Фольклор бурят. Бурятские народные сказки

Народ Буряты

Буряты (самоназвание — бурят), народ в Российской Федерации, один из многочисленных народов Сибири. Основное население Бурятии (273 тыс человек), живут также в Иркутской области (80 тыс человек), в том числе в Усть-Ордынском округе (54 тыс человек), в Читинской области (70 тыс человек), в том числе в Агинском округе (45 тыс человек), в Дальневосточном федеральном округе (10 тыс человек). Всего в Российской Федерации 445 тыс человек (2002). Буряты живут также на севере Монголии (35 тыс чел.) и на северо-востоке Китая. Общая численность бурят более 500 тыс человек.

В период появления первых русских переселенцев в Прибайкалье преобладающую роль в экономике бурятских племен играло скотоводство; полукочевое у западных и кочевое у восточных племен. Буряты разводили овец, крупный рогатый скот, коз, лошадей и верблюдов. Дополнительными видами хозяйственной деятельности были охота, земледелие и рыболовство, более развитые у западных бурят; на побережье Байкала существовал промысел нерпы. Верования бурят — исторически духовная сфера общества формировалась в Бурятии под взаимным влиянием буддизма, шаманизма коренных народов и старообрядчества. С конца XVI в. широкое распространение получил тибетский буддизм (ламаизм). С середины XVII в. в Забайкалье появились первые православные церкви и часовни. (подробнее о верованиях бурят ЗДЕСЬ http://irkipedia.ru/content/verovaniya_buryat )

Мужская и женская одежда бурят относительно мало различалась. Нижняя одежда состояла из рубахи и штанов, верхняя представляла собой длинный свободный халат с запахом на правую сторону, который подпоясывался широким матерчатым кушаком или ременным поясом. Замужние женщины поверх халатов носили жилет-безрукавку — удже, имевшую разрез спереди, которая также делалась на подкладке. Излюбленными украшениями женщин были височные подвески, серьги, ожерелья, медальоны. Головной убор бурят, он называется – малгай. Верхняя одежда называется – дэгэл. Обувь у бурят – гутул. У халата украшаются углы полочек, низ, рукава ленточным геометрическим орнаментом, а по поверхности рассыпаны круговые элементы.

Фольклор бурят

Буряты живут в Бурятии (столица — город Улан-Удэ), в Читинской и Иркутской областях. На территориях, где сейчас живут буряты, в XVII веке обитало множество племён. Слившись, они образовали бурятскую нацию. В XVII веке буряты вошли в состав Русского государства.

До революции буряты пользовались монгольским письмом. В 1931 году была создана собственная письменность. Основоположник бурятской литературы— выдающийся писатель Хоца Намсараев (1889—1959). Известны поэты Николай Дамдинов (родился в 1932 году), Дондок Улзытуев (1936— 1972). Богат бурятский фольклор, широко известен героический эпос — «Аламжи-Мерген», «Гэсэр».

Первым исследователем бурятской этнографии и фольклора был ссыль­ный декабрист Николай Бестужев (1791 —1855), художник и писатель, жив­ший с 1839 года на поселении в Селенгинске.

Фольклор бурят — устное народное творчество, стал складываться ещё в дочингисхановские времена, он был формой познания жизни, художественного восприятия окружающего мира. Бурятский фольклор состоит из мифов, улигеров, шаманских призываний, легенд, культовых гимнов, сказок, пословиц, поговорок, загадок. Мифы о происхождении Вселенной и жизни на земле. Улигеры — эпические поэмы большого размера: от 5 тысяч до 25 тысяч строк. Содержание поэм героическое.

История бурятского этноса и его культура тесно связаны с Центральной Азией. Об этом убедительно свидетельствует вершинное народно-поэтическое творение - эпос "Гэсэр". Имя этого эпического богатыря - поборника добра и справедливости - звучит как символ общности культурных и нравственных ценностей народов, населяющих обширнейшую территорию от Гималаев до Байкала. Недаром эпос "Гэсэр" называют Илиадой Центральной Азии.

Сказки бурятов

В сказочной традиции на почве этнической и языковой общности четко прослеживается родство монгольских, бурятских и калмыцких сказок. Несомненная типологическая близость обнаруживается и со сказочным эпосом соседних тюркоязычных народов - алтайцев, тувинцев, хакасов и якутов. Эти сходные черты исходят от первоначальной адекватности природной среды обитания, форм ведения хозяйства и склада мышления исторических предков этих народов.

Перенесемся на миг во времена минувшие, в старинную бурятскую юрту, затерявшуюся в степном пространстве. В ней вечерним теплом веет от очага и от дыханья людей, пришедших в юрту послушать известного в здешних краях сказочника - онтохошина. Он восседает на хойморе - северной стороне юрты, по традиции предназначенной для уважаемых гостей. В степи испокон веков высоко ценилось художественное слово, исполнительское мастерство. Недаром существует народная пословица, которая в переводе звучит примерно так: "Сказочник сидит на почетной подстилке, а певец - на холме".

Источник: Дети зверя Мааны. Сказки народов Сибири о животных./ Составитель Эрта Геннадьевна. Падерина; художник Х. Аврутис,— Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1988.— 144 с, ил.

КУРИЦА И КОШКА

— Ты мне нравишься, курица,— сказала однажды кошка.— Ты серая и я серая, надо нам с тобой подружиться.

Курица ей не поверила и сказала:

— Я помню, как твоя мать в прошлом году украла моего цыплёнка. Разве можно на тебя надеяться? Ты знаешь, что я никогда никого не обижаю. А вы, кошки, известные задиры. Если можешь, то докажи свою преданность, кошка!

Кошка не нашла, что ответить, и сильно огорчилась.

Но через несколько дней кошка пришла охотиться за мыша­ми на старое гумно, где стоял стог сена.

Вдруг курица испуганно закудахтала и бросилась под стог.

«Что такое? — подумала кошка.— Наверное, ей надо по­мочь...»

Побежала кошка следом и увидела, что с неба на неё падает ястреб. С высоты он не заметил разницы, ведь кошка и курица были обе серые.

Кошка быстро повернулась на спину, вцепилась в ястреба своими острыми когтями. Тут ему и смерть пришла, злодею.

Тогда курица вышла из убежища и сказала:

— Теперь я тебе верю, кошка. Только настоящий товарищ может так поступить.

А кто-то всё ещё думает, что кошка и курица никогда не смо­гут подружиться!

МЫШЬ И ВЕРБЛЮД

(Перевод А. Преловского)

Однажды очень большой и очень глупый верблюд заспорил с маленькой, но умной мышью.

Я раньше тебя увижу восход солнца,— сказал верблюд.

Нет, я,— сказала мышь.

Куда тебе! Ты ведь не больше моей реснички. Я — гора по сравнению с тобой. Куда тебе со мной тягаться!

Спорили, спорили, решили убедиться. Стали ждать утра.

Верблюд рассуждал так: «Я в сто раз больше, чем эта мышь. Значит, я в сто раз быстрее замечу восход солнца. А так как земля круглая, то откуда бы солнце ни взошло, я его всё равно увижу. И всё равно первым!»

Глупый верблюд! Не знал он, что солнце всегда встаёт на востоке!

Стал верблюд мордой на юг и принялся смотреть. А малень­кая мышь взобралась на верблюжий горб и стала смотреть на восток.

— Вот оно, солнце! Я увидела раньше тебя! Эх ты, верблюд! — закричала мышь и спрыгнула на землю.

Обернулся верблюд и увидел, что солнце уже взошло и вроде бы смеётся над ним. Он ужасно разозлился. Не на себя, конечно, а на мышь.

Бросился он в погоню за ней, хотел её затоптать. Но ловкая мышь успела спрятаться в золе от вчерашнего костра.

С тех пор верблюд каждый раз, когда увидит золу, ложится и начинает по ней кататься. Вымажется с ног до головы, встанет довольный и думает, что уж на этот раз он расправился с нена­вистной ему мышью.

Мышь, видите ли, виновата, что оказалась умнее верблюда!

ВОЛК

(Перевод Г. Кунгурова. Художник Х. Аврутис)

Прибежал волк к реке. Глядит, в грязи жеребёнок увяз. Захо­тел волк его съесть.

Жеребёнок простонал:

— Ты сначала меня вытащи, а потом съешь...

Волк согласился, жеребёнка из грязи вытащил.

Жеребёнок огляделся:

— Подожди, волк, не ешь меня: я грязный. Дай обсохну, грязь очищу, тогда съешь.

Обсох на солнце жеребёнок, очистился. Волк пасть разинул. Жеребёнок сказал:

— Посмотри, волк, у меня в копыте задней ноги печать золотая спрятана. Возьми её, богатым станешь, все тебе завидовать будут...

Обрадовался волк.

Жеребёнок поднял ногу. Волк стал искать в копыте золотую печать.

Жеребёнок так стукнул волка в лоб, что волк перевернулся животом кверху. Плачет, слёзы ручьями льются.

Жеребёнок убежал.

Обозлился волк и думает:

«Почему же я его сразу не съел? Что он мне — сын или брат?»

Около поскотины жеребчик пасётся. Волк зубы оскалил и за­ворчал:

Я тебя съем!

Садись на мою спину,— говорит жеребчик.— Я тебя прокачу, потом уж съешь меня.

Волк сел на жеребчика. Тот понёсся быстрее ветра. Пробежал под изгородью, и волк так стукнулся о верхнюю жердь, что упал с жеребчика и долго лежал как мёртвый. Встал, шатаясь, поплёл­ся к улусу.

Там свиньи паслись, землю рыли.

Голодный волк закричал:

— Я вас съем.

— Ты, волк, сначала послушай, как мы поём.
И свиньи громко завизжали.

Сбежались мужики, волк едва ноги унёс. Пошёл он обратно в лес, а навстречу ему охотничья собака.

Я тебя съем,— говорит волк.

Увидел тушу козла, обрадовался. Вцепился зубами в неё и в капкан попал.

ХАРТАГАЙ

(Перевод А. Преловского)

В самые древние времена охотник Хартагай увидел на поляне стаю диких кур. Недолго думая, Хартагай поставил петли и сети, и куры попались в них. Хартагай принёс их домой и посадил в сарай. Догадались куры, что Хартагай собирается приготовить из них обед, и взмолились:

— Добрый Хартагай, не убивай нас! За это мы обещаем тебе нести яйца. Ты всегда будешь сыт, богат и доволен нами.

Не стал Хартагай кур убивать.

Но однажды услыхал Хартагай, что куры сговариваются уле­теть, когда он снова уйдёт на охоту.

Хартагай взял нож и подрезал курам крылья, а перышки сло­жил в свою походную сумку. И ушёл в тайгу.

Загрустили куры. Машут они подрезанными крыльями, а под­няться в небо не могут. Тогда петух вспрыгнул на плетень и гово­рит:

— Не горюйте, куры, ещё не всё потеряно. Утром я попрошу у Хартагая наши крылья. Если он утром не отдаст — в полдень попрошу. В полдень не отдаст — вечером ещё раз попрошу. А если и вечером не отдаст — буду просить в полночь.

Петух задрал голову к небу и громко закукарекал. Но Хартагай его не услышал: он был далеко в тайге.

День, другой кукарекает петух, а Хартагай всё не возвращает­ся. Наверно, с ним беда приключилась. То ли зверь напал, то ли ещё что. Так и не вернулся охотник.

А куры всё ещё надеются улететь домой, в родные дикие-пре­дикие леса. Вот почему петух всё ещё кукарекает — зовёт Харта­гая, просит у него свои крылья. Утром зовёт, днём, вечером и в полночь.

СВИНЬЯ И ЗМЕЯ

(Перевод А. Преловского. Художник Х. Аврутис)

Жадная ядовитая змея каждый день приползала на старый скотный двор, чтобы погреться на солнышке и заодно поохотиться. Земля была чёрная, змея тоже была чёрная, заметить её было трудно.

Молва о коварной змее распространилась далеко. Гуси, телята, куры — все стали старый двор обходить стороной.

Только жирная, толстая свинья, как ни в чём не бывало, ры­лась под изгородью, купалась в лужах и спала на солнцепёке. Она и не замечала, что осталась во дворе одна-одинёшенька.

Пробовал было гусь предупредить её об опасности. А та ему в ответ: «хрю» да «хрю»! Так и не понял гусь, что ему свинья сказать хотела, ушёл.

Все уже смирились с мыслью, что рано или поздно свинье не сдобровать.

Но случилось совсем непредвиденное.

Однажды бродила свинья, как обычно, по двору, ковыряла носом землю и похрюкивала от удовольствия. И так она увлеклась этим делом, что даже не заметила, как наступила на спящую змею.

Проснулась змея и вспомнила, что она голодна. Подняла змея свою узкую хищную голову со страшным раздвоенным жалом и укусила свинью за бок. Но свинья не почувствовала боли — знай себе роется в земле, корешки на зубах похрустывают.

Змея разозлилась. Давай кусать свинью куда попало, так ярость её ослепила.

Не знала злая змея, что её ядовитый яд свинье совсем не стра­шен. Не знала, что и укуса свинья вовсе не чувствует.

Долго прыгала змея вокруг свиньи, пока та ее не заметила. А когда заметила, очень удивилась:

— Какой большой червяк! Дай-ка попробую...

Откусила кончик хвоста — вкусно! И съела свинья всю змею, ничего от неё не осталось.

Так пришёл конец злой и страшной змее. Куры, гуси, теля­та — все вернулись снова на свой старый скотный двор.

Но когда они благодарили свинью за то, что избавила их от змеи, свинья в ответ: «хрю» да «хрю»!

Так и не поняли они, что свинья сказать хотела.

ЖУРАВЛЬ

(Перевод Г. Кунгурова. Художник Х. Аврутис)

Собрал журавль птиц со всего мира. Захотел он стать их ца­рём. Слетелись все птицы, кроме самой маленькой, звали её Бук-сэргинэ. Красивая птичка, певунья, как соловей.

Долго ожидали её птицы. Журавль свою длинную шею вытя­гивал, смотрел: скоро ли прилетит красивая птичка. Не вытерпел журавль и пошёл искать Буксэргинэ. Встретил её, сердито спро­сил:

Почему так долго не летишь? Все птицы тебя ждут.

Я из далёкого края летела, устала. Вот видишь — сижу, отдыхаю, кормлюсь.

Журавль совсем рассердился:

— Из-за тебя я до сих пор царём не стал! — И начал клевать Буксэргинэ. Правое крыло ей сломал.

Заплакала Буксэргинэ, слетелись птицы, спрашивают:

— Что с тобой случилось?

— Вот журавль на меня рассердился, крыло сломал, лететь не могу.

Тогда птицы зашумели:

— О! Такой злой царь нам не нужен. Он нам всем крылья переломает.

Птицы стали судить журавля и решили его наказать. Они сказали:

— Когда журавль будет лететь в тёплые края и обратно, он должен носить на своей спине Буксэргинэ.

И теперь можно видеть: летит журавль, а маленькая птичка всегда сидит у него на спине.

СНЕГ И ЗАЯЦ

(Перевод А. Преловского)

Снег говорит зайцу:

Что-то у меня голова заболела.

Наверное, ты таешь, оттого у тебя и голова заболела,— ответил заяц.

Сел на пенёк и горько заплакал:

Жалко, жалко мне тебя, снег. От лисицы, от волка, от охотника я в тебя зарывался, прятался. Как теперь жить буду? Любая ворона, любая сова меня увидит, заклюёт. Пойду я к хозяину леса, попрошу его, пусть он тебя, снег, сохранит для меня.

А солнце уже высоко ходит, жарко припекает, снег тает, ручьями бежит с гор.

Затосковал заяц, ещё громче заплакал. Услышал зайца хозя­ин леса. Просьбу его выслушал и сказал:

— С солнцем спорить не берусь, снег сохранить не могу. Шубу твою белую сменю на серенькую, будешь ты летом легко прятаться среди сухих листьев, кустарника и травы, никто тебя не заметит.

Обрадовался заяц.

С тех пор он всегда меняет зимнюю белую шубу на летнюю — серую.

СОРОКА И ЕЁ ПТЕНЦЫ

Однажды сорока обратилась к своим птенцам со словами:

— Дети мои, вы уже выросли, и настало время вам самим добывать еду и жить своей жизнью.

Сказала она так и, оставив гнездо, полетела с птенцами в соседнюю рощу. Показала им, как ловить мошек да бука­шек, как из таёжного озера воду пить. Но птенцы ничего не хотят делать сами.

Полетим обратно в гнездо,— хнычут они.— Как было хорошо, когда ты приносила нам всяких червячков и пихала в рот. Никаких забот, никаких хлопот.

Детимои,— вновьговоритсорока.— Выужестали большими,а мояматьвыбросила меня изгнезда совсем маленькой...

А если нас всех подстрелят из лука? — спрашивают птенцы.

Не бойтесь,— отвечает сорока.— Прежде чем выстрелить, человек долго целится, так что проворная птица всегда успеет улететь.

Всё это так,— загалдели птенцы,— но что будет, если человек кинет в нас камнем? Такое может сделать любой мальчишка, даже не прицеливаясь.

Для того чтобы взять камень, человек нагибается,— отвечает сорока.

А если у человека окажется камень за пазухой? — спросили птенцы.

Кто своим умом дошёл до мысли о спрятанном за пазухой камне, тот сумеет спастись от смерти,— сказала сорока и улетела прочь.

ОХОТНИК И ДОКУЧЛИВАЯ ЖЕНА

(Источник: Белый медведь и бурый медведь: Сказки народов России в пересказах Марка Ватагина; сост., вступ. статья и прим. М. Ватагина; Художники А. Коковкин, Т. Чурсинова. – СПб.: Республиканское издательство детской и юношеской литературы «Лицей», 1992. – 351 с.)

В прежние, далёкие времена жил на свете храбрый охотник, меткий стрелок. Всегда он бил без промаха, не прихо­дил домой с пустыми руками.

Но вот однажды целый день он проходил по лесу и до самого вечера не встретил ни зверя, ни птицы. Усталый, измученный, лёг он спать. Спит и видит странный сон: пал на него жёлтый туман, а потом приблизился пёстрый туман. Проснулся охотник и видит: приближается к нему жёлтый туман. Он испугался, схватил лук, вложил стрелу, но из тумана раздался человече­ский голос:

— Не стреляй в меня, храбрый охотник, я не сделаю тебе зла. Туман стал ещё гуще, плотней и превратился в жёлтого змея с пёстрыми гремящими крыльями. Пестрокрылый змей сказал:

Будем друзьями, храбрый охотник, меткий стрелок. Мне нужна твоя помощь. Много лет я веду войну с желтокрылым змеем и не могу его одолеть. Вдвоём мы его победим.

Я готов тебе помочь, — сказал охотник.

Тогда пойдём в ту долину, где будет битва, — сказал пестрокрылый змей.

Они пришли в широкую долину.

— Наш бой будет долгим, — сказал пестрокрылый змей. — Мы трижды поднимемся к небу и трижды опустимся на землю. Когда мы поднимемся в четвёртый раз, мой враг меня одолеет, возьмёт верх; когда мы опустимся, он будет наверху, а я внизу. В это время не зевай: я поверну его жёлтую голову к тебе, а ты стреляй в его единственный глаз. Этот глаз у него — во лбу, в самой середине лба. А теперь спрячься в эту яму, скоро желтокрылый змей ринется с неба прямо на меня.

Охотник спрятался в яму.

Вскоре с неба ринулся желтокрылый змей. Началась битва. Змеи, сцепившись, трижды поднялись к небу, трижды опусти­лись на землю. Силы были равны. Но вот они поднялись к небу в четвёртый раз, и желтокрылый змей одолел пестрокрылого. Когда они опустились, желтокрылый был наверху, а пестрокры­лый внизу. Но вот пестрокрылый быстро повернул голову своего врага к охотнику. Меткий стрелок только того и ждал. Тетива его лука была натянута. Мига ему хватило, чтобы выпустить стрелу и пронзить жёлтый глаз желтокрылого змея. И тут же на землю пал жёлтый ядовитый туман, от которого все де­ревья в лесу засохли, а все звери подохли. Охотника спас пестрокрылый змей. Он прикрыл своего друга могучими плотными крыльями и продержал его под ними три дня и три ночи, пока жёлтый ядовитый туман не рассеялся.

А когда снова засияло солнце, пестрокрылый змей сказал:

— Мы победили грозного врага. Спасибо тебе, охотник. Желтокрылый змей приносил много вреда. Каждый день он проглатывал трёх зверей и пожирал огненных змеев, моих подданных. Если бы не ты, он убил бы меня и сожрал бы всех огненных змеев. Пойдём ко мне в гости. Увидишь мой дворец, моих под­данных, моих старых родителей.

Охотник согласился, и они со змеем спустились в глубокую яму, а оттуда по подземному ходу попали во дворец, сверкаю­щий золотом и драгоценными камнями. На полу лежали огнен­ные змеи, свернувшиеся в кольца. За одним залом следовал другой, ещё более богатый. И вот они пришли в самый большой зал. В нём возле очага сидели два старых пестрокрылых змея.

— Это мои родители, — сказал змей. Охотник поздоровался с ними.

Этот охотник спас меня и всё моё ханство, — сказал змей. — Он убил нашего давнего врага.

Спасибо тебе, — сказали старые родители змея. — За это ты получишь награду. Хочешь — дадим тебе золота и драгоценных камней, сколько сможешь унести. Хочешь — научим семи десяти языкам, так что ты сможешь понимать разговоры птиц, зверей и рыб. Выбирай!

Научите меня семидесяти языкам, — сказал охотник.

Возьми лучше золота и драгоценностей, — сказали старые родители змея. — Тому, кто знает семьдесят языков, жить не легко.

Нет, золота не хочу, научите языкам, — попросил охотник.

Что ж, будь по-твоему, — сказал старый пестрокрылый змей. — Отныне ты знаешь семьдесят языков, отныне ты слышишь разговоры птиц, рыб и зверей. Но это — тайна. Ты дол жен хранить её от людей. Если проговоришься — в тот же день умрёшь.

Охотник покинул ханство пестрокрылого змея и отправился домой. Идёт лесом и радуется: ведь понимает он всё, что говорят меж собой звери и птицы. Вышел охотник из лесу. Вот и юрта. «Зайду в неё», — думает он. А собака лает:

— Заходи сюда, путник. Хоть это юрта бедняка, но хозяин наш добрый, он тебя угостит. У нас всего одна корова, но хозяин даст тебе молока, у нас всего один чёрный баран, но хозяин за колет для гостя последнего барана.

Охотник зашёл в юрту бедняка. Хозяин вежливо с ним поздо­ровался, усадил на почётное место. Жена хозяина подала гостю пиалу молока. Бедняк предложил охотнику переночевать, а к вечеру заколол для него чёрного барана. Когда они ели, со­бака проскулила:

— Добрый гость, урони баранью лопатку, я схвачу и выбегу, на тебя хозяин не рассердится.

Охотник уронил лопатку. Собака схватила её и убежала. А по­том залаяла:

— Добрый гость угостил меня вкусной лопаткой. Не буду спать всю ночь, буду стеречь юрту.

Ночью пришли волки. Остановились возле юрты бедняка и воют:

Сейчас мы задерём коня!

У моего хозяина один-единственный конь, нельзя его есть. Если подойдёте ближе, я подниму громкий лай. Проснётся хозяин, проснётся его гость-охотник, и тогда вам несдобровать. Идите лучше туда, к богачу, задерите его жирную серую кобылу, у него лошадей много, а собаки его голодные, они не захотят на вас лаять.

Хабаева Маргарита Александровна. МБОУ Хадаханская СОШ. 89041146199. mahutova - rita @ yandex . ru

Устное народное творчество ведет свое начало от глубокой древности, когда люди не умели писать, поэтому естественно, ему была присуща устная форма выражения. Искусство слова отражало действительность через художественные образы, показывало наиболее типичное, осмысливая и обобщая реальные жизненные факты в жизни народа. В народе испокон веков вырабатывался свой самобытный нравственный уклад, своя духовная культура, множество обычаев и традиций, которые проявлялись в отношении к природе, в устном народном творчестве, в удивительных народных ремеслах, в красоте одежды, в добрых обычаях хорошего тона и правилах приличия. Устное народное творчество в научной литературе именуется фольклором, устной народностью, народным творчеством. Значение фольклора как культурного наследия и вместе с тем современного народного творчества велико, как материала, важного для изучения философии народа, его истории и искусства, как средства воспитания подрастающего поколения. Фольклор - это устное поэтическое творчество широких народных масс. «Фольклор - особый синтетический вид искусства, соединяющий в себе искусство слова, музыки. В народном творчестве (фольклоре) существуют различные жанры, это: песенные, прозаические, драматические жанры. К первым относятся былины, исторические песни. Многообразны прозаические жанры: сказки, предания, легенды, пословицы, поговорки, скороговорки. Особенную важность приобретает устное народное творчество для воспитания подрастающего поколения. Из всего жанрового многообразия фольклора, особенно хочется отметить детский фольклор, который предназначен, прежде всего, для детей, и используется ими в повседневной жизни, начиная с рождения, с первых дней жизни. Детский фольклор- обширная область устного народного поэтического творчества. Это целый мир - яркий, радостный, наполненный жизненной силой и красотой. Первое знакомство ребенка с народной поэзией начинается с малых фольклорных форм: считалок, скороговорок, песенок-небылиц. И хотя они состоят из нескольких строк незатейливых по содержанию и простых по форме, однако, таят в себе немалые жанровые богатства. Образцы устного народного творчества выступают как фактор социального и духовного развития личности ребенка. Многие видные педагоги указывают на воспитательное значение устного народного творчества для школьников и рекомендуют использовать его в своей работе. На протяжении нескольких лет я веду кружок «Бурятский фольклор» в МБОУ Хадаханская СОШ.

Цель кружка- развитие речи, научить четко и правильно произносить звуки, слова, развивать память, развивать мелкую моторику пальцев рук, обогащать словарный запас детей, воспитывать интерес и любовь к сказкам, развивать творческие способности, интерес к драматизации, учить детей интонационно выразительно воспроизводить слова и фразы из текста. Знакомство с народными сказками, загадками, считалками и колыбельными песнями расширяет кругозор детей, обогащает их чувства и речь, формирует отношение к окружающему миру. Вслушиваясь в напевность, ритмичность и образность народного языка, ребенок не только овладевает речью, но и приобщается к красоте и самобытности бурятского слова.

В течение года знакомлю своих воспитанников с устным народным творчеством бурятского народа. Все кружковые занятия проходят в игровой форме, ребята внимательно слушают сказки, учат песни и повторяют вместе с учителем. Рассказываю о названиях и предназначениях некоторых предметов обихода. Был составлен конспект занятий по ознакомлению с устным народным творчеством. Каждое занятие я старалась сделать интересным, максимально приблизив тему к знакомой ребенку обстановке.

Анализ фольклорных текстов показывает, что народные произведения, адресованные малышам, обеспечивает системный подход к ознакомлению с окружающим через приоритетную ориентацию на человека и виды его деятельности. Именно это открытие внутреннего богатства фольклорных текстов для маленьких приводит к выводу, как значимы народные произведения, особенно сказки, в качестве действенного метода гуманизации воспитательного процесса. Например, мы с воспитанниками кружка изучали сказку «Медведь», затем снимали видеофильм и участвовали в окружном конкурсе «Народные сказки устами молодых»,где заняли 1место.

Уже в младшем школьном возрасте закладывается тот фундамент познавательной деятельности,на котором строится дальнейшее постижение и тайн природы и величия человеческого духа. Мой ученик, посещая занятия кружка, полюбил устное народное творчество,в частности, улигеры. Участвуя на районном и окружном конкурсах «Улигершин», стал победителем в 2014-2015 году. На занятиях кружка дети с удовольствием учат народные песни, пословицы, поговорки и принимают активное участие в различных культурно-массовых мероприятиях школы, района,округа. Став победителем районного конкурса «Язык -душа народа», мои кружковцы выступали в округе.

Таким образом, приобщение ребёнка к народной культуре начинается с детства, где закладываются основные понятия и примеры поведения. Культурное наследие передаётся из поколения в поколение, развивая и обогащая мир ребёнка. Фольклор является уникальным средством для передачи народной мудрости и воспитания детей на начальном этапе их развития.

Народное поэтическое творчество. Пособие для вузов. Под общей редакцией профессора П. Г. Богатырева. - М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1956 - с. 405 8.

Телитченко Л. В. Устное народное творчество как фактор социального и духовного развития личности ребенка [Текст] / Л. В. Телитченко, Т. И. Красникова // Молодой ученый. - 2014. - №2. - С. 864-866

Фольклор бурят

Опытные шаманы были нередко знатоками устного народного творчества. Знание фольклора и умение мастерски исполнять его -- свойство, видимо, не одних бурятских шаманов. «Вообще шаманы в Алтае, в Саянах и Таннуоле -- главные хранители народных преданий»,-- отмечал Г.Н. Потанин. Это объясняется тем, что в шаманизме нет молитвенных книг и священного писания, различные обряды и связанные с ними правила не приведены в систему, письменно зафиксированную. Но шаманы, как посредники между верующими и высшими существами, должны были совершать молебствия, разбираться в категориях и «потребностях» (можно было бы сказать: капризах) богов и духов, угадывать прошедшее, предсказывать будущее, объяснять верующим происходящие жизненные процессы, то есть иметь какие-то знания и уметь удовлетворять духовные нужды страдающих. Многое зависело от способности шамана к импровизации, от овладения им фольклорной традицией. Мифы, сказки, легенды, предания, родословные -- именно это духовное богатство народа использовалось шаманами. Особенно часто шаманы обращались к мифологии -- виду устного народного творчества, в котором в фантастических образах отражаются примитивные воззрения людей на окружающий мир. «В высшем своем развитии мифы становятся религиозными» .

Эрудиция шамана в этой области в известной мере определяла и его авторитет. Некоторые шаманы хорошо знали и исполняли произведения героического эпоса, приписывая их героям божественное происхождение. В старину у бурят, как и у тувинцев и других народов, эпические произведения -- улигеры -- исполнялись нередко в религиозно-магических целях: для умилостивления богов и духов при несчастных случаях, стихийных бедствиях, во время охоты и в продолжительных поездках, для обеспечения удачи. Между шаманизмом и эпосом есть точки соприкосновения и даже некоторый параллелизм.

«Профессиональный шаманизм, представление о шаманском избранничестве -- результат начавшегося разложения родового строя. Образ богатыря в его классической форме также связан с периодом разложения первобытной общины, и богатырь тоже своего рода «избранник», но только совершенно иного типа»-- отмечает Е.М. Мелетинский . Бурятские эпические герои действуют в мире, управляемом богами, и представляющем собой сложную иерархическую структуру. Шаманы, безусловно, понимали значение улигеров в жизни людей, поэтому овладеть этим мощным средством эстетического воздействия на верующих было делом большой важности. Именно по этой причине ламы одним из средств борьбы с шаманизмом считали запрещение исполнения улигеров, рассматривая их как идеологическое оружие шаманства. Этим объясняется небольшая сохранность улигеров в Забайкалье. Имелся и чисто шаманский фольклор, функции которого заключались в выражении идеологических аспектов шаманизма, в объяснении обрядов.

Представление о Вселенной, о потустороннем мире, о сверхъестественном, о душе и смерти, о посредничестве шаманов между людьми и духами, обожествление сил природы -- все это отражалось в произведениях устного народного творчества шаманов и верующих масс народа, Бурятский шаманский фольклор отличался многообразием жанров, включая в себя мифы, рассказы, предания, легенды, генеалогии, заговоры и заклинания, гимны, клятвы, призывания и найгуры. Шаманская мифология состояла из мифов: о божествах высшего ранга шаманского пантеона -- тэнгриях (небожителях); об их сыновьях-- хатах (или ханах); о великих эжинах (хозяевах) Байкала, Ангары, Ольхона, Лены и других крупных рек, Саянских гор, Кяхты, озер, местностей; о владыке подземного царства Эрлин-хане с тремя его писарями; о первых шаманах и шаманках, о появлении шаманства у бурят. Мифов о тэнгриях, хатах и эжинах было так же много, как много этих богов. Они часто связывались с космогоническими и другими мифами и вместе с последними создавали интереснейшие и весьма поэтические картины Вселенной. Существенной идеологической частью шаманизма, не менее важной, чем мифы, являлись многочисленные рассказы анимического содержания: о душе, о смерти, о потустороннем мире, о духах рек, лесов, домашнего очага, скотного двора, о кознях злых духов (ябадал, дахабари, анахай, ада, шудхэр), о нечистых местах, об оборотнях, о живых шаманах и шаманках. В них повествуется о событиях, имевших место в действительности или выдаваемых за действительные, и дается неправильное фантастическое их объяснение. Шаманисты верили в реальность этих рассказов и свою веру связывали с совершением каких-либо обрядов. В анимистических образах, создаваемых религиозными людьми, олицетворялось то, что поражало их воображение, вызывало у них страх, затрагивало их жизненные интересы. Приобретая элементы художественного вымысла и образное выражение, эти рассказы оказывали большое эмоциональное воздействие на слушателей.

Многочисленные рассказы, создаваемые на каждом шагу больным воображением суеверных бурят, порождали атмосферу страха, поддерживали в народе религиозность, вынуждали беспрестанно совершать обряды. Шаманские предания повествуют о более или менее отдаленных событиях, связанных с шаманским верованием и трактуемых как достоверные. В преданиях шаманского фольклора обычно рассказывается о происхождении и истории шаманских родов и корней (утха), например, о знаменитых тарасинских и хурдутских шаманских родах, о нэрьеэр или буудал утха (небесный или спустившийся корень); о жизни и деятельности великих шаманов -- зааринов; об испытании шаманских сил по воле ханских властей; о так называемых горных старцах, аханутах, которые суть души умерших шаманов; о людях по каким-то выдающимся обстоятельствам попавших в шаманский пантеон, например, о Хара Ажирай и его друге Харамцай мэргэне, которые храбро воевали с чужеземными захватчиками, о двух хоринских девушках-сиротках, об унгинской бабушке; о преследовании шаманов ламами, об изгнании их из Монголии и Забайкалья; о хара монголах, то есть о курыканах, духи которых до сих пор якобы живут и требуют ублажения. В легендах рассказывается о чудесных, необыкновенных делах, приключениях и злоключениях вымышленных шаманов, шаманок, различных заянов, святых, например, о шамане Тоhар, сделавшем 99 мужчин шаманами и 88 женщин шаманками, о шамане-дереве, о буудалах (спустившихся камнях). Особенно много легенд посвящено шаманским чудесам, тому, как тот или иной шаман во время камлания втыкал нож в грудь или горло, облизывал докрасна раскаленное железо, опустошал посуду с молочным вином, находясь в совершенно другом месте. Границы между легендами и преданиями, включая и мифы, весьма подвижны.

В легендах, в отличие от преданий, повествующих о более или менее достоверных явлениях прошлого, много фантастического, сверхъестественного. Генеалогии или родословия шаманов занимают в шаманском фольклоре небольшое место, но роль их была очень важна. В условиях шаманского избранничества служителям культа необходимо было знать не только происхождение своего рода и племени, но и шаманскую генеалогию.

Большие шаманы, посвященные, могли перечислить своих предков-- шаманов за 14--15 поколений, не говоря о том, что выводили родословия целых родов и улусов от мифического первопредка Буха-нойона до здравствующего ныне поколения (примерно до 23--25 поколения). Шаманы в худшем случае должны были знать свою шаманскую родословную до девятого поколения, ибо число девять, по воззрениям шаманистов, священно. Заклинания -- это магические формулы, посредством которых шаманисты пытались воздействовать на сверхъестественные силы, на окружающий мир. У бурят заклинания произносились во многих случаях: перед охотой или рыбной ловлей, поездкой в город на базар или в гости в дальний улус, перед вселением в новый дом, во время свадебных и других бытовых церемоний, при обряде возвращения в тело ушедшей души, изгнании нечистых сил из дома или юрты, при освящении коня или быка. Характерное в заклинаниях -- выражение волевых импульсов человека и сильных желаний, исполнение которых связано с вмешательством таинственных сил. Объем заклинаний был небольшой -- от нескольких до десятков строк. Обычная их форма -- стихотворная. Исполнялись они как шаманами, так и стариками и старухами, знавшими шаманскую обрядность, имеющими часто утха, а иногда, если обряд несложный, просто рядовыми улусниками.

Гимны представляли собой хвалебное песнопение в честь определенных богов или духов. Наиболее распространенными были гимны хозяину огня Сахяадай-нойону и его жене Санхала-хатан, прародителю бурят Буха-нойоыу, воинственным Хан-Шаргаю, Хара Ажираю и другим. Существовали гимны покровителям кузнечного дела, домашних животных, некоторым онгонам и заянам. Содержание и формы гимнов были шаблонны: объем их невелик, без всякого вступления или зачина обращались к божеству или духу, воздавали ему хвалу, а затем испрашивали милость. В некоторых случаях гимны составляли неотъемлемую часть призываний. Призывания -- это поэтические произведения, исполнявшиеся во время коллективного или частного молебствия. Они отличались от заклинаний и гимнов значительно большими размерами (до нескольких сотен стихотворных строк) и тем, что в них призывались божества и духи, которых смиренно просили ниспослать благополучие. Призывания имели свои определенные формы, многие из них состояли из четырех частей: зачина, эпической части, просьбы и концовки.

В призываниях часто содержались: имена реально живших людей, географические координаты, указывающие место, где происходили те или иные события, связанные с данным божеством, духом, с предками рода, улуса или шаманского корня; описание одежды, жилища и пищи богов, духов, заянов, святых, орудий труда и вооружения, указание родовой или племенной, даже социальной принадлежности; упоминание отдельных исторических событий (например, в них упоминаются джунгарские войны, приход русских в Сибирь, перекочевка некоторых родов из Монголии во время междоусобиц). Шаманские Призывания имели своеобразные мотивы и мелодии, они пелись, исполнялись речитативом и читались как поэмы.

Нередко исполнение призываний шаманом сопровождалось музыкой -- ударами в бубен, бряцанием металлическими привесками на шаманском костюме, мимикой, жестами.Шаманские клятвы в стихотворной форме произносились в торжественной обстановке, в присутствии всего рода или улуса, во время обряда посвящения в шаманы. По-видимому, раз исполненная клятва не повторялась, но она сохранялась в памяти людей, передавалась шаманами-отцами их потомкам.Найгуры -- это песнопения, исполняемые обычно хором во время своеобразной коллективной истерии, носившей религиозную окраску. Обычно вокруг психически заболевшего человека собирались люди (до 20--30 человек), и они шествовали, из улуса в улус, заходили в дома покачиваясь (по-бурятски найгаха, отсюда и найгур), хором, нараспев произносили что-то вроде молитв или причитаний.Особенность найгурских песнопений состояла в том, что они посвящались очень немногим духам. Аларские найгуршины оплакивали некоего бездетного Балихая, кудинские, ольхонские и боханские--так называемых старых и новых заянов.

Содержание найгуров мрачное -- это вопли, выражающие скорбь и горечь страдающего человека, просящего помощь от исцеляющих шаманских духов. Например, в найгуре «Хуушан заян» говорилось о трудной сиротской жизни двух хоринских девушек, об издевательствах над ними со стороны мачехи и лам, о том, как они, изгнанные из родовых кочевий, бродили по белу свету, оказались в Алари и Бохане, где стали заянами -- святыми мученицами. В шаманском фольклоре содержались элементы чудесного, которые воспринимались верующими как факты, не подлежащие сомнению.

Шаманский фольклор являлся неписаной книгой священных преданий, передаваемых из поколения в поколение, живой религиозной хрестоматией. Идейное содержание произведений этого фольклора сводилось преимущественно к суждениям о сверхъестественном, о предопределенности человеческой судьбы, об искупительное жертвоприношений, о чудесной способности шаманов и шаманок помочь верующим в обеспечении им благополучия и здоровья. Представление о шаманах и их учении будет неполным, если не коснуться вопроса о шаманском экстазе, игравшем важную, хотя и не основную роль в шаманском церемониале. Шаманы чаще всего приходили. в экстаз, когда исполнялся сложный обряд, с большими жертвоприношениями, когда перед ними вставала трудная и ответственная задача -- вырвать из рук смерти умирающего человека, предотвратить какое-нибудь страшное бедствие. Экзальтация усиливалась по мере исполнения шаманом соответствующего гимна или призывания, развития в нем сюжетной линии и все большего раскрытия картины и деяний того бога или заяна, в честь которого устраивалось молебствие

Интересным пластом бурятского фольклора являются предания о первых буддистах и ламах в отдельных этнотерриториальных общинах. Нередко в них проскальзывают этнографические особенности, отголоски ушедших традиций, встречается масса полезной этнографам и краеведам информации.

Например, предание о первых буддистах среди хилокских хоринцев содержит любопытный мотив принятия нового, «буддийского», имени неофитами. Лучший охотник Жоожи, став буддистом, взял себе имя Ошир и откликался только на него, пока находился в селении, но, отправляясь на охоту в лес, снова «вспоминал» свое прежнее имя.

Отдельную группу, частично переплетающуюся с сюжетами о первых буддистах и ламах, составляют предания о противоборстве лам и шаманов. Своеобразная легенда о попытках чикойских шаманов противостоять грядущему проникновению буддизма рассказывает, что шаман, совершив гадание, узнает в только что родившемся в семье местных бурят мальчике Наяне будущего врага шаманизма.

Угрозами шаман заставляет родителей Наяна бросить того в степи на монгольском приграничье. Наян выжил и попал в Тибет, где стал лучшим учеником в монастыре. Через много лет он возвращается на родину, где принимает участие в распространении грамотности и знаний о буддизме.

Противостояние шаманов ламам

Исторический факт преследования шаманов ламами в хоринских землях нашел многочисленные отражения в фольклоре и даже культовой системе западных бурят-шаманистов, у которых нашли убежище опальные хоринские шаманы и шаманки.

В 1930-х годах шаман Нахисов из аларского Ичетуя рассказывал, что якобы Зая-хамбо (прототипом которого считается Дамба-ДаржаЗаяев) убедил российскую императрицу Екатерину II в большой пользе буддизма для государства.

По совету ламы, правительница будто бы повелела сослать шаманов на байкальский остров Ольхон. Некий Хорто-Нима, соратник Зая-хамбо, особенно преуспел в выселении хоринских шаманов, причем в магических поединках с ними он неизменно оказывался сильнее их. Далеко на западе этнической Бурятии шаманы Алари упоминали Хорто-Ниму в своих ритуальных призываниях, отдавая должное его «чародейской силе».

Сюжеты о победах над шаманами нашли отражение и в буддийских памятниках. Например, существует текст, записанный классическим монгольским письмом, под названием «Легенда о горе Алхана, преумножающей добродетель, обители Шри Чакрасамвары», в котором много внимания уделено деятельности йогина, гелонгаШагдара, известного среди бурят по прозвищу Намнанай-лама. Рассказывают, что однажды Шагдар собрал многочисленных в этой местности шаманов и вынудил их покинуть Алхану.

«Укрощение» древних божеств

Значительное место в преданиях об утверждении буддизма среди монгольских народов занимают сюжеты об «укрощении» древних божеств или создании буддийских культов для них.

Мотив победы над древним божеством или духом, «укрощения» их в начальный период ламаизации традиционных культов, более характерен для халхаского и южномонгольского фольклора.

В Бурятии он встречается несколько реже, здесь в фольклоре чаще можно обнаружить мотив бесконфликтного перенимания ламами прежних объектов культа, образов и т.д., но при установлении ламаистского ритуала. Впрочем, сюжеты о победах, «укрощениях», а порой и неудачах буддистов на этом пути, встречаются и в Бурятии, причем здесь они иногда переплетены с преданиями о борьбе лам и шаманов.

Легенды о строительстве монастырей

Отдельную группу преданий и легенд составляют сюжеты об основании монастырей и постройке храмов. В Аге известна легенда о чудесном появлении ламаистской богини Лхамо на том самом месте, где позднее был основан Цугольский дацан. Появившись несколько раз в облике женщины на чалой кобыле и в образе нищенки, подметающей округу, Лхамо всякий раз исчезала нагора Булгата, предсказав перед тем строительство дацана.

О выборе места дацана для селенгинских цонголов и джидинских сартулов предание рассказывает, что якобы цонголам не хватило средств на постройку, поэтому им пришлось объединиться с джидинцами. Соответственно монастырь решили ставить приблизительно на границе расселений племен цонголов и сартулов.

Своеобразна легенда об основании Анинского дацана. В народе сложилась версия, будто инициатор постройки, хоринский главный тайша, сначала хотел возвести русскую церковь, но его стали преследовать неудачи и болезни. И вот, когда первый этаж здания был уже возведен, тайша переменил свою решение и стал строить вместо церкви буддийский храм.

Якобы поэтому окна нижнего этажа главного храма Анинского дацана напоминают окна русского церковного зодчества. Различные варианты этого сюжета продолжают бытовать в народе по сей день.

Любопытно проследить реальные корни легенды, тем более, что история постройки Анинского главного храма в целом неплохо известна. Выясняется, что этот храм изначально планировался буддийским, но, будучи первым в новое время бурятским каменным зданием, требовал особого инженерно-архитектурного внимания, для чего хоринцам надо было привлекать русских специалистов. Их влиянием и объясняется некоторое сходство архитектурного облика здания с русскими традициями. Получается, что легенда не имеет вообще никакой исторической основы, при этом пользуется широкой популярностью.

Своеобразие этнической психологии бурят

Аналогичные сюжеты о прошлых архитектурных стилях старых дацанов бытовали и в других местах, причем мнение о якобы русском архитектурном влиянии проникло и в бурятские летописи даже в тех случаях, когда такового влияния в реальности не было. Однако в подавляющем большинстве старые здания храмов были деревянными и не использовали столь похожие на европейские элементы декора.

В середине 19 века почти все они были перестроены в «восточном стиле» и утеряли те особенности, которые отдаленно напоминали облик русских церквей. Однако Анинский главный храм, одно из крупнейших каменных зданий Бурятии, был перестроен только в верхней части. Нижние этажи и цоколь, похожие на европейские, остались в неизменном виде по настоящее время, что и привело к живучести легенды.

В целом легенды и распространение версий об архитектурных заимствованиях из русской культуры демонстрируют своеобразие этнической психологии бурят, склонной объяснять любые прогрессивные, необычные или относительно новые веяния влиянием доминирующей нации.

Аналогичные сюжеты о заимствовании бурятами у русских сенокошения, кос, земледелия, гужевого транспорта, элементов традиционного костюма, предметов обихода и т.д. бытуют по всей Бурятии до настоящего времени, хотя в массе своей искажают исторические факты, а то и прямо противоречат им.

По материалам к.и.н. Д.Б. Батоевой