и потребление алкоголя в общественных местах и сознательное создание аварийных ситуаций на дорогах. И разумеется бенакозанность за данные действия является их поощрением. Это относится ко всем категориям граждан. Увы в толпе мы не видим человека то ест себя мы потеряли.

Лиля Иванова 31 лет
Кашу заварили австрийцы еще в прошлом году. На одном из курортов наши разгромили по "пьяной волне" несколько номеров в гостинице и устроили на балконе костер из остатков мебели – и австрияки в накладе от наших туров. Я в Германии, поэтому точно знаю, сама там была в это время, какой курорт – не хочу говорить. Квота на русских была еще в прошлом году, а они за русскими аж пищат – куда они без нас? Кто их кормить будет с их ледниками?

Lana lana 37 лет
Согласна – быдло. Лет 10-12 назад Хургада была мирным курортом.... что с ней стало где наши.... И спросите мнение о наших девицах местных плейбоев. СТЫДОБА...... я это место очень любила, ездила сама. Бронировала маленький отель без русских (кстати 4 звезды) все тихо мирно и прилично... в одиночестве.... а наши везде себя проявляют. В Лондоне в аэропорту все скупают (согласна. Японцы это тоже делают, но как то культурнее...) ... лет 5 этого всего не вижу. Очень счастлива........ живу в британии

Имя: Наш
Просто мы в России ведем себя как дикари, а приезжая в Европу просто переносим своё поведение и туда. Тот кто хоть раз был в Европе понимает - люди там другие, они добрее и внимательнее к другим, на фоне их русские кажутся свиньями, хотя и не все, конечно. Приезжая в Европу, некоторе время надо привыкать к принятому в том обществе стандарту в отношениях между людьми. Поначалу даже смешно какие они глупые. Но, возвращаясь обратно, гораздо большее время привыкаешь к нашему варварскому поведению. Периодичеки так горько, что выть хочется.

Имя: Roman
Пока русо-туристо не приобретет минимальную культуру поведения в общественных местах - будут притеснять, и к всеобщему негодованию - будут это делать обоснованно! Русо-туристо видно из далека. Ни один иностранный турист не плюнет себе под ноги, не выкинет мусор на пляже, не будет курить детям под нос, не будет ругаться матом на все побережье. Дорогие соотечествинники - покупаем дружно правила этикета и правила поведения в общественных местах. Встретимся после ликбеза!!!

Алина Сватенко 22 лет
Могу подтвердить, что есть такое мнение о русских за границей, которые переходят рамки приличия, даже в 5* отелях...Шумные посиделки,ловля рыбы в марине в запрещенной зоне, на стыд всем европейцам - не сбежать от природы никак таким... Это правда, и все отельеры с ужасом встречают русских и очень тщательно готовят прием, потом наблюдают иногда либо кровавые сцены ревности или длинные ноги подруги, и считают русских немного снобами. Хотя есть очень приятные и образованные люди в нашем обществе, которым всегда привет и почет, такие люди обычно оставляют хорошие чаевые и просто приятны в общении. Всем удачи на курортах...

Имя: Roman
В Крыму русо-туристо ведет себя так, как будто приехали туда первый и в последний раз. Создается впечатление, что по-кайфу насвинячить на чужой земле. Мне вот интересно, у вас в городах такая же свалка, какая остается в Крыму после русо-туристо?

Имя: Нет
Начнем с того, что наша страна действительно потеряла очень много умных, честных и интеллигентных людей в 1917г., в 30х гг. (репрессии) и в годы застоя (эмиграция). А 2ой фактор, в чувстве безнаказанности и анонимности. У нас страна большая, авось(!) никто не узнает, особенно если речь идет о тех, кто приехав жить в крупный город из малонаселенной местности и обхамив прохожего на улице, твердо уверен, что это не его знакомый или знакомый знакомого. Что касается Интернета, который даже более обезличен, чем телефон, то он воспринимается многими как поле для выплеска негативных эмоций.

Имя: Анонимно
Австрийцы беспокоятся потому что туда, куда повадились наши туристы, другие туристы перестают ездить. Наши хотя и приносят деньги, но портят атмосферу спокойствия, безопасности и приносят дух панибратства, бесчинства, наглости и кичливовсти. Это понятно, поскольку многие ездят отдыхать в дорогие туры, а сами живут от зарплаты до зарплаты. Это нездоровая показуха.

Имя: Margarita
смешно, право! Я отдыхала на Канарах с мужем, но не разговаривала по-русски. Такое про себя услышала: что иностранцы все уроды, чего они от нас, великих, хотят и т.д. При этом компашка вела себя по-свински, мягко говоря... Ничего они от нас, русских, не хотят! Просто ведите себя прилично и показывайте культуру Чехова, Достоевского и Толстого.

Имя: Минск
Все верно, даже белорусы стараются выбирать отели, где нет россиян. Вы, как верно замечено, вторгаетесь в жизненное пространство других людей. Когда вам делают замечание - вы становитесь агрессивны и неадекватны. Потому такое отношение к вам. Там где вы - шум, мат, пьянка и мусор. Вам плевать на окружающих. И если богатых россиян еще терпят за большие деньги, то ваш средний класс - головная боль для всех: и для отелей и для других отдыхающих. Оттуда, куда приходит российский массовый турист, очень скоро уходят туристы из других стран. Только вам таких тонкостей не понять)).

Имя: Анонимно
Действительно, читаешь и понимаешь, нужна резервация для граждан РФ. Пусть в ней зажигают.

Имя: Roman
О чем можно говорить с человеком, не уважающим чужую землю? Дорогие россияне, думающие, что вести себя по-свински можно везде - совет сидите дома, плюйте в потолок, а не катайтесь по миру позоря свой народ! Всем удачи!

Gali Hensel 47 лет, Европа
Я согласна с теми, кто утверждает, что определенная часть "отжигателей" портит отношение ко всем русским без разбора. А все потому, что все остальные нации, если напьются, то мирно "отжигают" в своем кругу, никого не задирая. В Германии можно среди вдребезги пьяных немцев ходить безо всякого опасения. Они если и дерутся, то только в своем кругу, и ни к кому не задираются. А русские налижутся - и давай чудить. Им или морду кому-то незнакомому набить хочется, или они к незнакомым гражданам "поговорить за жизнь" начинают приставать. Ну и пафос русский - это песня... Как же! Всех мы победили, всех разгромили, а если чё, так мы еще раз "им Сталинград устроим". Чтобы, блин, не забывали... кто тут... этот, как его... Знакомая мелодия, да? :) А вообще слава у русских - это что-то... Было время, я подрабатывала в частном отеле в Кёльне. Отель маленький, семейный. Но и у них была "квота" на русских - не больше одного гостя из России в ПОЛГОДА! Уж не знаю, что там у них такое было против русских... Мне не доложились, а я особо и не спрашивала. Когда народ узнал, что я, так сказать, изначально русская, то удивились - я у них за год работы на хозяйстве с доступом к кассе, продуктам и прочим "мат.ценностям" НИЧЕГО НЕ УКРАЛА - во какая слава про русских. Обыдно до слез, чесс слово! И те русские, кто приезжал раз в полгода, были вполне приличные люди. Ну странные, конечно. Глядят, как волки из подлобья, дамочки все расфуфыренные и на шпильках, ну с горничными не здороваются и за завтраком сидят, как пыльным мешком прихлопнутые. Но я считаю, что это не такой уж великий грех, честное слово... Народ с рецепшена поржал, посплетничал и забыл. Ну не улыбается наш человек, не приучили его. А вот ведь квоту на прием установили... Думаю, не в одном том отеле такая фигня.

Имя: Анонимно
Итальянцы тоже шумные очень, но не бухают. И их значительно меньше. Я про отели где средний класс отдыхает. Про остальных не знаю. Русских много, россия большая. Кадров у вас хватает всяких. И еще момент - русские предпочитают все включено. Замечено, как только отель решает ориентироваться на россиян - он переходит на все включено. У персонала исчезают чаевые и резко падает уровень обслуживания.

Gali Hensel 47 лет, Европа
Да отдыхайте, как хотите, дорогие вы наши. Но только не жалуйтесь и не возмущайтесь, что визы вам дают со скрипом, что персонал вас не уважает и что меры по въезду в разные страны ужесточаются. Одно только жалко - вместе с вами весь этот негатив приходится жевать и тем, кто не пьют до поросячьего визга, кто не отжигает и в общем вполне цивилен. До них вам, естественно, дела нет. До пристижа России - тоже. Главное - надраться. Тогда я согласна с теми, кто считает - нет разницы, где водку кушать - в Египте, Турции или у себя дома.

Имя: Наталия Кулик
Были на Новый год в Австрии - первую неделю в глубинке, где русские - большая редкость. Удивительно доброжелательное отношение, если упадешь - обязательно кто-то остановится и предложит помощь. Вторая неделя - Цель ам Зее. Сплошные русскоязычные... Как было стыдно за их поведение...

Ольга 29 лет, Израиль, Ашдод
Живу в Израиле. Могу подтвердить - все говно у нас в стране говорит на русском языке. Вся организованная преступность, проститутки, торговцы наркотиками. В фирмах, которыми руководят русские, сплошь и рядом обманывают работников при выплате зарплаты. Ужасно стыдно за свою нацию. Детям внушаем - мы не русские, мы евреи, чтобы не ассоциировали себя с этой мерзостью.

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Когда русский человек, получив за счет коррупции или мародерства или холуйства неплохие деньги, не чувствует себя в России самодостаточным хозяином, он свой комплекс неполноценности компенсирует хамским поведением там, где сам попадает в положение обслуживаемого – на заграничном курорте. И отжигается по полной. Но это – не средний класс, а класс обслуги. Нормальный трудовой средний класс, к которому отношусь я сам и мой круг, следует нормальной «протестантской этике», как и во всем мире, и если уезжает жить и работать на Запад, то ничем особенным не выделяется на общем фоне. Возможно, в дырявых носках не ходит, но и безобразничать в общественных местах себе не позволяет, в отличие от русского нувориша и его массового высокооплачиваемого холопа.

Русские действительно нация, не имеющая аналогов в мире. Это – «глобально наивная» нация. Завоевывая народность за народностью, русские ВСЕГДА давали местной элите права имперской, а не вырезали под корень. Такие вот оригиналы… Другое дело, русские, не понятно почему, практически не проводили среди новых (да и старых тоже) граждан серьезную, вдумчивую «просветительскую работу». Чем весьма охотно пользовались их оппоненты – они весьма успешно несли по просторам Империи свое «свободное слово» устами Герцена, Курбского, Резуна, Чернышевского и многих других «общечеловеков». Лечить задуренные головы зачастую приходилось интригами, финансами и, не редко, штыками. Еще одна странность заключается в том, что, относясь прилично к разным народам, русские по какой-то непонятной причине ожидают от европейцев того же самого! Не имея на то ни малейшего примера в своей собственной истории! И отчего-то жутко комплексуют по этому поводу. Некоторые даже переживают по поводу поведения соотечественников за границей. – «Ах, мне стыдно, за то, что я – Русский! Ах, за километр видно НАШЕ воспитание!». Хотя, англичане, американцы, китайцы повсеместно ведут себя не в пример хуже. Причем русские за свой разгул еще обычно и платят, в отличие от жадных европейцев и диковатых китайцев. Вековое растворение русской элиты в Европе, видимо, обусловлено теми же чувствами. Какой-то навязчивой застенчивостью и самоуничижением. Они вечно хотят удивить, поразить, понравиться. Они поколение за поколением, волна за волной, не имеют сил осознать одно. Что НЕ МОГУТ понравиться европейцам. Поразить могут, удивить могут, но заставить полюбить, категорически не в силах. Люди, веками жившие в жуткой скученности, испытывающие перманентную нехватку всего необходимого, повязанные круговой порукой, строившие дома из мусора (фахверк), раздавленные предрассудками сонма религий, всегда смотрели на Восток жадным взглядом. Восток манил, он был сказочно богат, полон несчетных запасов корабельного дерева, корабельной пеньки, мехов, единственного источника сахара – меда, стратегического сырья для освещения – воска. На Востоке лежали любые богатства, что могли прийти на ум европейцу. И оттуда веками волнами прибывали расточительные, сказочно богатые русские, на широкую ногу отрывающиеся в Европе. Аж скулы сводит от такой черной несправедливости! Аж кушать не могу…

Автор: Константин Юон "Купола и ласточки" (1921)

Китай всегда был мировой фабрикой (до 1850 года, пока его не растерзала Англия), а Россия – мировой кладовой. Там были плодородные черноземы , а крыши церквей крыли чистым золотом . Там был строевой лес, мед, пенька, воск и другие интересности. Нищим же европейцам, пока они не ограбили Новый Свет , ничего не оставалось, как украшать свои постройки собственными костями и черепами. Человек, передвигающийся на ходулях по улицам по колено загаженным грязью, экскрементами, внутренностями животных, всегда будет смотреть волком на человека, передвигающегося в красных сафьяновых сапогах по дубовым тротуарам. Ограниченный во всем человек тесного запада, с его весьма удобной иудо-католической идеологией потребления, видел выход только в «Дранг нах…». А больше всего «просвещенных» европейцев злило то, что эти грязные еженедельно моющиеся в бане русские преднамеренно и коварно (а зачастую по предварительному сговору) не позволяли себя грабить ! Черти-что, вообще! Ведь в привычной им протестантской этике разделение на классы носит априорный характер. И люди неравны. Неравны от рождения. Ведь Белый протестант имеет полное право делать с недочеловеками все, что ему угодно, так как, они - низшие существа ! И ответственность за содеянное с этими низшими существами должна для европейца отсутствовать ПОЛНОСТЬЮ . И все шло как по маслу… Индейцы себя убивать и насиловать позволяли, индусы, негры, китайцы, африканцы, новозеландцы, австралийцы, тасманийцы, малазийцы, гвинейцы, гуанчи же позволяли! Это же было их бременем. Бременем быдла и жлобья. Только тотальный грабеж планеты позволил еще в начале 16-го века безнадежно нищей Европе последние несколько столетий жить богато. Но эти! Эти – нагло отказывали цивилизованным людям в их легитимном праве на ограбление! И ХУЖЕ ТОГО ! Предатели Белой Расы – русские варвары не просто сидели в своих дремучих лесах, а бесцеремонно врывались в азиатские кишлаки и аулы, в африканские и египетские селения, в монгольские стойбища, «оставляя после себя лишь многочисленные библиотеки, театры, и электростанции»… Такое не прощается… Не прощается прилюдная демонстрация ИНОГО Европейского Способа Развития. Русско-европейского.

Автор: Неизвестен. Марш пленных немцев по Москве. 17 июля 1944г.

Не прощается людьми, которые всю жизнь живут по трем понятиям: Выгодно, Не Выгодно, Страшно. Чтобы понравится европейцу, который поколениями живет, дотошно считая каждую монетку, каждое зернышко, донося на соседа; предки которого за сотни лет сожгли на кострах самых красивых и умных своих женщин (женщина по природе своей менее подвержена эпидемиологическим заболеванием, значит – договорилась с Нечистым, ведьма), который не мылся столетиями и умирал от чумы, не имея дров для «не протертого» супа, русский может сделать только одно. Но очень важное. Он может сдохнуть. И какие бы он титулы не носил, какие бы дары не дарил, от чего бы ни спасал, его будут презирать как «белого дикаря». Презирать с подозрением. Презирать от страха. И только всем скопом, всей толпой ходить в завоевательские походы на Восток. Потому, что страшно! Страшно, когда дубиной – по улыбчивым зубам. По холеной морде… Вот и мучаются болезнено веками, а как соберутся всей просвещенной Европой, идут под бравурные марши получать по морде в Россию. Потом отползают, повизгивая, и боятся еще сильнее. И рассказывают своим детям про кровожадных азиатов, пляшущих под балалайку с медведями вокруг ядерных реакторов, так наивно и застенчиво забывая при этом уточнить, что русские практически никогда не приходили к ним первыми. Что это сами европейцы лезли в «дикую Московию» с постоянством, достойным лучшего применения. Зачем, спрашивается? Ведь всего 29 % территории этой дикой Московии хоть как-то подходят для нормальной жизни! Ну, живут там дикари, пьют водку, едят живыми детей, летают в космос, никого, при этом, сильно не доставая…Что за странное извращение этот вековой европейский «Дранг нах Остен»? Странный он… Нам не понять…

Так вот. У них, у Европейцев, есть весьма взвешенный ответ на этот вопрос, и ответ этот предельно ясно описывает принцип работы европейского мозга. Универсальный Ответ. Итоговый. Конечный. Это совершенно официально именуется как- «Копенгагирование» («to Copenhagen») . Для тех, кто не в курсе, термин появился после подлого нападения эскадры адмирала Нельсона на датский флот на рейде Копенгагена и варварского обстрела мирного города. В свойственной ему изящной манере, лорд Нельсон объяснил это дикое преступление тем, что на Копенгаген, видите ли «имел виды Наполеон». Если перевести на непросвещенный кондовый, посконный и домотканый русский язык, это в чистом виде «Иудин Грех». Применяемый перманентно. Навскидку - в отношении столь же цивилизованного европейского народа 3 июля 1940 года в ходе операции «Катапульта». За столетия ничего не поменялось, только датчан в этот раз на рейде заменили братья по оружию – французы. Как-то неправильно в тот раз лягушатники повернулись к английским джентльменам спиной; агрессивно как-то, как-то враждебно… Но, как сказал незабвенный Остап Бендер, «об этом не принято говорить вслух». По глубочайшему убеждению просвещенного европейца, он имеет полное и неоспоримое право напасть на ЛЮБОГО , кто покажется ему хоть чуточку подозрительным! Белый Человек всегда в своем праве! Поэтому не нужно им нравиться. Это бесполезная трата сил. В любой момент им может показаться, что ты для них представляешь некую опасность, и они не откажут себе в маленьком удовольствии ткнуть тебя ножом. Вынужденно. В твою подозрительно агрессивную спину… Их улыбки, они не искренние – как у резиновых масок.

30ти летняя война Автор: Пинсон.

Мрачные русские вечно озадачены какими-то мыслями, порою умными, порою не очень. А европейцы вечно улыбаются полным набором «клыков». Для них все предельно ясно, без полутонов. Оттенки серого европейцев интересуют лишь в сексуальном плане, в межнациональных отношениях они им без надобности… Продавщица в магазине улыбается тебе не от того, что рада тебе лично, такому всему из себя симпатичному. Она рада твоим деньгам, а также, потому, что так «положено» по вдолбленным в ее голову правилам. Она улыбается подсознательно всем, потому, что не хочет на костер. А так ты ей индифферентен, в лучшем случае ты для нее просто не существуешь. Она для ВСЕХ улыбчивая и приветливая! А за ярким фасадом ее венецианской маски – зияющая вопиющая пустота… И простенькое образование куклы – работать от А до Я. Ответственно и трудолюбиво крутить вентили в положенном по инструкции порядке…

Если копнуть чуть-чуть по глубже Историю Западной Европы становится понятно, откуда растут корни этой не проходящего страха. Психику европейцев жутко изуродовала война между Католической лигой и Протестантской унией 1618 – 1648 годов. Прокатившись по просторам Европы от Испании до Польши, она собрала столь кровавый урожай, что воистину «живые завидовали мертвым». То был новый тип войны – войны ТОТАЛЬНОЙ . Той, которую так точно описал в своих работах Макиавелли. Если раньше, во время Столетней Войны, дворянские дружины, выясняющие между собой отношения, не трогали ремесленников и крестьян, теперь все изменилось. Раньше самой большой бедой земледельца считались вытоптанные поля. Теперь же к нему в дом латной перчаткой постучался враг пострашнее спесивого барона. Постучался вооруженный алебардой свой сосед – разоренный крестьянин. До 14-го века основной ударной силой армий являлась дворянская конница. Во время Тридцатилетней Войны на полях битв царила уже наемная пехота, вооруженная новейшим орудием смертоубийства – алебардой, весьма успешно дополняемой в разных пропорциях двуручными мечами и аркебузами. Началось все в 1373 году, когда герцог Миланский купил в швейцарском кантоне Берн отряд из 3.000 наемников для войны с Папой Григорием 6-м. Швейцарцы «отработали» так, что герцог пришел в детский восторг и заплатил не скупясь. Было за что. Спрос рождает предложение и нищая маленькая страна в центре Европы, с населением в 500.000 человек открыла для себя новый вид бизнеса. Тактика горцев имела один своеобразный нюанс. Суровая природа края крайне скудно вознаграждала тяжелый труд на каменистых полях, которые нельзя было на долго оставлять без внимания. Так что у швейцарских наемников имелось крайне мало времени на «отхожий промысел». Поэтому ту кровавую работу, на которую они нанимались, горцам волей-неволей приходилось делать максимально быстро и качественно. Дабы потом не переделывать заново, что заведомо труднее. Рассеять противника на поле боя они посчитали не достаточным. Необходимо было не дать ему собраться снова. Выход напрашивался сам собой – требовалось убить всех . Командиры наемников категорически запрещали брать пленных. Особенно славились своей кровожадностью господа бернцы. После штурма города их немедленно нужно было из него вывести, ибо горцы убивали вообще все живое, вплоть до домашних животных. Основательные ребята. Ожидаемо, как ответ высокоэффективной швейцарской пехоте появились аналогичные французские, испанские, немецкие подразделения. Особо рьяными учениками оказались столь же основательные немцы. Но если швейцарцы продавались целыми отрядами, и посредниками выступали кантоны, немцы занимались этим вольным бизнесом самостоятельно. Такие вот частные предприниматели без образования юридического лица. Набор производился на время боевых действий, командирами назначались незнатные, не претендующие на трон офицеры. Все наемники получали один общий статус «солдат» (от итальянского «сольди» - деньга) , имели свою юстицию, обычаи и фольклор. Как таковой формы не существовало, и потому бойцы одевались кто во что горазд – в бархатные камзолы, полосатые штаны, женские шляпы с перьями и т.д. Эти банды ландскнехтов («слуга страны» нем.) передвигались по Европе, сражаясь друг с другом за деньги, попутно насилуя и уничтожая все живое на своем пути. Кстати, нынешнее слово «банда» (испанское «бандера») как раз и означает отряд ландскнехтов. Тридцатилетняя война стала эталоном зверств по отношению к мирному населению. Отчаявшиеся крестьяне брались за оружие, солдаты отвечали изуверскими пытками и казнями. То были 30 лет бессмысленных убийств, бессмысленного погрома, «мучительства без цели» . Террора во имя террора. Европа просто обезлюдела. Убито, замучено, сожжено и сварено заживо было более трети населения. В некоторых германских княжествах уцелело не более 10% жителей! Резались уже не за веру – католики против протестантов. Многие, как незабвенный отец Мушкетона, имели «веру смешанную», позволяющую становиться попеременно, то протестантом, то католиком, в зависимости от обстоятельств. Резались за деньги, за долю в добыче, чтобы выжить. Резались просто так, по принципу, озвученному тем же стариной Портосом: - «Я дерусь, потому, что я дерусь»! Война превратилась в чудовищную карательную экспедицию, прекрасно описанную Брехтом в его «Мамаше Кураж» и Гриммельсгаузеном в романе «Симплициссимусе». Спасло Европу только то, что ЭТО ИНФЕРНО удалось выплеснуть на просторы ВСЕЙ планеты. Население подверглось небывалому физическому и психологическому террору. Это-то и сломало психику западноевропейцев, насилие стало восприниматься как обыденное явление. С одной стороны, характерной чертой психологии масс стала жестокость. А с другой – не рассуждающая покорность. Полная бессмысленность зверств заставила бояться не наказания за что-то конкретное, а бояться ВООБЩЕ ! Бояться СИЛЫ и унижаться перед ней. Это чувство навеки отложилось у европейцев на генном уровне. А генная память – она на века !

Автор не известен. Хроника. Взятие Берлина. Май 1945г.

И сейчас разговоры у европейцев только о погоде и спорте. Табу на все остальные темы, это – не воспитание, как нам это вполне серьезно преподносят! Это выползшая из кожи страха полинявшая змея осторожности. Говорить о серьезном – опасно. Раньше за такое жгли на костре, сейчас – в лучшем случае подвергнут обструкции, а скорее, засудят. Поэтому они и скалятся, хотя их об этом никто и не просит. Это не вежливость, это такая веками выработанная защитная реакция. Как мытье лапкой у кошки. Ведь на моющуюся кошку другая кошка не нападает.

А так как улыбчивые европейцы, ВСЕГДА первыми начинающие войны, страдают провалами в памяти, неулыбчивые русские должны периодически напоминать им (европейцам) об их нелегкой карме Белого Человека . Чтобы им не «казалось», чтобы они были уверены. Уверены, что мрачные русские ВСЕГДА закончат войну, начатую улыбчивыми европейцами, в их, европейских столицах. И вот тогда русские будут улыбаться широко и счастливо, как можно улыбаться только после тяжелой, хорошо выполненной работы. Ведь, как было сказано, чтобы ТАК улыбаться, нужно выиграть Войну , полететь в Космос , сделать первую в мире мирную атомную станцию, построить дом. Не доступна им ТАКАЯ улыбка, «не достанет на то мышиная породы их»!

источник фото: journalwe.ru

Я когда-то очень предосудительно относился к хулиганским выходкам русских в заграничных отелях 9 мая . А потом, с возрастом, чисто для себя решил, что 8-го и 10-го можно пить с немцами на брудершафт. Вежливо раскланиваться на лестницах и в переходах. Обсуждать Гете, Ремарка и Дюрера, цитировать на разные лады «выражение из Геца фон Берлихингена», удивляться перипетиям истории «кульмского креста». Можно позволить себе быть «глобально наивными» , можно, раз уж это – в нашей генной памяти… А, 9-го Мая их нужно вдумчиво бить. С чувством, с толком, с расстановкой. Чтобы страховые компании рекомендовали им в День Нашей Победы сидеть в номерах, и чтоб официанты носили им туда еду. Чтобы они помнили и детям, и внукам своим завещали помнить. Чтобы им было Страшно . Страшно даже подумать еще раз напасть на мою Родину! Так, на всякий случай. В привычной им системе координат (Выгодно – Не Выгодно – Страшно) - это вполне нормально. Ничего личного – национальная традиция, как монетку в море напоследок бросить.

Преамбула:
Всякое преуспеяние России , всякое развитие ее внутренних сил, увеличение ее благоденствия и могущества есть общественное бедствие, несчастье для всего человечества
Карл фон Роттек, баденский политик, историк, правовед

«Взгляните на карту, – говорил мне один иностранец, – разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своею массой , как нависшая туча, как какой то грозный кошмар?» Да, ландкартное давление действительно существует, но где же оно на деле, чем и когда выражалось? Франция при Людовике XIV и Наполеоне, Испания при Карле V и Филиппе II, Австрия при Фердинанде II действительно тяготели над Европой, грозили уничтожить самостоятельное, свободное развитие различных ее национальностей, и большого труда стоило ей освободиться от такого давления. Но есть ли что нибудь подобное в прошедшей истории России?

Правда, не раз вмешивалась она в судьбы Европы, но каков был повод к этим вмешательствам? В 1799 м, в 1805 м, в 1807 гг. сражалась русская армия , с разным успехом, не за русские, а за европейские интересы. Из за этих же интересов, для нее, собственно, чуждых, навлекла она на себя грозу двенадцатого года; когда же смела с лица земли полумиллионную армию и этим одним, казалось бы, уже довольно послужила свободе Европы, она не остановилась на этом, а, вопреки своим выгодам, – таково было в 1813 году мнение Кутузова и вообще всей так называемой русской партии, – два года боролась за Германию и Европу и, окончив борьбу низвержением Наполеона, точно так же спасла Францию от мщения Европы, как спасла Европу от угнетения Франции.

Спустя тридцать пять лет она опять, едва ли не вопреки своим интересам, спасла от конечного распадения Австрию, считаемую, справедливо или нет, краеугольным камнем политической системы европейских государств. Какую благодарность за все это получала она как у правительств, так и у народов Европы – всем хорошо известно, но не в этом дело. Вот, однако же, все, чем ознаменовалось до сих пор деятельное участие России в делах Европы, за единственным разве исключением бесцельного вмешательства в Семилетнюю войну. Но эти уроки истории никого не вразумляют . Россия, – не устают кричать на все лады, – колоссальное завоевательное государство, беспрестанно расширяющее свои пределы, и, следовательно, угрожает спокойствию и независимости Европы. Это одно обвинение.

Русские заняли громадные территории путем свободного расселения

Другое состоит в том, что Россия будто бы представляет собой нечто вроде политического Аримана, какую то мрачную силу, враждебную прогрессу и свободе. Много ли во всем этом справедливого? Посмотрим сначала на завоевательность России. Конечно, Россия немала, но большую часть ее пространства занял русский народ путем свободного расселения , а не государственного завоевания. Надел, доставшийся русскому народу, составляет вполне естественную область – столь же естественную, как, например, Франция, только в огромных размерах, – область, резко означенную со всех сторон (за некоторым исключением западной) морями и горами.

Область эта перерезывается на два отдела Уральским хребтом, который, как известно, в своей средней части так полог, что не составляет естественной этнографической перегородки. Западная половина этой области прорезывается расходящимися во все стороны из центра реками: Северною Двиною, Невою – стоком всей озерной системы, Западною Двиною, Днепром, Доном и Волгою точно так же, как в малом виде Франция: Маасом, Сеною, Луарою, Гаронною и Роною. Восточная половина прорезывается параллельным течением Оби, Енисея и Лены, которые также не разделены между собою горными преградами. На всем этом пространстве не было никакого сформированного политического тела , когда русский народ стал постепенно выходить из племенных форм быта и принимать государственный строй.

Вся страна была или пустыней, или заселена полудикими финскими племенами и кочевниками; следовательно, ничто не препятствовало свободному расселению русского народа, продолжавшемуся почти во все первое тысячелетие его истории, при полном отсутствии исторических наций , которые надлежало бы разрушать и попирать ногами, чтобы занять их место. Никогда занятие народом предназначенного ему исторического поприща не стоило меньше крови и слез. Он терпел много неправд и утеснении от татар и поляков, шведов и меченосцев, но сам никого не утеснял, если не назовем утеснением отражения несправедливых нападений и притязаний. Воздвигнутое им государственное здание не основано на костях попранных народностей.

Русские не создавали Россию на костях попранных народов

Он или занимал пустыри, или соединял с собою путем исторической, нисколько не насильственной ассимиляции такие племена, как чудь, весь, меря или как нынешние зыряне, черемисы, мордва, не заключавшие в себе ни зачатков исторической жизни, ни стремлений к ней; или, наконец, принимал под свой кров и свою защиту такие племена и народы, которые, будучи окружены врагами, уже потеряли свою национальную самостоятельность или не могли долее сохранять ее, как армяне и грузины. Завоевание играло во всем этом самую ничтожную роль, как легко убедиться, проследив, каким образом достались России ее западные и южные окраины, слывущие в Европе под именем завоеваний ненасытимо алчной России. Но прежде надо согласиться в значении слова «завоевание».

Завоевание есть политическое убийство или, по крайней мере, политическое изувечение; так как, впрочем, первое из этих выражений употребляется совершенно в ином смысле, скажем лучше: национальное, народное убийство или изувечение. Хотя определение это метафорическое, тем не менее оно верно и ясно. Впоследствии представится случай подробно изложить наши мысли о значении национальностей, но пока удовольствуемся афористическим положением, которое, впрочем, и не требует особенных доказательств в наше время, ибо составляет, в теории по крайней мере, убеждение большинства мыслящих людей: что всякая народность имеет право на самостоятельное существование в той именно мере, в какой сама его сознает и имеет на него притязание. Это последнее условие очень важно и требует некоторого разъяснения.

Если бы, например, Пруссия покорила Данию или Франция Голландию, они причинили бы этим действительное страдание, нарушили бы действительное право, которое не могло бы быть вознаграждено никакими гражданскими или даже политическими правами и льготами, дарованными датчанам или голландцам; ибо, кроме личной и гражданской, кроме политической, или так называемой конституционной, свободы, народы, жившие самостоятельною государственною и политическою жизнью, чувствуют еще потребность, чтобы все результаты их деятельности – промышленной, умственной и общественной составляли их полную собственность , а не приносились в жертву чуждому им политическому телу, не терялись в нем, не составляли материала и средства для достижения посторонних для них целей.

Они не хотят им служить, потому что каждая историческая национальность имеет свою собственную задачу , которую должна решить, свою идею, свою отдельную сторону жизни, которые стремится осуществить, – задачу, идею, сторону жизни, тем более отличные и оригинальные, чем отличнее сама национальность от прочих в этнографическом, общественном, религиозном и историческом отношениях. Но необходимое условие для достижения всего этого составляет национально политическая независимость . Следовательно, уничтожение самостоятельности такой национальности может быть по всей справедливости названо национальным убийством, которое возбуждает вполне законное негодование против его совершителя. К этому же разряду общественных явлений относится и то, что я назвал национальным изувечением.

Национальная территория неотчуждаема, и никакие договоры не могут освятить в сознании народа такого отчуждения, пока отчужденная часть не потеряет своего национального характера

Италия, например, ощущала действительное страдание оттого, что часть ее – Венеция – оставалась присоединенной к чуждому ей политическому телу – Австрии, хотя это и не составляло непреодолимого препятствия к развитию ее национальной жизни; точно так, как отсечение руки или ноги не прекращает жизни отдельного человека, но, тем не менее, лишает ее той полноты и разносторонности проявлений, к которым она была бы способна без этого увечья. Исторический народ, пока не соберет воедино всех своих частей, всех своих органов, должен считаться политическим калекою. Таковы были в недавнее время итальянцы; таковы до сих пор греки, сербы и даже русские, от которых отделены еще три или четыре миллиона их галицких и угорских единоплеменников. А сколько еще пока под спудом почивающих народностей, чающих своего воскресения!

Сказанное здесь было бы, однако ж, несправедливо и неразумно относить и к таким племенам, которые не жили самостоятельною историческою жизнью, потому ли, что вовсе не имели для сего внутренних задатков, или потому, что обстоятельства для них сложились неблагоприятно и возможность их исторического развития была уничтожена в такой ранний период их жизни, когда они составляли только этнографический материал, еще не успевший принять формы политической индивидуальности , – так сказать, прежде, чем в них был вдунут дух жив. Такие племена – как, например, баски в Испании и Франции, кельты княжества Валисского и наши многочисленные финские, татарские, самоедские, остяцкие и другие племена – предназначены к тому, чтобы сливаться постепенно и нечувствительно с той исторической народностью, среди которой они рассеяны, ассимилироваться ею и служить к увеличению разнообразия ее исторических проявлений.

Эти племена имеют, без сомнения, право на ту же степень личной, гражданской и общественной свободы, как господствующая историческая народность, но не на политическую самостоятельность, ибо, не имея ее в сознании, они и потребности в ней не чувствуют, и даже чувствовать не могут. Нельзя прекратить жизни того, что не жило; нельзя изувечить тела, не имеющего индивидуального объединения. Тут нет, следовательно, ни национального убийства, ни национального увечья, а потому нет и завоевания . Оно даже невозможно в отношении к таким племенам. Самый этимологический смысл слова «завоевание» неприменим к подчинению таких племен, ибо они и сопротивления не оказывают, если при этом не нарушаются их личные, имущественные и другие гражданские права. Когда эти права остаются неприкосновенными, им, собственно, и защищать более нечего.

После этого небольшого отступления, необходимого для уяснения понятия о завоевании, начнем наш обзор с северо западного угла Русского государства, с Финляндии – прямо с одного из политических преступлений, в которых нас укоряет Европа. Было ли тут завоевание в том именно значении национального убийства, которое придает ему ненавистный, преступный характер? Без сомнения, нет, так как не было и национальности , которую лишили бы при этом своего самостоятельного существования или изувечили отделением какой либо составной ее части. Финское племя, населяющее Финляндию, подобно всем прочим финским племенам, рассеянным по пространству России, никогда не жило историческою жизнью.

Коль скоро нет нарушения народной самостоятельности, то политические соображения относительно географической округленности, стратегической безопасности границ и т. п., сами по себе еще не могущие оправдать присоединения какой либо страны, получают свое законное применение. Россия вела войну с Швецией, которая с самого Ништадтского мира не могла привыкнуть к мысли об уступке того, что по всем правам принадлежало России, и искала всякого, по ее мнению, удобного случая возобновить эту войну и возвратить свои прежние завоевания. Россия победила и приобрела право на вознаграждение денежное, земельное или другое, лишь бы оно не простиралось на часть самой Швеции, – ибо национальная территория неотчуждаема , и никакие договоры не могут освятить в сознании народа такого отчуждения, пока отчужденная часть не потеряет своего национального характера.

Тогда, конечно, но только тогда, приходится покориться невозвратно. Но мало сказать, что присоединением Финляндии от Швеции к России ничьи существенные права не были нарушены, выгоды самой Финляндии, т. е. финского народа, ее населяющего, более, чем выгоды России, требовали перемены владычества. Государство, столь могучее, как Россия, могло в значительной мере отказаться от извлечения выгод из приобретенной страны; народность, столь могучая, как русская, могла без вреда для себя предоставить финской народности полную этнографическую самостоятельность . Русское государство и русская народность могли довольствоваться малым; им было достаточно иметь в северо западном углу своей территории нейтральную страну и доброжелательную народность вместо неприятельского передового поста и господства враждебных шведов.

Государство и народность русская могли обойтись без полного слияния с собою страны и народности финской, к чему, конечно, по необходимости, должна была стремиться слабая Швеция, в отношении к которой Финляндия составляла три четверти ее собственного пространства и половину ее населения. И действительно, только со времени присоединения Финляндии к России начала пробуждаться финская народность и достигла наконец того, что за языком ее могла быть признана равноправность со шведским в отношении университетского образования, администрации и даже прений на сейме. Сделанное Россией для финской национальности будет, без сомнения, оценено беспристрастными людьми; во враждебном лагере, конечно, возбуждает оно пока только негодование, доходящее иногда до смешного. В мою бытность в Норвегии меня серьезно уверял один швед, что русское правительство, из вражды к Швеции, искусственно вызвало финскую национальность и сочинило, с этой именно целью, эпическую поэму «Калевала». Удивительное правительство, которое, по отзывам поляков, указами создает русский язык и научает ему своих монгольских подданных, а по отзывам шведов, сочиняет народные эпосы!

За Финляндией, пропуская Ингерманландию, – за обладание которой на нас, кажется, не сыплется укоров, хотя и она была отбита у шведов, – мы встречаем так называемые немецкие Остзейские провинции (die deutschen Ostsee Provinzen), то есть немецкие владения по берегам Балтийского моря. По названию можно, пожалуй, подумать, что дело идет о завоеванных и отторгнутых русскими от Священной Римской империи или от заменившего ее Германского союза провинциях Пруссии и Померании, составляющих в настоящее время единственные действительно немецкие провинции при Балтийском море, а не о населенном эстами и латышами пространстве от Чудского озера и реки Нарвы до прусской границы исконной принадлежности России, где еще Ярослав основал Юрьев, переименованный потом в Дорпат, – о пространстве, на поселение в котором первые рижские епископы считали нужным испрашивать дозволение у полоцких князей.

Кто был завоевателем в этой стране: русские ли, то есть славяне, которые, в союзе с разными чудскими племенами, положили основание Русскому государству и мирными путями вносили христианство с зачатками образованности в эту прибалтийскую страну точно так же, как и в прочие части своей, составляющей одно физическое целое государственной области, – или незваные и непрошеные немецкие искатели приключений , явившиеся сюда огнем и мечом распространять духовное владычество пап, обращать туземцев в рабство и присваивать чужую собственность? Россия никогда не признавала этого вторжения пришельцев! Псков и Новгород, стоявшие здесь на страже земли Русской в тяжелую татарскую годину, не переставали протестовать против него с оружием в руках. Когда же Москва соединила в себе Русь, она сочла своим первым долгом уничтожить рыцарское гнездо и возвратить России ее достояние.

Первое удалось на первых же порах, но сама страна перешла в руки Польши и Швеции , и борьба за нее соединилась с борьбою за прочие области, отторгнутые этими государствами от России. Но это только еще одна сторона дела; самое присоединение главной части Прибалтийского края совершилось даже не вопреки желанию пришлого дворянства, а по его же просьбам и наущениям, при стараниях и помощи его представителя – героя Паткуля. Можно утверждать, что для самого народа, коренного обладателя страны, эстов и латышей, Россия хотя и сделала уже кое что, однако ж, далеко не все, чего могли они от нее ожидать; но, конечно, не за это упрекает ее Европа, не в этом видит она ту черту, по которой в ее глазах присоединение Прибалтийского края имеет ненавистный завоевательный характер.

Совершенно напротив, в том немногом, что сделано – или, лучше сказать, в том, чего она опасается со стороны России, – для истинного освобождения народа и страны, она и видит, собственно, русскую узурпацию, оскорбление германской и вообще европейской цивилизации

За Прибалтийскими областями начинается страна, известная ныне под именами Северо Западного и Юго Западного края, а прежде именовавшаяся польскими провинциями. Недалеко то время, когда было бы нелишним исписать не одну страницу всевозможных доказательств для убеждения в том, что это русский край, что Россия никогда его не завоевывала: ибо нельзя завоевать того, что наше без всякого завоевания, всегда таким было, всегда даже таким считалось всем русским народом, пока в высших слоях его не начали иссякать живой народный смысл и живое народное чувство , – пока, вследствие того, многие из этих слоев не допустили отуманить свой ум нелепыми гуманитарными бреднями, не имеющими даже достоинства искренности и беспристрастия. Поляки и Европа взяли на себя, к счастью, труд несколько протрезвить русских в этом отношении, и хотя, к сожалению, несмотря на все свои старания, не столько еще успели в этом, как бы следовало желать, – так крепко забились гуманитарные бредни в русские головы, – достигли, однако же, того, чего не сделали бы самые основательные и длинные диссертации, – избавили от труда доказывать, что Северо Западный и Юго Западный край – точно такая же Россия и на точно таких же основаниях, как и самая Москва.

Но в Северо Западном крае есть небольшая землица, именно Белостоцкая область, на которой не лишним будет несколько остановиться. Эта область, вместе с северною частью нынешнего Царства Польского, Познанским герцогством и Западной Пруссией, досталась при разделе Польши на долю Пруссии. В седьмом году, по Тильзитскому миру, она отошла к России . Сколько возгласов по этому случаю в немецких сочинениях о вероломстве России, постыдно согласившейся принять участие в разграблении бывшей своей несчастной союзницы! Стоит только бросить взгляд на карту, чтоб убедиться в недобросовестности такого обвинения.

Белостоцкая область прилегает к восточной границе Царства Польского. Из северной части теперешнего Царства, к которой через два года присоединена была и южная, и из Познанской провинции составил Наполеон герцогство Варшавское. Этим была разорвана связь между Белостоцкой областью и уцелевшими от разгрома прусскими владениями. Для Пруссии, следовательно, Белостоцкая область была, во всяком случае, потеряна; Пруссии оставалось одно из двух: видеть ее или в руках враждебного ей Варшавского герцогства, соединенного с враждебной же Саксонией , или в руках дружественной России. Могло ли тут быть сомнение в выборе самой Пруссии? Что касается до России, то очевидно, что она считала Белостоцкую область присоединяемою к ней не от Пруссии, – от которой эта область была уже отнята самим фактом образования Варшавского герцогства, – а от этого последнего, обеим им неприязненного государства. Где же тут вероломство?

Впоследствии же, когда Царство Польское в возмездие за услуги, оказанные Россией Европе, было присоединено к России, Пруссия получила достаточное вознаграждение за отошедшую от нее часть Польши, а Белостоцкая область не могла быть ей возвращена, потому что оставалась отделенной от нее Царством Польским, как прежде герцогством Варшавским, которое (если не считать выделенного из него Познанского герцогства) переменило только название.

Не может ли, однако, самое Царство Польское назваться завоеванием России, так как в силу выше данного определения тут было, по видимому, национальное убийство? Этот вопрос заслуживает рассмотрения, потому что в суждениях и действиях Европы, по отношению к нему, проявляется также – если еще не более, чем в восточном вопросе сравнительно с шлезвиг голштейнским, – та двойственность меры и та фальшивость весов, которыми она отмеривает и отвешивает России и другим государствам.
Раздел Польши считается во мнении Европы величайшим преступлением против народного права , совершенным в новейшие времена, и вся тяжесть его взваливается на Россию. И это мнение не газетных крикунов, не толпы, а мнение большинства передовых людей Европы. В чем же, однако, вина России?

Западная ее половина во время татарского господства была покорена Литвой, вскоре обрусевшей, затем через посредство Литвы – сначала случайно (по брачному союзу), а потом насильственно (Люблинской унией) – присоединена к Польше. Восточная Русь никогда не мирилась с таким положением дел. Об этом свидетельствует непрерывный ряд войн, перевес в которых сначала принадлежал большею частью Польше, а со времени Хмельницкого и воссоединения Малороссии окончательно перешел к России. При Алексее Михайловиче Россия не имела еще счастья принадлежать к политической системе европейских государств, и потому у нее были развязаны руки, и она была единственным судьей в своих делах. В то время произошел первый раздел Польши . Россия, никого не спрашиваясь, взяла из своего, что могла, – Малороссию по левую сторону Днепра, Киев и Смоленск, взяла бы и больше, если бы надежды на польскую корону не обманули царя и заставили упустить благоприятное время.

Раздел Польши, насколько в нем участвовала Россия, мог бы совершиться уже тогда – с лишком за сто лет ранее, чем он действительно совершился, и, конечно, с огромною для России пользою, ибо тогда не бродили еще гуманитарные идеи в русских головах ; и край был бы закреплен за православием и русской народностью прежде, чем успели бы явиться на пагубу русскому делу Чарторыйские с их многочисленными последователями и сторонниками, процветающими под разными образами и видами даже до сего дня. Как бы то ни было, дело не было окончено, а едва только начато при Алексее, и раз упущенное благоприятное время возвратилось не ранее как через сто лет, при Екатерине II. Но почему же то, что было законно в половине XVII века, становится незаконным к концу XVIII? Самый повод к войне при Алексее одинаков – все то же утеснение православного населения , взывавшего о помощи к родной России. И если справедливо было возвратить Смоленск и Киев, то почему же было несправедливо возвратить не только Вильно, Подолию, Полоцк, Минск, но даже Галич, который, к несчастью, вовсе не был возвращен?

А ведь в этом единственно и состоял раздел Польши, насколько в нем участвовала Россия! Форма была, правда, иная. В эти сто лет Россия имела счастье вступить в политическую систему европейских государств, и руки ее были связаны. Свое ли, не свое родовое достояние ты возвращаешь, как бы говорили ей соседи, нам все равно; только ты усиливаешься, и нам надобно усилиться на столько же. Положение было таково, что Россия не имела возможности возвратить по праву ей принадлежащего , не допуская в то же время Австрию и Пруссию завладеть собственно Польшей и даже частью России – Галичем, – на что ни та, ни другая, конечно, не имели ни малейшего права. Первоначальная мысль о таком разделе принадлежит, как известно, Фридриху, и в уничтожении настоящей Польши, в ее законных пределах, Россия не имела никакой выгоды.

Как только Россия вступила в политическую систему европейских государств,
так началась целенаправленная борьба против нее и русского народа

Совершенно напротив, Россия, несомненно, сохранила бы свое влияние на Польшу и по отделении от нее русских областей, тем более что в ней одной могла бы Польша надеяться найти опору против своих немецких соседей, которым (особенно Пруссии) было весьма желательно, даже существенно необходимо получить некоторые части собственной Польши. Но не рисковать же было России из за этого войною с Пруссией и Австрией! Не очевидно ли, что все, что было несправедливо в разделе Польши, так сказать, убийство польской национальности, – лежит на совести Пруссии и Австрии , а вовсе не России, удовольствовавшейся своим достоянием, возвращение которого не только составляло ее право, но и священнейшую обязанность. Или найдутся, быть может, гуманитарные головы, которые скажут, что великодушие требовало от России скорее отказаться от принадлежащего ей по праву, чем согласиться на уничтожение самой Польши? Ведь это все, чем можно упрекнуть Россию, став на самую донкихотскую точку зрения.

Такой образ действий был бы, пожалуй, возможен, если бы Польша иначе поступала со своими русскими и православными подданными; в данных же обстоятельствах это было бы смешным и жалким великодушничаньем на чужой счет. Если бы частный человек, лишенный части своего достояния, для возвращения его принужден был, не имея возможности этого иначе достигнуть, войти в соглашение с соседями, заведомо желающими воспользоваться сим благоприятным случаем, дабы без малейшего на то права захватить и ту долю собственности неправого владельца, которая, несомненно, ему принадлежит, – мы, без сомнения, должны были бы сказать, что он поступил несогласно с правилами христианской нравственности. Но применение этих правил к междугосударственным и даже международным отношениям было бы странным смешением понятий, доказывающим лишь непонимание тех оснований, на которых зиждутся эти высшие нравственные требования.

Требование нравственного образа действий есть не что иное, как требование самопожертвования. Самопожертвование есть высший нравственный закон . Собственно говоря, это тождественные понятия. Но единственное основание для самопожертвования есть бессмертие, вечность внутренней сущности человека; ибо для того, чтобы строгий закон нравственности или самопожертвования не был нелепостью, заключающей в себе внутреннее противоречие, очевидно, необходимо, чтобы он вытекал из внутренней природы того, кто должен на его основании действовать, точно так же, как и во всех природных, или, что то же самое, божественных законах. (…) Но если для человека все оканчивается здешнею жизнью, то, без сомнения, и законы его деятельности не могут ниоткуда иначе почерпаться, как из требований этой же жизни, – из того, что составляет ее сущность, то есть из требований временного спокойствия, счастья, благоденствия, в которых каждое существо находит конечную и даже единственно вообразимую цель своего бытия.

Только в том случае, ежели не в этом, заключается внутренняя потребность нашей сущности, духа, как мы его называем, – если в нем содержится нечто иное, неисчерпываемое содержанием временной земной жизни, – может быть выставляемо и иное начало для его деятельности, начало нравственности, любви и самопожертвования. Но государство и народ суть явления преходящие , существующие только во времени, и, следовательно, только на требовании этого их временного существования могут основываться законы их деятельности, то есть политики. Этим не оправдывается макиавеллизм, а утверждается только, что всякому свое, что для всякого разряда существ и явлений есть свой закон. Око за око, зуб за зуб, строгое право, бентамовский принцип утилитарности, то есть здраво понятой пользы, – вот закон внешней политики, закон отношений государства к государству.

Око за око, зуб за зуб, – вот закон внешней политики,
закон отношений государства к государству.

Тут нет места закону любви и самопожертвования . Не к месту примененный, этот высший нравственный закон принимает вид мистицизма и сентиментальности, как мы видели тому пример в блаженной памяти Священном союзе. Заметим, кстати, что начало здраво понятой пользы, очевидно, недостаточное и негодное как основание нравственности, должно дать гораздо лучшие результаты как принцип политический, по той весьма простой причине, что он применяется здесь к своему настоящему месту. В самом деле, в течение долговечной жизни государства есть большое вероятие, что угроза, служащая основой утилитарного начала, – т. е. его санкция, заключающаяся в словах: «Ею же мерою мерите – возмерится и вам» , – успеет возыметь свое действие; тогда как в кратковременную жизнь человека каждый, имеющий достаточно средств, власти, хитрости, может весьма основательно надеяться, что ему удастся избежать последствий, выраженных в приведенных словах.

Итак, раздел Польши, насколько в нем принимала участие Россия, был делом совершенно законным и справедливым, был исполнением священного долга перед ее собственными сынами, в котором ее не должны были смущать порывы сентиментальности и ложного великодушия, как после Екатерины они, к сожалению и к общему несчастью России и Польши, смущали ее и смущают многих еще до сих пор. Если при разделе Польши была несправедливость со стороны России, то она заключалась единственно в том, что Галич не был воссоединен с Россией. Несмотря на все это, негодование Европы обрушилось, однако же, всею своей тяжестью не на действительно виновных – Пруссию и Австрию, – а на Россию. В глазах Европы все преступление раздела Польши заключается именно в том, что Россия усилилась, возвратив свое достояние .

Если бы не это горестное обстоятельство, то германизация славянской народности – хотя для нее самой любезной из всех, но все же таки славянской, – не возбудила бы столько слез и плача. Я думаю даже, что, совершенно напротив, – после должных лицемерных соболезнований она была бы втайне принята с общею радостью как желательная победа цивилизации над варварством. Ведь знаем же мы, что она не пугает европейских и наших гуманитарных прогрессистов, даже когда является в форме австрийского жандарма (см. «Атеней»). Разве одни французы пожалели бы, что лишились удобного орудия мутить Германию. Такое направление общественного мнения Европы очень хорошо поняла и польская интеллигенция ; она знает, чем задобрить Европу, и отказывается от кровного достояния Польши, доставшегося Австрии и Пруссии, лишь бы ей было возвращено то, что она некогда отняла у России; чужое ей милее своего.

Кому случалось видеть отвратительное, но любопытное зрелище драки между большими ядовитыми пауками, называемыми фалангами, тот, конечно, замечал, как нередко это злобное животное, пожирая с яростью одного из своих противников, не ощущает, что другой отъел уже у него зад. Не представляют ли эти фаланги истинную эмблему шляхетско иезуитской Польши – ее символ, герб, выражающий ее государственный характер гораздо вернее, чем одноглавый орел?

Но как бы ни была права Россия при разделе Польши, теперь она владеет уже частью настоящей Польши и, следовательно, должна нести на себе упрек в неправом стяжании, по крайней мере, наравне с Пруссией и Австрией. Да, к несчастью, владеет! Но владеет опять таки не по завоеванию, а по тому сентиментальному великодушию, о котором только что было говорено. Если бы Россия, освободив Европу, предоставила отчасти восстановленную Наполеоном Польшу ее прежней участи, то есть разделу между Австрией и Пруссией, а в вознаграждение своих неоценимых, хотя и плохо оцененных, заслуг потребовала для себя восточной Галиции , частью которой – Тарнопольским округом – в то время уже владела, то осталась бы на той же почве, на которой стояла при Екатерине, и никто ни в чем не мог бы ее упрекнуть.

Россия получила бы значительно меньше по пространству, не многим меньше по народонаселению, но зато скольким больше по внутреннему достоинству приобретенного, так как она увеличила бы число своих подданных не враждебным польским элементом, а настоящим русским народом.

Что же заставило императора Александра упустить из виду эту существенную выгоду? Что ослепило его взор? Никак не завоевательные планы, а желание осуществить свою юношескую мечту – восстановить польскую народность и тем загладить то, что ему казалось проступком его великой бабки. Что это было действительно так, доказывается тем, что так смотрели на это сами поляки. Когда из враждебного лагеря, из Австрии, Франции и Англии, стали делать всевозможные препятствия этому плану восстановления Польши, угрожая даже войной, император Александр послал великого князя Константина в Варшаву призывать поляков к оружию для защиты их национальной независимости . Европа, по обыкновению, видела в этом со стороны России хитрость, – желание, под предлогом восстановления польской народности, мало помалу прибрать к своим рукам и те части прежнего Польского королевства, которые не ей достались, – и потому соглашалась на совершенную инкорпорацию Польши, но никак не на самостоятельное существование Царства в личном династическом союзе с Россией, чего теперь так желают.

Только когда Гарденберг, который, как пруссак, был ближе знаком с польскими и русскими делами, разъяснил, что Россия требует своего собственного вреда , согласились дипломаты на самостоятельность Царства. Последующие события доказали, что планы России были не честолюбивы, а только великодушны. Если бы русское правительство поддерживало в поляках надежду на присоединение к царству прусских и австрийских частей бывшей Польши, как этого, например, впоследствии желал маркиз Велепольский, или бы только сквозь пальцы смотрела на клонящиеся к тому интриги, конечно, не случилось бы того, что восстание вспыхнуло в Царстве Польском, а не в Познани или в Галиции, ибо внутренних причин, заключающихся в неудовлетворительном состоянии края, для этого восстания не было. Как бы кто ни судил о дарованной Царству конституции, – свобода, которою оно пользовалось, была, во всяком случае, несравненно значительнее, чем в означенных провинциях Пруссии и Австрии, чем в самой Пруссии и Австрии, чем даже в большей части тогдашней Европы.

Время с 1815 по 1830 год, в которое Царство пользовалось независимым управлением, особой армией, собственными финансами и конституционными формами правления, было, без сомнения, и в материальном и в нравственном отношениях счастливейшим временем польской истории. Восстание не чем другим не объясняется, как досадою поляков на неосуществление их планов к восстановлению древнего величия Польши, хотя бы то было под скипетром русских государей; конечно, только для начала. Но эти планы были направлены не на Галицию и Познань, а на западную Россию, потому что тут только были развязаны руки польской интеллигенции – сколько угодно полячить и латынить . И только когда, по мнению польской интеллигенции, стало оказываться недостаточно потворства или, лучше сказать, содействия русского правительства – ибо потворства все еще было довольно, – к ополячению западной России, тогда негодование поляков вспыхнуло и привело к восстанию 1830 го, а также и 1863 года. Вот как честолюбивы и завоевательны были планы России, побудившие ее домогаться на Венском конгрессе присоединения Царства Польского!

В юго западном углу России лежит Бессарабия, также недавнее приобретение. Здесь христианское православное население было исторгнуто из рук угнетавших его диких и грубых завоевателей, турок, – население, которое торжествовало это событие как избавление из плена. Если то было завоевание, то и Кир, освободив иудеев из плена вавилонского, был их завоевателем. Об этом и распространяться больше не стоит.
Все южнорусские степи также были вырваны из рук турок . Степи эти принадлежат к русской равнине. Спокон века, еще со времен Святослава, боролись за них с ордами кочевников сначала русские князья, потом русские казацкие общины и русские цари. Зачем же и с какого права занесло сюда турецкую власть, покровительствовавшую хищническим набегам?

То же должно сказать и о Крымском полуострове, хотя и не принадлежавшем исстари к России, но послужившем убежищем не только ее непримиримым врагам, но врагам всякой гражданственности, которые делали из него набеги при всяком удобном случае, пожигали огнем и посекали мечом южные русские области до самой Москвы . Можно, пожалуй, согласиться, что здесь было завоевано государство, лишена своей самостоятельности народность; но какое государство и какая народность? Если я назвал всякое вообще завоевание национальным убийством, то в этом случае это было такое убийство, которое допускается и Божескими, и человеческими законами, – убийство, совершенное в состоянии необходимой обороны и вместе в виде справедливой казни.
Остается еще Кавказ. Под этим многообъемлющим именем надобно отличать, в рассматриваемом здесь отношении, закавказские христианские области, закавказские магометанские области и кавказских горцев.

На Кавказе надо различать: закавказские христианские области, закавказские магометанские области и кавказских горцев

Мелкие закавказские христианские царства еще со времен Грозного и Годунова молили о русской помощи и предлагали признать русское подданство. Но только император Александр I в начале своего царствования после долгих колебаний согласился наконец исполнить это желание, убедившись предварительно, что грузинские царства, донельзя истомленные вековой борьбой с турками, персиянами и кавказскими горцами, не могли вести долее самостоятельного существования и должны были или погибнуть, или присоединиться к единоверной России. Делая этот шаг, Россия знала, что принимает на себя тяжелую обузу, хотя, может быть, не предугадывала, что она будет так тяжела, что она будет стоить ей непрерывной шестидесятилетней борьбы. Как бы то ни было, ни по сущности дела, ни по его форме тут не было завоевания, а было подание помощи изнемогавшему и погибавшему.

Прежде всего это вовлекло Россию в двукратную борьбу с Персией, причем не Россия была зачинщицей. В течение этой борьбы ей удалось освободить некоторые христианские населения от двойного ига мелких владетельных ханов и персидского верховенства. С этим вместе были покорены магометанские ханства: Кубанское, Бакинское, Ширванское, Шекинское, Ганджинское и Талышенское, составляющие теперь столько же уездов, и Эриванская область. Назовем, пожалуй, это завоеваниями, хотя завоеванные через это только выиграли . Не столь довольны, правда, русским завоеванием кавказские горцы.

Здесь точно много погибло, если не независимых государств, то независимых племен. После раздела Польши едва ли какое другое действие России возбуждало в Европе такое всеобщее негодование и сожаление, как война с кавказскими горцами и особливо недавно совершившееся покорение Кавказа. Сколько ни стараются наши публицисты выставить это дело как великую победу, одержанную общечеловеческою цивилизацией , – ничто не помогает. Не любит Европа, чтобы Россия бралась за это дело. – Ну, на Сырдарье, в Коканде, в Самарканде, у дико каменных киргизов еще, куда ни шло, можно с грехом пополам допустить такое цивилизаторство, – все же вроде шпанской мушки оттягивает, хотя, к сожалению, и в недостаточном количестве силы России; а то у нас под боком, на Кавказе; мы бы и сами тут поцивилизировали (…). И по этому кавказскому (как и по польскому, как и по восточному, как и по всякому) вопросу можно судить о доброжелательстве Европы к России.

0 Сибири и говорить нечего. Какое тут, в самом деле, завоевание? Где тут завоеванные народы и покоренные царства? Стоит лишь счесть, сколько в Сибири русских и сколько инородцев, чтобы убедиться, что большею частью это было занятие пустопорожнего места , совершенное (как показывает история) казацкой удалью и расселением русского народа почти без содействия государства . Разве еще к числу русских завоеваний причислим Амурский край, никем не заселенный, куда всякое переселение было даже запрещено китайским правительством, неизвестно почему и для чего считавшим его своею собственностью?

К действительным завоеваниям России можно отнести только:
Туркестан, Кавказский горный хребет, несколько уездов Закавказья и Крым

Итак, в завоеваниях России все, что можно при разных натяжках назвать этим именем, ограничивается Туркестанскою областью, Кавказским горным хребтом, пятью шестью уездами Закавказья и, если угодно, еще Крымским полуостровом. Если же разбирать дело по совести и чистой справедливости, то ни одно из владений России нельзя называть завоеванием – в дурном , антинациональном и потому ненавистном для человечества смысле. Много ли государств, которые могут сказать про себя то же самое? Англия у себя под боком завоевала независимое Кельтское государство – и как завоевала! – отняла у народа право собственности на его родную землю, голодом заставила его выселяться в Америку, а на расстоянии чуть не полуокружности земли покорила царства и народы Индии в числе почти двухсот миллионов душ; отняла Гибралтар у Испании, Канаду у Франции, мыс Доброй Надежды у Голландии и т. д.

Земель, пустопорожних или заселенных дикими неисторическими племенами, в количестве без малого 300 000 квадратных миль я не считаю завоеваниями. Франция отняла у Германии Эльзас, Лотарингию, Франш Конте, у Италии – Корсику и Ниццу; за морем покорила Алжир. А сколько было ею завоевано и опять от нее отнято! Пруссия округлила и соединила свои разбросанные члены на счет Польши , на которую не имела никакого права. Австрия мало или даже почти ничего не отняла мечом, но самое ее существование есть уже преступление против права народностей. Испания в былые времена владела Нидерландами, большей частью Италии, покорила и уничтожила целые цивилизации в Америке.

Ежели нельзя упрекнуть Россию в действительно совершенных ею завоеваниях, то, может быть, к ним были направлены ее стремления: неудача покушения не оправдывает еще преступника . Бросим взгляд на характер войн, которые она вела. Далеко заходить незачем. Все войны до Петра велись Россией за собственное существование – за то, что в несчастные времена ее истории было отторгнуто ее соседями. Первая война, которую она вела не с этой целью и которой, собственно, началось ее вмешательство в европейские дела, была ведена против Пруссии. Достаточного резона на участие в Семилетней войне со стороны России, конечно, не было.

Все войны до Петра велись Россией за собственное существование

Злословие Фридриха оскорбило Елизавету; его поступки, справедливо или нет, считались всей Европой наглыми нарушениями как международного права вообще, так и законов Священной Германско Римской империи в частности. Если тут была вина, то ее разделяла Россия со всей Европой; так или нет, но это было явление случайное, не лежавшее в общем направлении русской политики. Во все царствование Екатерины Великой Россия деятельным образом не вмешивалась в европейские дела , преследовала свои цели, и цели эти, как мы видели, были цели правые. С императора Павла, собственно, начинаются европейские войны России. Война 1799 года, в чисто военном отношении, едва ли не славнейшая из всех веденных Россией, была актом возвышеннейшего политического великодушия, бескорыстия, рыцарства в истинно мальтийском духе.

Была ли она актом такого же политического благоразумия – это иной вопрос. Для России, впрочем, война эта имела значительный нравственный результат : она показала, к чему способны русские в военном деле. Такой же характер имели войны 1805 и 1807 года. Россия принимала к сердцу интересы, ей совершенно чуждые, и с достойным всякого удивления геройством приносила жертвы на алтарь Европы. Тильзитский мир заставил ее на время отказаться от этой самоотверженной политики и повернуть в прежнюю екатерининскую колею; но выгоды, которые она могла, очевидно, приобрести, продолжая идти по ней, не удовлетворяли ее, не имели в глазах ее ничего приманчивого.

Интересы Европы, особливо интересы Германии, так близко лежали к ее сердцу, что оно билось только для них. Что усилия, сделанные Россией в 1813 и 1814 году, были сделаны в пользу Европы , – в этом согласны даже и теперь беспристрастные люди, к какому бы политическому лагерю они ни принадлежали, а тогда все прославляли беспримерное бескорыстие России. Но что самый двенадцатый год был борьбою, предпринятой Россией из за интересов Европы, – это едва ли многими сознается. Конечно, война двенадцатого года была войною по преимуществу народною, народною в полном смысле этого слова, если принимать в расчет самый способ ее ведения и те чувства, которые в то время одушевляли русский народ. Но такова ли была эта славная война в своих причинах, то есть желание ли нарушить русские интересы побудило Наполеона предпринять ее? На это едва ли можно отвечать утвердительно.

Причины этой колоссальной борьбы – низвергнувшей Наполеона и приведшей к таким громадным последствиям – до того ничтожны, что невозможно понять, как могли они заставить Наполеона ринуться в такое опасное, рискованное предприятие без всякой нужды, имея на руках у себя Испанию. Что приводится, в самом деле, поводом, побудившим Наполеона собрать шестисоттысячную армию и вторгнуться с ней в отдаленную страну – неизобильную ресурсами, с дурными путями сообщения, – для борьбы с войском и народом, мужество которых было ему хорошо известно? .. Неточное соблюдение Тильзитского договора Россией, допускавшей под рукою некоторую торговлю с Англией, когда Наполеон сам у себя допускал подобные же уклонения от правил континентальной системы, и протест России против захвата Ольденбурга – вот и все.

Всю неудовлетворительность этих резонов думают достаточно дополнить, ссылаясь на ненасытимое честолюбие Наполеона. Конечно, Наполеон был честолюбив сверх меры, но был ведь также и расчетлив. Истинную причину войны, как Наполеон ее понимал, выразил он в словах, сказанных им Балашову: государь окружен личными его врагами, низкими людьми, как он выражался, – в том числе Штейном, негодяем, изгнанным из своего отечества, – то есть людьми, которым дороги были интересы Германии и которые старались образ мыслей императора Александра направить в эту сторону. Хорошо понятый и должным образом развитый смысл этих намеков объясняет все. Наполеон не мог не чувствовать, что сооруженное им здание очень шатко и, кроме его высокого гения, никаких других подпор не имеет. Жеромы, Иосифы, Мюраты не в состоянии были поддержать его.

Что же будет после его смерти, что оставит он своему сыну? Всемирное владычество, чувствовал он, даже ему не под силу; надо было найти, с кем его разделить, и он думал после Тильзитского мира, что нашел этого товарища и союзника в России; другого, впрочем, и отыскать негде было. Он думал, что Россия из прямого политического расчета, из за собственных своих целей и выгод будет с ним заодно. И в самом деле, чего бы не могла достигнуть Россия в союзе с ним, если бы смотрела на дело исключительно со своей точки зрения? Ревностная помощь в войне 1809 года дала бы ей всю Галицию ; усиленная война против Турции доставила бы ей не только Молдавию и Валахию, но и Булгарию, – дала бы ей возможность образовать независимое Сербское государство с присоединением к нему Боснии и Герцеговины.

Наполеон не хотел только, чтобы наши владения переходили за Балканы, но Наполеон был не вечен. Самым герцогством Варшавским, которое в его глазах было только угрозой против России, он, вероятно, пожертвовал бы, раз убедившись, что Россия действительно вошла во все его планы, что, идя к выполнению своих целей, она столько же нуждается в нем, сколько он в ней, – что она сама заинтересована в сохранении его могущества. Но вскоре после Тильзитского мира Наполеон увидел, что он не может полагаться на Россию , не может рассчитывать на ее искреннее содействие, основанное не на букве связывающего их договора, а на политическом расчете, что она формально держится данного обещания, но сердце ее не лежит к союзу с ним.

Россия горячо принимает к сердцу так называемые европейские или,
точнее, немецкие интересы

В войне 1809 года помогала она только для виду; заступничество за Ольденбургское герцогство и еще более наплыв немецких патриотов, которых Наполеон, со своей точки зрения, называл негодяями (конечно, вовсе несправедливо), показывали ему, что Россия горячо принимает к сердцу так называемые европейские или, точнее, немецкие интересы; горячее, чем свои собственные. Что оставалось ему делать? К чему влекла его неудержимо логика того положения, в которое его поставило как собственное его честолюбие, так и самый ход событий? Очевидно, к тому, чтобы обеспечить себя иным способом, независимо от России, – к тому, чтобы отыскать для подпоры своему зданию какой нибудь другой столб, хотя бы и менее надежной крепости.

Этот столб думал он вытесать на счет самой России, восстановив Польское королевство в его прежнем объеме. В нем надеялся он, по крайней мере, найти всегда готовое орудие против враждебной ему Германии. Иначе поступить Наполеону едва ли было возможно. И без войны политическое здание, им воздвигнутое, должно было рухнуть, если Россия не заинтересована в его поддержке , – рухнуть если не при нем, так после его смерти. Война, руководимая его гением, представляла, по крайней мере, шансы или вынудить Россию к этой поддержке, или заменить ее другим хотя и менее твердым, но зато более зависимым и податливым орудием. Одним словом, если бы Наполеон мог рассчитывать на Россию, которая, как ему казалось, сама была заинтересована в его деле, он никогда бы не подумал о восстановлении Польши. От добра добра не ищут.

В тринадцатом году, во главе новой собранной им армии, он высказал эту мысль самым положительным образом: «Всего проще и рассудительнее было бы сойтись прямо с императором Александром. Я всегда считал Польшу средством, а не главным делом. Удовлетворяя Россию на счет Польши, мы имеем средство унизить Австрию , обратить ее в ничто» . Может ли что нибудь быть яснее, откровеннее и притом сообразнее с действительным характером Наполеона! Не из за Европы ли, следовательно, не из за Германии ли в особенности, приняла Россия на свою грудь грозу двенадцатого года?

Двенадцатый год был, собственно, великой политической ошибкой,
обращенной духом русского народа в великое народное торжество.

Что не какие либо свои собственные интересы имела Россия в виду, решаясь на борьбу с Наполеоном, видно уж из того, что, окончив с беспримерной славою первый акт этой борьбы, она не остановилась, не воспользовалась представлявшимся ей случаем достигнуть всего, чего только могла желать для себя, заключив с Наполеоном мир и союз, как он этого всеми мерами домогался и как желали того же Кутузов и многие другие замечательные люди той эпохи. Что мешало Александру повторить Тильзит с той лишь разницей, что в этот раз он играл бы первостепенную и почетнейшую роль? Даже для Пруссии, которая уже скомпрометировала себя перед Наполеоном, император Александр мог выговорить все, чего требовала бы, по его мнению, честь.
Через четырнадцать лет после Парижского мира пришлось России вести войну с Турцией.

Русские войска перешли Балканы и стояли у ворот Константинополя. С Францией Россия была в дружбе, у Австрии не было ни войск, ни денег; Англия, хотя бы и хотела, ничего не могла сделать, – тогда еще не было военных пароходов; прусское правительство было связано тесной дружбой с Россией. Европа могла только поручить Турцию великодушию России. Взяла ли тогда Россия что нибудь для себя? А одного слова ее было достаточно, чтобы присоединить к себе Молдавию и Валахию. Даже и слова было не надо. Турция сама предлагала России княжества вместо недоплаченного еще долга. Император Николай отказался от того и от другого.

Настал 1848 год. Потрясения, бывшие в эту пору в целой Европе, развязывали руки завоевателя и честолюбца. Как же воспользовалась Россия этим единственным положением? Она спасла от гибели соседа, – того именно соседа, который всего более должен был противиться ее честолюбивым видам на Турцию, если бы у нее таковые были. Этого мало, тогда можно было соединить великодушие с честолюбием. После венгерской кампании был достаточный предлог для войны с Турцией; русские войска занимали Валахию и Молдавию, турецкие славяне поднялись бы по первому слову России. Воспользовалась ли всем этим Россия? Наконец, в самом 1853 году если бы Россия высказала свои требования с той резкостью и неуступчивостью, пример которых в том же году подавало ей посольство графа Лейнингена, и, в случае малейшей задержки удовлетворения, двинула войска и флот, когда ни Турция, ни западные державы нисколько не были приготовлены, чего не могла бы она достигнуть?

Итак, состав Русского государства, войны, которое оно вело, цели, которые преследовало, а еще более – благоприятные обстоятельства, столько раз повторявшиеся, которыми оно не думало воспользоваться, – все показывает, что Россия не честолюбивая, не завоевательная держава , что в новейший период своей истории она большею частью жертвовала своими очевиднейшими выгодами, самыми справедливыми и законными, европейским интересам, – часто даже считала своею обязанностью действовать не как самобытный организм (имеющий свое самостоятельное назначение, находящий в себе самом достаточное оправдание всем своим стремлениям и действиям), а как служебная сила. Откуда же и за что же, спрашиваю, недоверие, несправедливость, ненависть к России со стороны правительств и общественного мнения Европы?

Состав Русского государства, войны, которое оно вело, цели, которые преследовало, – все показывает, что Россия не честолюбивая, не завоевательная держава

Обращаюсь к другому капитальному обвинению против России. Россия – гасительница света и свободы, темная мрачная сила, политический Ариман, как выразился я выше. У знаменитого Роттека высказана мысль, – которую, не имея под рукой его «Истории», не могу, к сожалению, буквально цитировать, – что всякое преуспеяние России, всякое развитие ее внутренних сил, увеличение ее благоденствия и могущества есть общественное бедствие, несчастье для всего человечества. Это мнение Роттека есть только выражение общественного мнения Европы . И это опять основано на таком же песке, как и честолюбие и завоевательность России. Какова бы ни была форма правления в России, каковы бы ни были недостатки русской администрации, русского судопроизводства, русской фискальной системы и т д., до всего этого, я полагаю, никому дела нет, пока она не стремится навязать всего этого другим. Если все это очень дурно, тем хуже для нее и тем лучше для ее врагов и недоброжелателей.

Различие в политических принципах еще не может служить препятствием к дружбе правительств и народов . Не была ли Англия постоянным другом Австрии, несмотря на конституционализм одной и абсолютизм другой? Не пользуется ли русское правительство и русский народ симпатиями Америки, и наоборот? Только вредное вмешательство России во внутреннюю политику иностранных государств, давление, которым она препятствовала бы развитию свободы в Европе, могут подлежать ее справедливой критике и возбуждать ее негодование. Посмотрим, чем же его заслужила Россия, чем так провинилась перед Европой? До времен французской революции о таком вмешательстве, о таком давлении и речи быть не могло, потому что между континентом Европы и Россией не существовало тогда никакой видимой разности в политических принципах.

Напротив того, правление Екатерины по справедливости считалось одним из самых передовых, прогрессивных, как теперь говорится. Под конец своего царствования Екатерина имела, правда, намерение вооружиться против революции, что наследник ее и сделал. Но если французская революция должна считаться светильником свободы, то гасить и заливать этот светильник спешила вся Европа, и впереди всех – конституционная и свободная Англия . Участие России в этом общем деле было кратковременно и незначительно. Победам Суворова, впрочем, рукоплескала тогда вся Европа. Войны против Наполеона не были, конечно, да и не считались войнами против свободы. Эти войны окончились, и ежели побежденная Франция тогда же получила свободную форму правления, то была обязана этим единственно императору Александру. Во время войны за независимость многие государства обещали своим подданным конституции, и никто не сдержал своих обещаний, кроме опять таки императора Александра относительно Польши.

После Венского конгресса, по мысли русского императора, Россия, Австрия и Пруссия заключили так называемый Священный союз, приступить к которому приглашали всех государей Европы. Этот Священный союз составляет главнейшее обвинение против России и выставляется заговором государей против своих народов . Но в этом союзе надо строго отличать идею, первоначальный замысел, которые одни только и принадлежали Александру, от практического выполнения, которое составляет неотъемлемую собственность Меттерниха. В первоначальной же идее, каковы бы ни были ее практические достоинства, конечно, не было ничего утеснительного. Император Александр стоял, бесспорно, за конституционный принцип везде, где, по его мнению, народное развитие допускало его применение.

Он был противником и врагом хартий, насильственно вынужденных бунтом и революцией, но зато был другом октроированных конституций; и после недавних опытов, после стольких бедствий, претерпенных Европой, можно ли было думать иначе? Да и без отношения к обстоятельствам, не справедлив ли вообще такой взгляд? Разве добросовестное соглашение, сознательная уступка могут быть хуже насилия и по принципу и по последствиям? Вынудивший силою, если сила остается на его стороне, редко остается доволен вынужденным; можно ли ожидать умеренности от разгоряченных страстей, упоенных гордостью успеха? Если, наоборот, после первой вспышки, первого удачного натиска сила переходит опять на сторону уступившей этому натиску власти, можно ли ожидать от нее добросовестного выполнения вынужденного?

Напротив того, уступка, сделанная в полноте силы, по сознанию ее пользы и справедливости, заключает в себе все залоги долговечности. Что прочнее и добросовестнее исполняется: октроированная ли конституция Сардинии и заменившей ее Италии или вынужденная конституция Франции после 1830 и Пруссии после 1848 года? Если скажут, что и октроированная конституция Франции 1814 и 1815 годов не слишком то добросовестно исполнялась, то всякому известно, что эта конституция имела лишь форму добровольно данной Бурбонами хартии, в сущности же была с их стороны вынужденной обстоятельствами уступкой; притом на всем их правлении лежала печать чужеземного вмешательства, ненавистная для всякого уважающего себя народа.
На дипломатических конгрессах двадцатых годов наиболее умеренным и либеральным был голос Александра.

В этом я сошлюсь на Гервинуса, не слишком то доброжелательного к России и ко всему русскому. Корнем всех реакционных, ретроградных мер того времени была Австрия и ее правитель Меттерних, который, опутывая всех своими сетями, в том числе и Россию, заставил последнюю отказаться от ее естественной и национальной политики помогать грекам и вообще турецким христианам против их угнетателей, – отказаться вопреки всем ее преданиям, всем ее интересам, всем сочувствиям ее государя и ее народа. Россия была также жертвою Меттерниховой политики ; почему же на нее, а не на Австрию, которая всему была виновницей и в пользу которой все это делалось, взваливается вся тяжесть вины? Сама Англия не подчинилась ли тогда Меттерниховой политике? Разве русские войска усмиряли восстание в Неаполе и Испании и разве эти восстания и введенный ими на короткое время порядок вещей были такими светлыми явлениями, что стоит о них жалеть?

Русские ли наущения были причиной всех утеснении, которые терпела немецкая печать, немецкие университеты и вообще стремления немецкого юношества? Не сами ли германские правительства, и во главе их Австрия, должны почитаться виновниками всех этих мер; не для них ли исключительно были они полезны? Или, может быть, все эти немецкие либеральные стремления имели такую силу, что, без надежды на поддержку России, германские правительства не дерзнули бы им противустать ? Но разве она помешала им осуществиться там, где они имели какое нибудь действительное значение, – помешала Франции или даже маленькой Бельгии дать себе ту форму правления, которой они сами захотели? Помешала ли Россия чему нибудь даже в самой Германии в 1848 году, да и в 1830 году? Не собственное ли бессилие хотят оправдать, взваливая неудачу на давление, оказываемое будто бы мрачным абсолютизмом Севера?

Лучшим доказательством, впрочем, того, что не действительная какая нибудь вина, не какое нибудь деятельное вмешательство России, – ко вреду свободы человечества вообще и Германии в особенности, – были причиной общей к ней ненависти, служит убийство Коцебу. Важен тут не самый поступок несчастного студента фанатика, а то общее сочувствие, которое возбудило к себе это политическое преступление не только в революционных кружках, но и в спокойной, здравомыслящей части общества, чему едва ли можно найти другой пример. В чем состояла, однако же, вина Коцебу? Он доносил, говорят, русскому правительству о состоянии общественного мнения Германии (преимущественно же – ее университетской молодежи), то есть делал то, чем занимается, между прочим, всякий дипломатический агент или иностранный корреспондент любой газеты.

Вина его ни в каком случае не превышала вины многих петербургских корреспондентов иностранных газет, с теми, однако же, circonstanus attenn antes в пользу Коцебу, что недоброжелательство к России и клеветы петербургских корреспондентов для всех открыты и могут возбуждать совершенно основательное негодование, а то, что писал Коцебу, никому не было известно, и вся виновность его основывалась на предположениях. И разве во время Коцебу не было множества лиц, которые сообщали германским правительствам (особливо же австрийскому) о духе и направлении мыслей, господствовавших между германской молодежью, что, конечно, для нее было гораздо опаснее? Отчего же такой взрыв негодования, откуда такое оскорбление народного чувства, что оно доходит даже до сочувствия убийству, если только убийство совершено во вред России? А ведь то было еще до знаменитых конгрессов; ничем еще Россия не успела провиниться, в свежей еще памяти было избавление от французского ига. Общественное мнение Германии оказало тут, как и после, не более благодарности, чем 34 года спустя австрийское правительство.

Если уж гневаться за взаимные советы и за влияние, оказываемое правительством на правительство, то, конечно, Россия имела бы столько же (если не более) права негодовать на Австрию, да и на другие немецкие дворы, как и Германия на Россию. Не влиянию ли Меттерниха приписывается перемена образа мыслей, происшедшая в императоре Александре после 1822 года? Не это ли влияние было причиной немилости Каподистрии, враждебного отношения, принятого относительно Греции и вообще относительно национальной политики, наконец, не это ли влияние было причиной самой перемены в направлении общественного образования во времена Шишкова и Магницкого? А после не в угоду ли Австрии считалась всякая нравственная помощь славянам чуть не за русское государственное преступление?

Пусть европейское общественное мнение, если оно хочет быть справедливым, отнесет даже оказанное Россией на германские дела вредное влияние к его настоящему источнику, то есть к германским же правительствам, и в особенности к австрийскому. Нет, не действия Коцебу и все подобные (в сущности, весьма невинного свойства) вмешательства русского правительства в европейские дела объясняют ненависть, которую питают в Европе к России, а самое убийство Коцебу и, главное, то сочувствие, которое оно возбудило, только этой ненавистью и объясняются; причина же ее лежит глубже.

Впрочем, тому, что не в антилиберальном вмешательстве России в чужие дела лежит начало и главная причина неприязненных чувств Европы, можно представить доказательство самое строгое, неопровержимое. Когда думают видеть в чем либо причину данного явления, то очень легко убедиться в справедливости предположения, если только возможно устранить действие предполагаемой причины. Ясно, что предположение ложно, когда явление продолжается и по устранении этой причины. Например, замедление в качании маятника, замеченное в экваториальных странах, приписывали удлинению его от теплоты. Придумали снаряд, устраняющий влияние теплоты, но маятник продолжал качаться медленнее, чем на севере. Это показало до очевидности, что дело тут не в теплоте. В вопросах общественных почти никогда нельзя прибегать к опытам , но относительно занимающего нас предмета был сделан опыт в самых широких размерах, и что же оказалось?

Вот уже с лишком тринадцать лет, как русское правительство совершенно изменило свою систему, совершило акт такого высокого либерализма, что даже совестно применять к нему это опошленное слово; русское дворянство выказало бескорыстие и великодушие, а массы русского народа – умеренность и незлобие беспримерные . С тех пор правительство продолжало действовать все в том же духе. Одна либеральная реформа следовала за другой. На заграничные дела оно не оказывает уже никакого давления. Этого мало, оно употребляет свое влияние в пользу всего либерального. И правительство, и общественное мнение сочувствовали делу Северных Штатов искреннее, чем большая часть Европы.

Защитники национальностей умолкают,
коль скоро дело идет о защите русской народности

Россия из первых признала Итальянское королевство и даже, как говорят, своим влиянием помешала Германии помогать неправому делу. И что же, переменилась ли хоть на волос Европа в отношении к России? Да, она очень сочувствовала крестьянскому делу, пока надеялась, что оно ввергнет Россию в нескончаемые смуты; так же точно, как Англия сочувствовала освобождению американских негров. Мы много видели с ее стороны любви и доброжелательства по случаю польских дел. Вешатели, кинжальщики и поджигатели становятся героями, коль скоро их гнусные поступки обращены против России. Защитники национальностей умолкают, коль скоро дело идет о защите русской народности, донельзя угнетаемой в западных губерниях, – так же точно, впрочем, как в деле босняков, болгар, сербов или черногорцев. Великодушнейший и вместе действительнейший способ умиротворения Польши наделением польских крестьян землей находит ли себе беспристрастных ценителей? Или, может быть, английский способ умиротворения Ирландии выселением вследствие голода предпочтительнее с гуманной точки зрения? Опыт сделан в широких размерах. Медицинская пословица говорит: sublata causa tollitur efectus . Но здесь и по устранении причины действие продолжается: значит, причина не та.

Еще в моде у нас относить все к незнанию Европы, к ее невежеству относительно России. Наша пресса молчит, или, по крайней мере, до недавнего времени молчала, а враги на нас клевещут. Где же бедной Европе узнать истину? Она отуманена, сбита с толку. Risum teneatis, amici , или, по русски, курам на смех, друзья мои. Почему же Европа, которая все знает от санскритского языка до ирокезских наречий, от законов движения сложных систем звезд до строения микроскопических организмов, не знает одной только России? Разве это какой нибудь Гейс Грейц, Шлейц и Лобенштейн, не стоящий того, чтобы она обратила на него свое просвещенное внимание? Смешны эти оправдания мудрой, как змий, Европы – ее незнанием, наивностью и легковерием, точно будто об институтке дело идет. Европа не знает, потому что не хочет знать , или, лучше сказать, знает так, как знать хочет, то есть как соответствует ее предвзятым мнениям, страстям, гордости, ненависти и презрению.

Смешны эти ухаживания за иностранцами с целью показать им Русь лицом, а через их посредство просветить и заставить прозреть заблуждающееся и ослепленное общественное мнение Европы. Почему и не удовлетворить любопытству доброго человека; только напрасно соединять с этим разные окулистические мечтания. Нечего снимать бельмо тому, кто имеет очи и не видит; нечего лечить от глухоты того, кто имеет уши и не слышит. Просвещение общественного мнения книгами, журналами, брошюрами и устным словом может быть очень полезно и в этом отношении, как и во всех других, – только не для Европы, а для самих нас, русских, которые даже на самих себя привыкли смотреть чужими глазами , для наших единоплеменников. Для Европы это будет напрасный труд: она и сама без нашей помощи узнает, что захочет, и если захочет узнать.

Дело в том, что Европа не признает нас своими . Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки и т. д., материалом, который можно бы формировать и обделывать по образу и подобию своему, как прежде было надеялась, как особливо надеялись немцы, которые, несмотря на препрославленный космополитизм, только от единой спасительной германской цивилизации чают спасения мира. Европа видит поэтому в Руси и в славянстве не чуждое только, но и враждебное начало. Как ни рыхл и ни мягок оказался верхний, наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой, все же Европа понимает, или, точнее сказать, инстинктивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить, – которое, следовательно, нельзя будет себе ассимилировать, претворить в свою кровь и плоть, – которое имеет и силу и притязание жить своею независимою, самобытною жизнью.

Гордой, и справедливо гордой, своими заслугами Европе трудно – чтобы не сказать невозможно перенести это . Итак, во что бы то ни стало, не крестом, так пестом, не мытьем, так катаньем, надо не дать этому ядру еще более окрепнуть и разрастись, пустить корни и ветви вглубь и вширь. Уж и теперь не поздно ли, не упущено ли время? Тут ли еще думать о беспристрастии, о справедливости. Для священной цели не все ли средства хороши? Не это ли проповедуют и иезуиты, и мадзинисты, – и старая, и новая Европа? Будет ли Шлезвиг и Голштейн датским или германским, он все таки останется европейским; произойдет маленькое наклонение в политических весах, стоит ли о том толковать много? Державность Европы от того не потерпит, общественному мнению нечего слишком волноваться, надо быть снисходительну между своими. Склоняются ли весы в пользу Афин или Спарты, не та же ли Греция будет царить?

Но как дозволить распространиться влиянию чуждого, враждебного, варварского мира, хотя бы оно распространялось на то, что по всем Божеским и человеческим законам принадлежит этому миру? Не допускать до этого – общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации. Вот единственное удовлетворительное объяснение той двойственности меры и весов, которыми отмеривает и отвешивает Европа, когда дело идет о России (и не только о России, но вообще о славянах) – и когда оно идет о других странах и народах. Для этой несправедливости для этой неприязненности Европы к России, – которым сравнение 1864 го 1854 годом служит только одним из бесчисленных примеров, сколько бы мы ни искали, мы не найдем причины в тех или других поступках России; вообще не найдем объяснения и ответа, основанного на фактах.

Тут даже нет ничего сознательного, в чем бы Европа могла дать себе самой беспристрастный отчет. Причина явления лежит глубже. Она лежит в неизведанных глубинах тех племенных симпатий и антипатий, которые составляют как бы исторический инстинкт народов, ведущий их (помимо, хотя и не против их воли и сознания) к неведомой для них цели; ибо в общих, главных очертаниях история слагается не по произволу человеческому, хотя ему и предоставлено разводить по ним узоры. Что вело древних германцев к непрестанным нападениям на Рим? Говорят, что юг имеет непреодолимую прелесть для сынов севера . Не нужно обширных этнографических сведений, чтобы видеть, что это совершенно несправедливо. Ежедневный опыт удостоверяет, что каждый некочующий народ – а германцы во время войны с Римом были уже оседлы – в первобытное время столько же, по крайней мере, как и впоследствии, имеет почти непреодолимую привязанность к своей родине, к своему климату, как бы он ни был суров, к окружающей его природе, как бы она ни была бедна. Юг для народов севера имеет в себе что то убийственное.

Возьмите для примера хоть поселение русских на Кавказе. К благословенным ли странам Кавказа стремится русский народ, предоставленный своей собственной воле? Нет, для него Сибирь имеет несравненно более привлекательности. Не приманка юга, а какая то ненависть влекла народы на гибель Риму. Почему так хорошо уживаются вместе и потом мало помалу сливаются германские племена с романскими, а славянские с финскими? Германские же со славянскими, напротив того, друг друга отталкивают, антипатичны одно другому; и если где одно замещает другое, то предварительно истребляет своего предшественника, как сделали немцы с по лабскими племенами и с прибалтийскими славянскими поморянами. Это то бессознательное чувство, этот то исторический инстинкт и заставляет Европу не любить Россию . Куда девается тут беспристрастие взгляда – которым не обделена, однако же, и Европа, и особливо Германия, – когда дело идет о чуждых народностях? Все самобытно русское и славянское кажется ей достойным презрения, и искоренение его составляет священнейшую обязанность и истинную задачу цивилизации.

Для европейца русский может претендовать на достоинство человека
только тогда, когда потерял уже свой национальный облик

Gemeiner Russe, Bartrusse, - подлый русский, бородатый русский, - суть термины величайшего презрения на языке европейца, и в особенности немца. Русский в глазах их может претендовать на достоинство человека только тогда, когда потерял уже свой национальный облик. Прочтите отзывы путешественников, пользующихся очень большой популярностью за границей, – вы увидите в них симпатию к самоедам, корякам, якутам, татарам, к кому угодно, только не к русскому народу ; посмотрите, как ведут себя иностранные управляющие с русскими крестьянами; обратите внимание на отношение приезжающих в Россию матросов к артельщикам и вообще биржевым работникам; прочтите статьи о России в европейских газетах, в которых выражаются мнения и страсти просвещенной части публики; наконец, проследите отношение европейских правительств к России. Вы увидите, что во всех этих разнообразных сферах господствует один и тот же дух неприязни, принимающий, смотря по обстоятельствам, форму недоверчивости, злорадства, ненависти или презрения.

Явление, касающееся всех сфер жизни, от политических до обыкновенных житейских отношений, распространенное во всех слоях общества, притом не имеющее никакого фактического основания, может недриться только в общем инстинктивном сознании той коренной розни, которая лежит в исторических началах и в исторических задачах племен. Одним словом, удовлетворительное объяснение как этой политической несправедливости, так и этой общественной неприязненности можно найти только в том, что Европа признает Россию и славянство чем то для себя чуждым, и не только чуждым, но и враждебным . Для беспристрастного наблюдателя это неотвержимый факт. Вопрос только в том, основательны ли, справедливы ли такой, отчасти сознательный, взгляд и такое, отчасти инстинктивно бессознательное, чувство, или же составляют они временный предрассудок, недоразумение, которым суждено бесследно исчезнуть. Исследованию этого вопроса намерен я посвятить следующую главу.

Материал подготовлен по книге Николая Данилевского
Книга: "Россия и Европа" 1869-1871 гг.
Глава: Почему Европа враждебна России?