Описание картины В. И

Картина Василия Сурикова наверное одна из картин художника искренне пропитанная оптимизмом и радостью, бесшабашной удалью и безоглядным весельем.
На картине изображена старинная русская забава на масленичных гуляньях – штурм снежной крепости.

К этому праздничному развлеченью готовились за несколько дней – из снега и льда строили крепость или как его называли на родине художника в Сибири, городок. Мужики делились на две группы: одна защищала городок всеми доступными способами, другие, теми же способами, старались захватить его, не редко и в конном строю как изображено на картине.

Художник изобразил на полотне нарядную толпу крестьян, все в ярких праздничных нарядах. Они с восхищением в глазах смотрят на лихого всадника в высокой меховой шапке, наверняка в собольей, который ловко преодолевает снежную стену на вороном коне. Ясно видно, что всаднику не легко досталась эта победа: оба, и всадник и конь взмылены и растрепаны после прорыва сквозь толпу защитников вооруженных палками и ветками. Но по осанке казака и коня видно, что такие пируэты им не в диковину, оба бывалые воины.

На картине ярко заметна одна особенность, скорее очередная загадка художника: посмотрите на глаза всадника и толпы защитников позади него. Во взгляде всадника явно видны острота и злость, почти как в настоящем бою, и совсем не видно радости от лихой победы в удалой игре. А побежденные, наоборот, добродушно улыбаются, как будто это они победили и их это не их крепость через несколько минут сравняют с землей. Они искренне радуются удачно сложившему развлечению, что никто не пострадал в острой забаве.

Василий Суриков на всех своих картинах изображал множество персонажей, каждого из которых наделял своим характером, как будто вдыхая в них душу. Большое внимание художник уделяет позам, выражению лиц, деталям одежды. Для этого он часто посещал рынки и ярмарки, подобные народные гулянья, подмечая как ведут себя люди в разных ситуациях. А эскизы для будущей картины писал со своих знакомых и родственников. Например, на этой картине художник изобразил своего брата, это мужчина на санках под ярким ковром.

Изображая людей, художник отразил на своей картине людей различных сословий. Что придает полотну особый колорит: красные платки женщин, белые с цветными поясами полушубки крестьян и шитый золотом ковер барских саней.

Полотно полно движения и очень живо передает морозную свежесть дня, который уже явно перевалил за полдень. Рядом с картиной буквально чувствуется разлетающийся во все стороны снег. Весь колорит полотна бурлит весельем, с яркими контрастами белого снега с красным, синим и зеленым цветами праздничных одежд персонажей. Картина буквально дышит жизнерадостностью и праздничной, вольной радостью народного гуляния.

Полотно было показано в Санкт – Петербурге, где произвела небывалый для картин Сурикова фурор, а на выставке в Париже художник получил именную медаль.

Сам художник так сказал о своей картине: «Встряхнулся и тогда от драм к большой жизнерадостности перешел». Мне хотелось передать в картине впечатление своеобразной сибирской жизни, краски ее зимы, удаль казачьей молодежи".

Картина Сурикова «Взятие снежного городка» полна веселья и радости. На ней изображено много людей, собравшихся, судя по всему на праздник. Действие происходит на открытой местности, возможно на большой поляне. Видно, что это ровное место, а на заднем фоне виднеются заснеженные горы и холмы. Художник изобразил праздничные гуляния, на которые пришли все жители округи.

Действие напоминает детскую забаву по построению крепости из снега. Видно, что сооружение состоит из больших комков снега. Это сооружение разбивает всадник на коне. Всадник в высокой меховой шапке, а конь темного окраса с черной гривой. Он разбивает снежную преграду своими копытами. Перед снежной крепостью изображен человек на санях с палкой в руках. Скорее всего, рядом с ним есть еще люди, они защищают крепость. За всадником толпа веселых людей, которые тоже с палками в руках. Они пришли, чтобы захватить крепость. «Взятие снежного городка» ‒ это такая забава, на которую собираются все жители. Одна группа людей как бы защищает снежную крепость, а другая пытается ее разрушить.

На картине много улыбающихся, смеющихся людей. Каждый персонаж прорисован до мельчайших деталей. Все в теплых тулупах, шапках и валенках. У каждого человека свое выражение лица, но их всех объединяет безудержное веселье. Даже сани, изображенные справа, нарисованы со всеми нюансами. Художник точно передал ощущение праздника и радости. Благодаря четко прорисованным деталям, картина выглядит как фотография, как будто автор сумел запечатлеть именно тот миг, когда конь разбивает крепость. Веселая толпа людей кажется яркой, благодаря контрасту одежды и белого снега. Все жители радуются происходящему как дети. Суриков передал настроение толпы путем тщательной прорисовки каждого выражения лица и мельчайших деталей.

О том, что существовала такая игра, проводившаяся на Масленицу, все знают по одноименной картине Василия Сурикова, написанной в 1891 году (ныне хранится в Русском музее).

Работа над картиной «Взятие снежного городка» проходила на малой родине Сурикова, в городе Красноярске, где художник некоторое время жил после скоропостижной смерти своей жены. Боль утраты он «лечил» работой, пытаясь в родном доме набраться сил и при помощи изобразительного искусства найти смысл жизни.

Работа «Взятие снежного городка», имеющая жанровый характер, была написана Суриковым по этюду. Для картины художнику позировали родственники и близкие друзья.

Николай Николаевич Третьяков говорил на лекциях по русскому искусству в Суриковском художественном институте и во ВГИКе:

«Картины Сурикова кинематографичны. Такой близости к кинематографу, к фотографии, как «Взятие снежного городка», пожалуй, нет ни у какой другой его работы. Показателен момент взятия крепости, когда комья снега летят как камни, град и пепел в «Последнем дне Помпеи» Карла Брюллова. Фрагменты картины удивительны по своей экспрессии, которая очень ценилась в старой Академии художеств, но ее иногда понимали внешне, формально, а здесь она дана документально: в костюмах, головных уборах можно открыть неожиданные этнографические детали, потому что для Сурикова в них выражена история народов Сибири и Азии.

Суриков очень любил в искусстве ракурсы и в этом смысле особенно ценил греческую скульптуру «Лаокоон». Его «замахнувшийся прутом» во «Взятии снежного городка» - своего рода опрокинутая скульптура, хотя руки с хворостинами - момент движения. Картину можно разбить на ряд кадров.

«Взятие снежного городка» является, конечно, преимущественно костюмной работой. Суриков всегда ценил в одежде узорочье, красочность, яркость. И, пожалуй, никто из русских художников так не понимал традиционный костюм, как Суриков, который дал ему и словесную характеристику. Для художника одежда всегда выражает образ жизни человека».

Суриков изучал историю донских казаков, считая, что сибирские казаки, к которым принадлежал его род, вышли с Дона. Он изучал традиции казачьих сел, в том числе народные игры, который проводились на Масленицу. Одной из таких воинских состязательных потех было взятие снежного городка, известного с XVIII века. Первоначально в игре участвовало только служилое население, но позже стали играть все сельские жители. При помощи такого состязания юноши готовились к защите Отечества и семьи.

До революции снежные городки устанавливали в станицах на площадях за две недели до Масленицы, чтобы снег слежался, утрамбовался, окреп, обледенел. Крепости представляли собой большие конусы высотой 8-10 м и около 6 м в диаметре (напоминали высокие стога сена с почти отвесными боками). Вокруг они обносились невысокими, в 1,5 м, снежными валами.

В день, назначенный для взятия городка, на площади собирались все станичники, которые приходили с семьями. Одни принимали участие в состязании, другие - смотрели и болели. В толпе можно было слышать такие разговоры:

А что, папака, будет такой Карс-то, который ты в туретчине-то брал? - спрашивал мальчуган своего отца, вспомнив его рассказ про взятие турецкой крепости Карса и указывая на городок.

Будет! Почитай што такой! - отвечал, улыбаясь, отец.

А Хива?

Ну, Хива будет поменьше Карса…

А коли так, то и я и возьму!

Знамо возьмешь! Как подрастешь малость, то и возьмешь! - отвечал отец, трепля по плечу будущего героя.

Перед штурмом на вершине городка укрепляется флаг и возле него клались призы. Защитники, вооруженные большими деревянными лопатами, а иногда и ружьями, заряженными холостыми патронами, занимали места за валом. Отряд, предназначенный для штурма (в его рядах были и конные, и пешие), отводился от него на 40-50 м и выравнивался.

Когда все было готово, распорядитель (станичный атаман) подавал сигнал «шагом», а затем «карьер». По первому сигналу казаки начинали движение, а по второму с гиком бросались на городок. В тот момент, когда они подскакивали к валу, их встречали выстрелами и массой снега, который залеплял глаза и людям, и лошадям, отчего происходило замешательство. Между атакующими и защитниками завязывалась борьба. Первые стремились проникнуть за вал к городку, а последние старались не пустить их, пугая лошадей и забрасывая снегом. Иногда перед валом в момент атаки зажигалась солома.

Когда атакующие преодолевали вал и оказывались у крепости, то они бросали лошадей и при помощи обломков пик или заостренных колышков лезли на почти отвесные стены городка, стараясь перегнать один другого.

Снег часто не выдерживал тяжести людей, поэтому они падали вниз и снова устремлялись на стены. В то время защитники засыпали их снегом. Тот, кто первым взбирался на вершину, к флагу, тот получал приз.

После взятия городков устраивалась джигитовка, за что ее участники получали от атамана в награду несколько серебряных рублей. Рубли завертывали в платки и бросали на снег. Едва успевали их разбрасывать, как они сразу попадали в карманы молодцов-джигитов, которые живо подбирали их с земли на карьере. За удалое взятие городков и лихую джигитовку казаки и казачата удостоились получить благодарность наказного атамана, после чего в стройном порядке с песнями и взятыми с городков флагами отправились по улицам станицы.

Более подробное описание народной игры см. в источнике: Бердская слобода

Письменные источники:
Журнал «Разведчик» (1896, 18 мая. №292-293).
Журнал «Разведчик» (1895, 1 марта. №229).
«Оренбургская газета» (1899, 4 апреля. № 626).

Сегодня традиции взятия снежного городка возрождаются.

Водоразделом в жизни и творчестве Сурикова стала смерть его жены. Горе художника было столь велико, что он практически перестал писать и уехал в Сибирь, чтобы остаться там навсегда. Александр Иванович Суриков, брат живописца, пытаясь помочь, подсказал ему тему этой картины.

Александр Иванович Суриков, младший брат живописца, помогал Василию Ивановичу в Красноярске заполнить время живыми впечатлениями, почти ежедневно пытался устроить прогулки по городу на лошадях, вечерами приглашал друзей и знакомых: «Я в свою очередь занялся развлечениями его и подал ему мысль написать картину «Городок» (это всем известная старинная игра). Мне сильно хотелось, чтобы он после смерти жены не бросал своё художество. Поехали мы с ним в село Ладейское, где и наняли молодых ребят сделать городок, с которого и была написана в последние дни масленицы 1890 года картина «Взятие снежного городка».

И она вылечила Сурикова от тоски, открыв собой новый этап его творчества, отличающийся полифонической композицией, насыщенностью колорита, погруженностью в народную стихию. «Необычайную силу духа я тогда из Сибири привез», - признавался Суриков М. Волошину. Работа изображает старинную сибирскую игру, очень популярную в казачьей среде, - в нее играли в «прощеное воскресенье», последний день масленицы. Напомнили о себе здесь и детские впечатления художника: «Помню, - вспоминал он, - как "городок" брали. Городок снежный. И конь черный прямо на меня... Я его потом в картину вставил. Я много "снежных городков" видел. По обе стороны народ, а посреди снежная стена. Лошадей хворостинами - чей конь первый сквозь снег прорвется. За работой этой картины Вася уже меньше стал скучать о жене; одним словом, до некоторой степени пришёл в себя, стал бывать в гостях, и у нас бывали знакомые. С мамой всегда вспоминал о старинке».

По своему обыкновению, многие детали Суриков писал с натуры - друзья живописца специально для него инсценировали полный «вариант» игры в селе Ладейское.

Подсказанная Александром Ивановичем тема упала на благодатную почву. Изображая современную ему сцену народной игры, Суриков, исходя из общепринятой классификации, работал в бытовом жанре, при всём том особенности мышления исторического живописца сказались и здесь в полную силу.

В сверкающем праздничными красками холсте всё пронизано живыми традициями предков, удалых казаков, прямыми родственными связями с которыми Суриков так гордился. В картине изображён кульминационный момент - снежная крепость разваливается на наших глазах. Всадник и конь объяты единым порывом, удаль и азарт сверкают в решительном взоре всадника, дикие искры проскакивают в умных глазах коня. На фоне смеющихся лиц зрителей собранная в единый порыв воля берущего городок казака приковывает внимание, заставляет переживать вместе с ним острейший момент игры.

Фрагменты картины

Яркий сверкающий пейзаж, написанный на заднем плане, перекликается с представленным в этой работе образом народа, полного здоровья и силы.

Участники игры, самозабвенно ей отдавшиеся, приветствуют победителя, смеясь и размахивая хворостинами - главными «орудиями» этой забавы.

Лошадь и всадника Суриков написал в сложнейшем ракурсе - они несутся прямо на зрителя. Изображение долго не давалось художнику - «раз пять, - как вспоминал А.И. Суриков, - делали городок в своем дворе и звали казака, который, настегивая лошадь, летел на городок».

Этот персонаж написан Суриковым с его брата, Александра Ивановича. Он, сидя в изукрашенном возке, заинтересованно наблюдает за ходом игры. Сохранился замечательный этюд маслом «А.И. Суриков в шубе», сделанный для картины. (50 художников. Суриков: Шедевры русской живописи. 2010 год, вып. 8./ автор текста Александр Панфилов. – М.: ООО «Де Агостини», 2010. – 31 с.)

Источник: Москалюк М. «Свет во тьме светит…»./ Марина Москалюк.// Тобольск и вся Сибирь. Восьмой номер. Красноярск: Альманах./ Сост. М.В. Москалюк. - Тобольск: Издательский отдел Тюменского регионального общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска», 2007. - 340с. – с.76-96

… В начале XX века Марии Васильевне Красноженовойг удалось восстановить со слов бывших участников игры полную её картину. Стена из снега и льда сооружалась заранее, причём в каждой местности имелись свои «архитектурные» особенности постройки. В Енисейской губернии были широко распространены двойные ворота в форме арок. Играющие делились на две группы: защитники, вооруженные трещотками, хворостинами и комьями снега, и осаждающие молодые казаки верхом. Съезжались многочисленные зрители из окрестных сёл, принаряженные, возбуждённые предстоящим зрелищем. Выезжал «городничий», во весь голос читая шутливые стихи «Начатие и прибытие прошедшей масленицы», и вдруг неожиданно подавал сигнал, по которому начинался штурм. Всадники прорывались сквозь толпу неистово оборонявшихся защитников, лошади вставали на дыбы от шума и крепких ударов. Зрители встречали неудачников солёными шутками, но уж победителя чествовали от всей души, стаскивали с коня, щедро угощали вином.

В среде казачества, тщательно оберегавшего боевые традиции предков, «Взятие городка» связывалось с памятью покорения Сибири под руководством Ермака. В европейской части России уже к середине XIX века подобные обычаи превратились в обыкновенную детскую забаву. Последний же настоящий «Городок» в Красноярске был устроен в Ладейке в 1922-ом году, а во времена детства Василия Сурикова особым размахом славились «Городки» в селе Торгашино, откуда была родом мать художника Прасковья Федоровна: «А первое моё впечатление - это как из Красноярска в Торгашино зимой через Енисей ездили... Вот на том берегу я первый раз видел, как «Городок брали». Толпа была. И городок снежный. И конь черный прямо мимо меня проскочил, помню. Это, верно, он-то у меня в картине и остался».

По живописным достоинствам и эмоциональному накалу «Взятие снежного городка» по праву относится к лучшим творениям суриковской кисти. Ко времени написания картины Суриков уже сложившийся мастер, с хорошо отработанными приёмами создания большого полотна.

Интересен записанный в 1926 году Красноженовой разговор с 6-летним крестьянином села Ладейки М.Д. Нашивошниковым, который хорошо помнил художника, изобразившего его в толпе зрителей: «Он это всё картины писал. А сначала это он всё матерьял собират, всё пишет по отдельности, а потом начнёт это их на листе бумаги распределять - кому куда ловчее... Ведь даст же Бог дарование человеку». В этих бесхитростных воспоминаниях подмечена главная особенность творческого метода Сурикова - тщательная работа над этюдами и бесконечные поиски наиболее точных композиционных построений.

Вообще, для «Взятия снежного городка», по сравнению с другими полотнами, этюдов сохранилось не так уж много. Картина писалась от начала до конца в родном доме, и позировать могли только красноярцы - многочисленные знакомые и родня, торгашинские и ладейские казаки.

…Итак, в самой светлой и просторной комнате родного дома Василия Ивановича был натянут большой холст. Здесь рождалось новое творение великого мастера, в то время как москвичи и петербуржцы, были уверены, что Суриков замолчал, как писали газеты того времени. А для первых зрителей красноярцев в изображённой сцене всё было близко и знакомо, и искренней была радость узнавания самих себя.

Однако время шло. Картина свернута на вал и вместе с художником отправилась в Москву. Почти в каждом письме 1891 года брату и маме Суриков упоминает о ней: «Картину я вставил в раму золотую. Очень красиво теперь. Скоро, в начале или середине февраля, надо посылать на выставку в Петербург. Не знаю, какое она впечатление произведет. Я, брат, ее ещё никому не показывал».

«Взятие снежного городка» ожидала насыщенная событиями судьба. Сразу после Х1Х-ой передвижной выставки вместе с другими полотнами «Городок» пропутешествовал по России, из Санкт-Петербурга в Москву, затем в Харьков, Полтаву, Елизаветград, Кишинев, Одессу, Киев. В 1900-ом картина попадает на Всемирную выставку в Париже, где получает серебряную медаль. С 1908-го года хранится в Русском музее императора Александра III. Отдельной историей могло бы стать её возвращение в Сибирь (правда, совсем не надолго) в морозные суриковские юбилейные дни 1998-года, когда тысячи красноярцев выстраивались в очередь, чтобы только увидеть её. Конечно же, для нас нынешних изображение казацкой масленичной игры нечто из истории - далекое, чуть забытое, но вместе с тем настолько родное и близкое, что по-прежнему закипает кровь от праздничного разгула народной силушки, молодецкой удали.

Не только яркий всплеск так долго сдерживаемых позитивных эмоций, но и новый расцвет живописного мастерства - колористического и композиционного - продемонстрировало привезенное из Сибири полотно.

Из книги Натальи Кончаловской «Дар бесценный» об истории создания картины «Взятие снежного городка» с сайта http://nkozlov.ru/library/s318/d3964/print/?full=1

…Удивительной сердечности и доброты был этот человек (о брате художника Александре Ивановиче), так и не устроивший своей собственной жизни. О себе он не думал, все о матери и брате. И сейчас его мысли были заняты новой работой Васи. Он сам толкнул его на мысль написать картину сибирской народной игры - взятие снежного городка. Василий Иванович сразу зажегся и начал собирать материал. Каждый базарный день он с утра толкался в народе, зарисовывая росписи на дугах и на старинных кошевах. Однажды он увидел розвальни с искусно выгнутыми скрепами на полозьях и тут же зарисовал их. Богатые узоры тюменских ковров он писал акварелью. Его занимали образы для толпы зрителей. Да и искать-то было нечего, стоило только выйти за ворота - все тут! Василий Иванович вглядывался в эти лица, освещенные солнцем, или в пасмурный день в рассеянном свете, и казалось ему, что каждое из этих лиц может органически врасти в картину. Как все они были ему близки и понятны своей сибирской суровой красотой!

Игру взятия снежного городка он знал еще с малого детства. Однажды дед Александр Степанович повез его в Торгошино поглядеть на эту игру. На всю жизнь запомнил тогда Вася взмыленного коня, который, проломив снежную стену, проскочил совсем рядом с их кошевой и комьями снега закидал и его и деда. Игра эта осталась от глубокой старины в память завоевания Сибири Ермаком. Во многих селах строили на масленицу снежные городки, но торгошинцы заранее лепили целые крепости, с пушками, бойницами, башнями, фигурами зверей или конскими головами. Потом крепость заливалась водой, и она, как хрустальная, радужно сверкала под солнцем. Красота была необычайная! Лихие всадники-казаки с разбегу налетали на городок! Не всякий конь шел на крепость, иные шарахались в сторону, вставали на дыбы, упирались, а то и сбрасывали всадника. Ну тогда совсем позор - в снегу вываляют, тумаков надают, народ все озорной, веселый, с хворостинами, с плетками. Машут, кричат, хохочут, не подпускают коня к крепости, а другие наоборот - подстегивают, дразнят, гонят на штурм. Шум, крик, свист, улюлюканье…

Все это всплывало сейчас в памяти Сурикова, и он увлеченно набрасывал эскизы для задуманного полотна. Александр Иванович безотказно возил брата по деревням. Однажды подговорил парней из села Ладейки построить настоящую крепость, нашелся и казак, что потом налетал на нее. Сурикову удалось сделать несколько зарисовок, но движения коня он так и не ухватил. Ведь всего одна минута! Где тут успеть!..

Проводив девочек Жилиных, Александр Иванович вернулся домой и поднялся к брату наверх. Он застал его за рабочим столом. Под лампой с зеленым колпаком были разложены карандашные эскизы композиции.

Ложился бы ты, Васенька. Ведь завтра печник Дмитрий чуть свет приведет соседей. За три ведра водки сговорились крепость во дворе вылепить. Мне в присутствие к девяти, так я им помогу, часа два свободных выкрою. И ты встань пораньше да погляди - может, что-нибудь и подскажешь…

Василий Иванович, обрадованный, оторвался от рисунков,

Какой же ты, Сашка, молодец! Как тебя на все хватает, горячая ты душа! - Он смотрел, улыбаясь, брату в лицо, тонкое, красивое, с густыми усами, опущенными по-казачьи книзу, и, казалось, не было в эту минуту никого ближе и дороже, чем этот чуткий и добрый человек.

Исцеление

Недолюбливал Василий Иванович Капитона Доможилова, за которым была замужем сводная сестра его Лиза. Она ушла из дома рано - с мачехой Прасковьей Федоровной жить было трудно. С зятем Василий Иванович не подружился. «Противный поп, жадный, - говорил он о Доможилове,- и фамилия у него какая-то скопидомная, и Лизу нашу вовсе от нас отстранил!»

Зато дочь Доможиловых Таня совсем не походила на родителя. Стройную красавицу с чистым лицом, с которого не сходило выражение приветливого внимания и какой-то детской доверчивости, любили в доме Суриковых все, даже строгая бабка.

Этим летом Таня часто ездила с Суриковыми на большие прогулки за Енисей. Дядя Саша запрягал Саврасого, и все садились в тарантас. Василий Иванович непременно захватывал этюдник.

Да к чему ты краски-то берешь, - недоумевал порой брат Саша, - ведь едем-то на полчасика…

Ну не-е-ет уж! Ни один хороший охотник в лес без ружья не пойдет, так и художнику без этюдника в лесу делать нечего!

И каждый раз приходилось им ждать, пока Василий Иванович не закончит акварель, а летом от мошки в тайге спасенья нет. Таня захватывала с собой на прогулки таежные сетки от мошки. И однажды Василий Иванович приметил, как смотрит Танино лицо сквозь эту сетку. Оно было словно отражение в зеркале, и от него, как от всей ее крепкой фигуры, веяло таким целомудрием, свежестью и простодушием, что по возвращении Василий Иванович тут же поставил холст на мольберт и начал портрет. Портрет этот был закончен быстро я висел в верхнем зале. А сейчас одна из красивейших женщин Красноярска, жена врача Рачковского, Екатерина Александровна, позировала Василию Ивановичу. Он писал ее в профиль, в меховой накидке и платке поверх шапочки. Рука ее была продета сквозь скунсовую муфту. Это был этюд уже к новой картине, где Рачковская будет сидеть в кошеве. Брата Сашу Василий Иванович усадит против нее, пусть покрасуется в бобровой шапке на фоне расписной дуги со звонками.

Этюдов и зарисовок набралось множество.

Чудную девушку он нашел по соседству. Хотелось написать ее смеющейся, и Василий Иванович старался рассмешить ее разными шутками. Она улыбалась, обнажая два ряда ослепительных зубов, но глаза ее на этюде так и остались серьезными - видно, слишком необычным делом было для нее позирование.

Все эти этюды висели сейчас в рабочей комнате Сурикова. С каждым днем их все прибавлялось. Все это готовилось к объединению в веселом буйстве жизни, в молодецкой сибирской игре, где опасность, ловкость и удаль воплощали дорогие для Сурикова воспоминания детства и вдохновляли его на новую ярость сердца, утраченную им за последние годы.

Сегодня он поднялся в шесть утра, едва начинало светать.. Мороз был невелик, и несколько человек в полумраке скатывали огромные комья снега и обтесывали их, заготавливая для возведения стены. Александр Иванович вытащил для них из дома стремянку.

Василий Иванович пояснил, что именно хотелось бы ему воспроизвести из того, что он сам видел не раз. Стали класть, стену с аркой посредине. Дмитрий-печник, молодой казак с рыжеватыми усами на кирпично-красном от возбуждения и морозца лице, следил за постройкой. Установили по краям стены столбы с лихо вылепленными снежными конскими головами, с угольками вместо глаз. На печнике был рыжий" полушубок, синие плисовые штаны и светлые валенки, - в приближающемся рассвете Василий Иванович уже различал эти цвета. «Надо бы на него надеть шапку бобровую Сашину»,- думал он, вглядываясь в тонкий профиль печника.

Мужики закончили стену и теперь обрызгивали ее водой из лейки. В утреннем морозце голоса их звучали чисто и-звонко. Стало почти совсем светло.

Ох, как все это хорошо! - Горячее ликование охватило художника и, как бывало раньше, вызвало совсем неожиданные желания и действия.

Смеясь, он начал быстро лепить большие снежки и один за другим швырять их. Снежки крепко приставали к ледяной стене, и она становилась похожей на неровно выдолбленный камень какого-то старинного итальянского дворца.

На крыльцо вышли дочери. Они уже собрались в гимназию и с веселым удивлением наблюдали за точными и быстрыми движениями отца - давно они не видали его в такой бодрости.

Ага, мое время истекло! - сказал дядя Саша, увидев племянниц. - Ну, братцы, мне пора в присутствие. В сарае - трехведерный бочонок с водкой. Как будет все закончено, заберете. - И он скрылся за кухонной дверью: надо было позавтракать и переодеться.

Девочки, в гимназию не опоздайте, - говорил завороженным дочерям Василий Иванович.

Солнце выглянуло из-за холмов и бросило первые косые лучи на снежный городок. Он заиграл розовым сверканьем, отливая синевой под широкой аркой. Оля и Лена сбежали со ступенек крыльца и, прежде чем выйти за ворота, пробежали по очереди под снежной аркой, пригибая головы в меховых капорах.

Перед началом игры Суриков позвал всех завтракать. Озаренные пылающей русской печкой, сидели «мастера снежных дел» на кухне у Прасковьи Федоровны, уплетали пельмени и пили чай с бубликами, смеясь и подтрунивая друг над другом.

Когда все вышли из дому во двор, солнце спряталось за облака. Городок стоял в голубом мерцании. Дмитрий-печник побежал за конем, а Суриков, захватив из мастерской блок и акварельный ящичек, устроился на скамье, чтобы порисовать еще не тронутую крепость в цвете.

Дмитрий уже ездил по Благовещенской взад и вперед на красивом гнедом коне, разогревая его и подзадоривая для штурма крепости. Казаки шумно спорили - с какой стороны лучше начинать. Как воробьи, налетели на глухой забор соседские мальчишки, а иные устроились на крышах ближних сараев.

И вот началось. Отложив в сторону акварельные наброски, Василий Иванович вооружился карандашом и попросил Дмитрия несколько раз проскакать галопом и поднять коня на дыбы перед крепостью - хотелось уловить движение коня на скаку. Все было подготовлено, ребят кликнули во двор занять места возле городка. Казаки, вооружившись хворостинами, палками и кнутами, стояли в дальнем углу огорода.

Дмитрий начал издалека, с Благовещенской, проскакал ее, завернул в ворота дома, обошел крепость до группы казаков. Они с гиканьем и свистом стали махать хворостинами, посылая гнедого на штурм снежной стены, вокруг которой горланили и метались мальчишки, отпугивая коня.

Давай, гей!.. Давай налетай!.. - кричали казаки.

Дмитрий развернул коня и во весь опор пустил его на городок. Сидя на крыльце, Василий Иванович ловил каждое движение коня и набрасывал его на бумагу. Конь начал плясать, а потом взвился на дыбы. В страшном напряжении Дмитрий пригнулся и, сильно хлестнув его плеткой, заставил рывком, всей грудью налететь на крепость. Словно богатырь, с разбегу раскрыл плечом закрытые ворота. Мальчишки, крича, шарахнулись в стороны.

Суриков был удовлетворен: он уловил движение коня, сильные, выпуклые плечевые мышцы под лоснящейся шерстью и разламывающуюся под напором на куски снежную стену. Четкими штрихами карандаша он изобразил на бумаге это движение и теперь повторил его в деталях по памяти. Взмыленный конь стоял среди комьев разрушенного сооружения, две снежных конских головы лежали под его ногами.

Ну как, Василий Иванович, получилось? - спросил Дмитрий, тяжело дыша.

Великолепно! Просто удивительно удачно! Все было видно как на ладони. Спасибо тебе, Дмитрий! Спасибо вам, ребята! Здорово мне помогли. - Он все еще продолжал рисовать, то и дело поглядывая на всадника, щурясь и улыбаясь.

Через несколько минут из ворот суриковского дома казаки, шутя и балагуря, выкатили на салазках бочонок водки. Мальчишки сопровождали их, свистя и хохоча на всю Благовещенскую. Суриков с альбомом в руках остался на крыльце перед разрушенной крепостью. И на листах вновь и вновь возникал схваченный верным глазом художника мощный рывок коня, которым решалась вся сцена старинной народной игры. Здесь, в Сибири, далеко от московской суеты, от привычного мира художников, жизнь его как бы началась наново.

А в это время Стасов писал Третьякову: «…Не имеете ли вы сведений о Сурикове из Сибири? Какая это потеря для русского искусства - его отъезд и нежелание больше писать!!!»

«Взятие снежного городка»

Быть может, впервые за всю свою жизнь Василий Иванович писал легко и быстро - без трудных спадов и неудач, без мучительных сомнений.

Картина - четыре аршина в длину и два в высоту - стояла на мольберте в верхнем зальце. Композиция была решена как-то сразу, и Василий Иванович работал теперь с наслаждением. Все было подвластно ему: мастерство, вдохновение, порыв развернулись сейчас во всю силу.

Братья все еще продолжали ездить по красноярским селам. Василий Иванович по-прежнему боялся что-нибудь, упустить, всегда стремился подглядеть что-то новое. Однажды заехали в Торгошино, попытались уговорить молодежь построить городок. Да куда там! Отказались парни, они уже не умели ладить снежную крепость, не то что их деды.

Уходят традиции с годами, - сокрушался Василий Иванович.

В Дрокино написал он как-то с натуры одного мужичка со смешной фамилией - Нашивочников. Он был в собачьей дохе и в шапке с синим верхом. Таким и занял место в картине, сидя слева в санях с искусно выгнутыми полозьями и замахнувшись кнутовищем…

В Ладейках строили для Василия Ивановича настоящую» крепость и штурмовали ее потом на гульбище. Суриков сам выбрал место и для игрища. Справа - избы, слева где-то за толпой угадывается Енисей, за ним красноярские холмы с пашнями в голубой, влажной, весенней мглистости.

Женские типы сибирячек, с которых Василий Иванович написал множество этюдов, воплотились в картине в каких-то сказочных русских красавиц. Милитрисы Кирбитьевны Румяные, в ярких шубках, стоят они на дальнем плане, и среди общего веселого буйства что-то в них удивительно-серьезное, трогательно-застенчивое…

Центральная фигура картины - казак, штурмующий городок. В нем Василий Иванович изобразил, ни в чем не отступив от натуры, Дмитрия-печника. Конь его вломился в снежную стену, комья снега летят из-под копыт, и глаз дико косится. А за всадником сомкнулся стоявший в два ряда молодой народ. Смеются, кричат, машут хворостинами… Только на воздухе написанные могут быть так отчетливы, так свежи лица, так убедительны движения. С отпрянувшего мальчишки свалилась шапка и, еще теплая, лежит на снегу. А снег, так же как и в «Боярыне Морозовой», обладает множеством оттенков: где-то справа - желтоватый, слева -сероватый, переходящий в голубизну. И, как всегда в пасмурный день, в слепящей цветовой игре снега угадывается невидимое за облаками солнце.

А как насыщен колорит на открытом воздухе и до чего ярок! Кошева крыта мохнатым тюменским ковром, и цветы на нем - голубые, розовые, синие, - большие зеленые, перистые листья… Мохнатость ковра, фактура его особенно заметна в глубоких складках по углам кошевы, а яркость цветов веселит, радует глаз. В кошеве сидит Рачковская, с приветливой своей улыбкой. На ней скунсовая накидка, и на фоне цветастого ковра великолепно отливает синевой мех ее муфты. Рядом с Рачковской молодая пышная попадья в горностаевом воротнике, а напротив брат Саша. Он настолько выразителен в характере своем, что, пожалуй, среди общей массы лиц - это уже портрет.

К весне картина была закончена, и Василий Иванович показывал ее знакомым красноярцам. Однажды пришел к Суриковым четырнадцатилетний Дмитрий Каратанов, будущий известный художник-сибиряк. Он не раз заходил показывать свои работы. Василий Иванович любил беседовать с талантливым юношей, всегда находя достоинства в его еще неумелых рисунках.

Ты работаешь с натуры, это хорошо. Продолжай. Но надо учиться рисовать правильно. - Василий Иванович достал из папки гравюру с изображением женской головы.- Вот смотри, как правильно поставлены в лице нос, глаза. Научись правильно строить лица…

Они беседовали три часа. Василий Иванович показывал мальчику свои итальянские этюды, - он всюду возил их с собой. А под конец подвел Дмитрия к новой картине. Мальчик был ошеломлен. Он долго в молчании рассматривал громадное полотно, едва умещавшееся в мастерской. Василий Иванович тоже молчал, задумавшись и приглядываясь к своей работе,- он каждый раз смотрел на нее по-новому. А потом сказал словно самому себе:

Народное искусство - хрустально чистый родник. К нему и надо обращаться.

Бытовая?

Сибирская картина была представлена публике в марте 1891 года в Петербурге. В этот год почему-то все передвижники выставили небольшие вещи и почти все какого-то унылого духа. Умирающая от чахотки барыня печально сидела в кресле на картине «В теплых краях» Ярошенко. Картина Пастернака «К родным» изображала двух женщин: одна - молодая вдова с грудным ребенком, вторая - его кормилица, - безотрадное зрелище. Шишкин на этот раз выбрал для своей кисти всего одну сосну и поставил ее одиноко: «На севере диком». Не мог привести в радостное волнение и Ге своим «Иудой». Настроение в залах выставки совпадало с настроением буржуазной публики. Это было видно по газетным статьям, в которых критики обстоятельно смаковали каждую сценку, отвечавшую меланхолическому настроению «высшего света», от которого зависели судьбы художников.

И в это настроение резким диссонансом врывалось суриковское буйство красок и народное веселье, брызжущее с картины «Взятие снежного городка». Критикам, привыкшим следовать духу буржуазного общества, была непонятна и неприятна жизнеутверждающая свежесть Сурикова. Они накинулись на него, не придумывая веских доводов и не отбирая рода оружия, и потому сплошь и рядом попадали друг в друга и в себя самих. Одному не нравился сюжет, и он писал: «Нынешняя картина Сурикова не вызывает ничего, кроме недоумения. Понять трудно, почему и каким образом мог художник вложить такой сущий пустяк в колоссальную раму, величиною с добрые ворота… Содержание бедное, анекдотичное. Наудачу взята едва заметная, чуждая притом нашим нравам житейская мелочь - вздорная забава. Как же мыслимо объяснить зарождение и появление такой картины? Ради чего понадобилась и кому нужна она?..»

Другой борзописец находит, что: «Тот же недостаток перспективы, глубины и воздуха, который портит все картины Сурикова, присущ и новому его произведению. Воздуха очень мало, и замеченная некоторая грязнаватость тонов, не лишенная, однако, яркости…»

Третьему нравится сюжет, но: «В картине режет глаз жестокая пестрота красок. Вся она точно тот ковер, который навешен в ней на спинку саней справа, и отдельные фигуры толпы сливаются в ней во что-то пестрое, сплошное, многоголовое…»

Еще какой-то раздраженно-недоумевающий господин отметил в «Петербургском листке»: «Странное явление на выставке - эта картина г. Сурикова, трактующего на огромном холсте старинную казачью игру на масленице в Сибири. Она, очевидно, рассчитана на большую силу колорита и письма и испещрена яркими красками, однако г. Суриков в погоне за эффектом не достиг желаемой цели…»

Еще один критик из «Московских ведомостей» решил, что: «Переход от исторических картин к жанровым составляет бытовая картина г. Сурикова. Сюжет ее не совсем ясен… Картина написана в известном пошибе г. Сурикова, тяжело, пестро, скученно, на этот раз в ней немного более воздуха…»

А в «Русских ведомостях» какой-то критик заявил: «От картин исторических легко перейти к этнографии: таким этнографическим интересом отличается, по нашему мнению, картина г. Сурикова».

Василий Иванович читал все это со смешанным чувством недоумения, беспокойства и все же юмора. Но сознание своей правоты одерживало верх. Он сам считал картину «бытовой», быть может, потому именно, что в ней не было твердого исторического сюжета, в основе которого лежит какое-то определенное событие, а от Сурикова все привыкли ждать именно этого.

Между тем за озорной, буйной народной сценой несомненно стояло историческое прошлое: ведь все исторические и политические события находили отражение в обрядах, песнях, сказках, традиционных празднествах. Начиная с глубокой древности, история народа утверждалась жизнью и искусством, и всегда две эти линии тесно переплетались.

«Взятие городка» тоже было отголоском целой эпохи покорения Сибири, когда русские поселенцы должны были обороняться от «инородческих» племен, населявших Сибирь, и когда казачьи дружины «воевали» одну за другой татарские крепости и городки.

Буржуазные критики мало интересовались эпосом и народными традициями. А между тем новая картина Сурикова была тоже исторической живописью, и от нее Суриков пошел прямо к Ермаку. Все это было тесно связано единым могучим духом, близким и дорогим художнику с детства. Через призму юношеских воспоминаний, через кровную любовь к родине преломлялось художественное видение Сурикова, воплотившись в яркой, полной молодецкой удали и здоровой радости сцене «Взятия снежного городка».

Картину, однако, не покупали. Несколько лет странствовала она по России. Сменялись города: Москва, Киев, Харьков, Кишинев, Полтава, Одесса. Потом картина отправилась за границу - в Париж, на Всемирную выставку.

Только через восемь лет Суриков писал уже одинокому брату Саше (Прасковьи Федоровны не было в живых), что наконец продал «Взятие городка» коллекционеру фон Мекку за десять тысяч рублей.

Созданию этой работы предшествовал непростой период в жизни Василия Ивановича Сурикова : в 1888 году умерла его жена. Это был , он практически забросил занятия живописью. Спасением стал отъезд в Сибирь – на родину Сурикова. Там он начал плодотворно работать, постепенно избавляясь от тоски. В это время и родилась его известная картина «Взятие снежного городка».

На полотне Суриков запечатлел старинную народную игру в «городки». Суть игры состояла в следующем: строилась стена из снега и для прочности обливалась водой. Участники разбивались на две команды и размещались по разные стороны стены. Одна из команд должна была захватить крепость, а другая защитить. Смельчаки верхом на коне пытались прорваться сквозь снежную преграду, а защитники, вооруженные хворостинами, отпугивали лошадь, тем самым не давая всаднику осадить крепость.
На картине мы видим кульминационный момент, когда игрок верхом на коне, преодолев все препятствия, врывается в крепость и рушит ее.

Композиционно полотно делится на три части. Центральная фигура – это всадник верхом на коне. В левой и правой частях мы видим зрителей, с интересом наблюдающих за игрой. Царит азарт и всеобщее веселье: как игроки, так и зрители полностью вовлечены в процесс. На полотне преобладают чистые, яркие тона, что создает атмосферу праздника и веселья.
Мастер уделил особое внимание деталям. Тщательно прописаны элементы одежды, можно даже рассмотреть материал и фактуру ткани. Натуралистично запечатлён и окружающий пейзаж. Со скрупулезностью Суриков выписывает снег: мы видим даже следы от саней и снежки, отлетевшие от снежной крепости.

Художник хотел максимально реалистично передать все детали и подробности игры. Для этого друзья Сурикова даже специально устроили подобную забаву, во время которой художник сделал очень много карандашных набросков.

Не случайно и то, что Суриков выбрал в качестве сюжета картины именно сцену из жизни обычных людей: Суриков был одним из передвижников, для которых изображение жизни простых крестьян было одной из главных задач. Люди на картине – это типичные сибиряки, земляки художника.
Впервые картина была показана в 1891 на XIX выставке передвижников. После выставки на Сурикова обрушился шквал негатива. Критики остались недовольны выбором сюжета, называя его «бедным и анекдотичным». Публика, привыкшая к салонному и академическому искусству, также не оценила полотно. Но сам художник был уверен в своей правоте, утверждая, что народное творчество – это то, к чему нужно постоянно обращаться и в чем искать вдохновение.