Предания русского народа. Короткие легенды и притчи для детей младших классов

Предисловие В 30-х годах 12 века Древнерусское государство распалось на отдельные княжества. Грозные признаки этого процесса были заметны уже во времена Ярослава Мудрого, в середине 11 века. Междоусобные войны не прекращались, и, видя это, Ярослав Мудрый перед смертью

Легенды и предания, рожденные в недрах русской народной жизни, давно уже считаются отдельным литературным жанром. В связи с этим чаще всего называют известных этнографов и фольклористов А. Н. Афанасьева (1826–1871) и В. И. Даля (1801–1872). Пионером же собирательства старинных изустных рассказов о тайнах, кладах и чудесах и тому подобном можно считать М. Н. Макарова (1789–1847).

Одни повествования разделяются на древнейшие - языческие (сюда относятся предания: о русалках, леших, водяных, Яриле и прочих богах русского пантеона). Другие - принадлежат ко временам христианства, более глубоко исследуют народный быт, но и те все еще перемешаны с языческим мировоззрением.

Макаров писал: «Повести о провалах церквей, городов и проч. принадлежат к чему-то непамятному в наших земных переворотах; но предания о городцах и городищах, не указка ли на странствия по Русской земле руссов. Да и славянам ли только они принадлежали?» Происходил он из старинной дворянской семьи, владел поместьями в Рязанском уезде. Воспитанник Московского университета, Макаров некоторое время писал комедии, занимался издательской деятельностью. Эти опыты, однако, успеха ему не принесли. Истинное свое призвание он нашел в конце 1820-х годов, когда, состоя чиновником для особых поручений при рязанском губернаторе, стал записывать народные легенды и предания. В многочисленных его служебных поездках и странствиях по центральным губерниям России и сложились «Русские предания».

В те же годы другой «первопроходец» И. П. Сахаров (1807–1863), тогда еще семинарист, занимаясь разысканиями для тульской истории, открыл для себя прелесть «узнавания русской народности». Он вспоминал: «Ходя по селам и деревням, я вглядывался во все сословия, прислушивался к чудной русской речи, собирая предания давно забытой старины». Определился и род деятельности Сахарова. В 1830–1835 г. он побывал во многих губерниях России, где занимался фольклорными разысканиями. Итогом его исследований стал многолетний труд «Сказания русского народа».

Исключительное для своего времени (длиною в четверть века) «хождение в народ» с целью изучения его творчества, быта, совершил фольклорист П. И. Якушкин (1822–1872), что и отразилось в его неоднократно переизданных «Путевых письмах».

В нашей книге, несомненно, нельзя было обойтись без преданий из «Повести временных лет» (XI в.), некоторых заимствований из церковной литературы, «Абевеги русских суеверий» (1786). Но именно XIX век был ознаменован бурным всплеском интереса к фольклору, этнографии - не только русской и общеславянской, но и праславянской, которая, во многом приспособившись к христианству, продолжала существовать в различных формах народного творчества.

Древнейшая вера наших предков похожа на клочки старинных кружев, забытый узор которых можно установить по обрывкам. Полной картины не установил еще никто. До XIX века русские мифы никогда не служили материалом для литературных произведений, в отличие, например, от античной мифологии. Христианские писатели не считали нужным обращаться к языческой мифологии, поскольку их целью было обращение в христианскую веру язычников, тех, кого они считали своей «аудиторией».

Ключевыми для национального осознания славянской мифологии стали, безусловно, широко известные «Поэтические воззрения славян на природу» (1869) А. Н. Афанасьева.

Учеными XIX века исследовались и фольклор, и церковные летописи, и исторические хроники. Они восстановили не только целый ряд языческих божеств, мифологических и сказочных персонажей, которых великое множество, но и определили их место в национальном сознании. Русские мифы, сказки, легенды исследовались с глубоким пониманием их научной ценности и важности сохранения их для последующих поколений.

В предисловии к своему собранию «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» (1880) М. Забылин пишет: «В сказках, былинах, поверьях, песнях встречается очень много правды о родной старине, и в поэзии их передается веь народный характер века, с его обычаями и понятиями».

Легенды и мифы оказали воздействие и на развитие художественной литературы. Примером тому может служить творчество П. И. Мельникова-Печерского (1819–1883), в котором переливаются, как драгоценные жемчужины, легенды Поволжья и Приуралья. К высокому художественному творчеству несомненно относится и «Нечистая, неведомая и крестная сила» (1903) С. В. Максимова (1831–1901).

В последние десятилетия переизданы забытые в советский период, а ныне заслуженно пользующиеся широкой популярностью: «Быт русского народа» (1848) А. Терещенко, «Сказания русского народа» (1841–1849) И. Сахарова, «Старина Москвы и русского народа в историческом отношении с бытовою жизнью русских» (1872) и «Московские окрестности ближние и дальние…» (1877) С. Любецкого, «Сказки и предания Самарского края» (1884) Д. Садовникова, «Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа» (1901) Аполлона Коринфского.

Многие из приведенных в книге легенд и преданий взяты из редких изданий, доступных только в крупнейших библиотеках страны. К ним относятся: «Русские предания» (1838–1840) М. Макарова, «Заволоцкая чудь» (1868) П. Ефименко, «Полное собрание этнографических трудов» (1910–1911) А. Бурцева, публикации из старинных журналов.

Изменения, внесенные в тексты, большая часть которых относятся к XIX веку, незначительны, носят чисто стилистический характер.

До сотворения мира была одна вода. А сотворен мир Богом и помощником его, которого Бог нашел в водяном пузыре. Это было так. Господь шел по воде, и видит - большой пузырь, в котором виднеется некий человек. И взмолился тот человек к Богу, стал просить Бога прорвать этот пузырь и выпустить его на волю. Господь исполнил просьбу этого человека, выпустил его на волю, и спросил Господь человека: «Кто ты такой?» «Покуда никто. А буду тебе помощник, мы будем творить землю».

Господь спрашивает этого человека: «Как ты думаешь сделать землю?» Человек отвечает Богу: «Есть земля глубоко в воде, надо достать ее». Господь и посылает своего помощника в воду за землей. Помощник исполнил приказание: он нырнул в воду и добрался до земли, которой взял полную горсть, и возвратился назад, но когда он показался на поверхность, то в горсти земли не оказалось, потому что ее вымыло водой. Тогда Бог посылает его в другой раз. Но и в другой раз помощник не мог доставить землю в целости к Богу. Господь посылает его в третий раз. Но и в третий раз та же неудача. Господь нырнул сам, достал землю, которую вынес на поверхность, три раза он нырял и три раза возвращался.

Господь с помощником начали сеять добытую землю по воде. Когда всю рассеяли, сделалась земля. Где не попала земля, там осталась вода, и эту воду назвали реками, озерами и морями. После сотворения земли они сотворили себе жилище - небо и рай. Потом они сотворили, что мы видим и не видим, в шесть дней, а в седьмой день легли отдыхать.

В это время Господь крепко заснул, а его помощник не спал, а выдумал, как бы ему сделать, чтобы люди почаще его вспоминали на земле. Он знал, что Господь его сверзит с неба. Когда Господь спал, он взбудоражил всю землю горами, ручьями, пропастями. Бог скоро проснулся и удивился, что земля была такая ровная, а вдруг сделалась такая уродливая.

Господь спрашивает помощника: «Для чего ты это все сделал?» Помощник отвечает Господу: «Да вот, когда будет человек ехать и подъедет к горе или пропасти, то скажет: „Эх, чёрт тебя возьми, какая горища!“» А когда взъедет, то скажет: «Слава тебе, Господи!»

Господь разгневался за это на своего помощника и сказал ему: «Если ты чёрт, то будь им отныне и довеку и отправляйся в преисподнюю, а не на небо - и пусть будет тебе жилище не рай, а ад, где будут с тобой мучиться те люди, которые творят грех».

ЧУДЕСНАЯ МОЛОТЬБА

Раз как-то принял на себя Христос вид старичка-нищего и шел через деревню с двумя апостолами. Время было позднее, к ночи; стал он проситься у богатого мужика: «Пусти, мужичок, нас переночевать». А мужик-ат богатой говорит: «Много вас попрошаек здесь таскается! Что слоняетесь-та по чужим дворам? Только, чай, и умеете, а небось не работаете...» - и отказал наотрез. «Мы и то идем на работу, - говорят странники, - да вот застала нас в дороге ночь темная. Пусти, пожалуйста! Мы ночуем хоть под лавкою». - «Ну так и быть! Ступайте в избу». Впустили странников; ничем-то их не покормили, ничем-то их не напоили (сам хозяин-та поужинал вместе со своими домашними, а им ничего не дал), да и ночевать им довелось под лавкою.

Поутру рано стали хозяйские сыновья собираться хлеб молотить. Вот Спаситель и говорит: «Пустите, мы вам поможем за ночлег, помолотим за вас». - «Ладно, - сказал мужик, - и давно бы так! Лучше, чем попусту без дела слоняться-та!» Вот и пошли молотить. Приходят, Христос и гутарит хозяйским сыновьям: «Ну, разметывайте адонье, а мы приготовим ток». И стал с апостолами готовить ток по-своему: не кладут они по одному снопу в ряд, а снопов по пяти, по шести, один на другой, и наклали почитай целое поладонье. «Да вы, такие-сякие, совсем дела не знаете! - заругались на них хозяева. - Зачем наложили такие вороха?» - «Так кладут в нашей стороне; работа, знашь, оттого спорее идет», - сказал Спаситель и зажег покладенные на току снопы. Хозяева ну кричать да браниться, дескать, весь хлеб погубили. АН погорела одна солома, зерно осталось цело и заблистало в большущих кучах крупное, чистое да такое золотистое! Воротимшись в избу, сыновья-та и говорят отцу: так и так, батюшка, смолотили, дескать, поладонья. Куда! и не верит! Рассказали ему все, как было; он еще пуще дивится: «Быть не может! от огня зерно пропадет!» Пошел сам поглядеть: зерно лежало большими кучами, да такое крупное, чистое, золотистое - на диво! Вот покормили странников, и остались они еще на одну ночь у мужика.

Наутро Спаситель с апостолами собирается в путь-дорогу, а мужик им гутарит: «Пособите нам еще денек-та!» - «Нет, хозяин, не проси; нёколи, надыть идти на работу». А старшой хозяйской сын потихоньку и говорит отцу: «Не трожь их, бачка; незамай идут. Мы тапереча и сами знаем, как надыть молотить». Странники попрощались и ушли. Вот мужик-то с детьми своими пошел на гумно; взяли наклали снопов да и зажгли; думают - сгорит солома, а зерно останется. АН вышло не так: весь хлеб поняло огнем, да от снопов бросилось поломя на разны постройки; начался пожар, да такой страшной, что все догола и погорело!

ЧУДО НА МЕЛЬНИЦЕ

Когда-то пришел Христос в худой нищенской одеже на мельницу и стал просить у мельника святую милостыньку. Мельник осерчал: «Ступай, ступай отселе-ва с Богом! Много вас таскается, всех не накормишь!» Так-таки ничего и не дал. На ту пору случись - мужичок привез на мельницу смолоть небольшой мешок ржи, увидал нищего и сжалился: «Подь сюды, я тебе дам». И стал отсыпать ему из мешка хлеб-ат; отсыпал, почитай, с целую мерку, а нищий все свою кису подставляет. «Что, али еще отсыпать?» - «Да, коли будет ваша милость!» - «Ну, пожалуй!» Отсыпал еще с мерку, а нищий все-таки подставляет свою кису. Отсыпал ему мужичок и в третий раз, и осталось у него у самого зерна так самая малость. «Вот дурак! Сколько отдал, - думает мельник, - да я еще за помол возьму; что ж ему-то останется?» Ну, хорошо. Взял он у мужика рожь, засыпал и стал молоть; смотрит: уж много прошло времени, а мука все сыпится да сыпится! Что за диво! Всего зерна-то было с четверть, а муки намололось четвертей двадцать, да и еще осталось, что молоть: мука себе все сыпится да сыпится... Мужик не знал, куды и собирать-то!

БЕДНАЯ ВДОВА

Давно было - странствовал по земле Христос с двенадцатью апостолами. Шли они раз как бы простые люди, и признать нельзя было, что это Христос и апостолы. Вот пришли они в одну деревню и попросились на ночлег к богатому мужику. Богатой мужик их не пустил: «Вон там живет вдова, она нищих пускает; ступайте к ней». Попросились они ночевать у вдовы, а вдова была бедная-пребеднеющая! Ничего-то у ней не было; только была махонькая краюшечка хлебца да с горсточку мучицы; была у ней еще коровка, да и та без молока - не отелилась к тому сроку. «У меня, батюшки, - говорит вдова, - избенка малая, и лечь-то вам негде!» - «Ничего, как-нибудь упокоимся». Приняла вдова странников и не знает, чем напитать их. «Чем же мне покормить вас, родимых, - говорит вдова, - всего-навсего есть у меня одна махонькая краюшечка хлебца да с горсточку мучицы, а корова не привела еще теленочка, и молока нетуть: все жду - вот отелится... Не взыщите на хлебе - на соли!» - «И, бабушка! - сказал Спаситель, - не кручинься, все будем сыты. Давай что есть, мы и хлебушка поедим: все, бабушка, от Бога...» Вот сели они за стол, стали ужинать, одной краюшечкой хлебца все напитались, еще ломтей эва сколько осталось! «Вот, бабушка, ты говорила, что нечем будет накормить, - сказал Спаситель, - гляди-ка, мы все сыты, да и ломти еще остались. Все, бабушка, от Бога...» Переночевали Христос и апостолы у бедной вдовы. Наутро говорит вдова своей невестке: «Подь поскреби мучицы в закроме; авось наберешь с горсточку на блины, покормить странников». Невестка сходила и несет муки таки порядочную махотку (глиняный

горшок). Старуха не надивится, откуда взялось столько; было чуть-чуть, а таперьча и на блины хватило, да еще невестка говорит: «Там в закроме и на другой раз осталось». Напекла вдова блинков и потчует Спасителя и апостолов: «Кушайте, родимые, чем Бог послал...» - «Спасибо, бабушка, спасибо!»

Поели они, попрощались с бедною вдовою и пошли себе в путь. Идут эдак по дороге, а в стороне от них сидит на пригорке серый волк; поклонился он Христу и стал просить себе еды: «Господи, - завыл, - я есть хочу! Господи, я есть хочу!» - «Пойди, - сказал ему Спаситель, - к бедной вдове, съешь у нее корову с теленком». Апостолы усумнились и сказали: «Господи, за что же велел ты зарезать у бедной вдовы корову? Она так ласково приняла и накормила нас; она так радовалась, ожидаючи от своей коровы теленочка: было бы у ней молочко - пропитание на всю семью». - «Так тому быть должно!» - отвечал Спаситель, и по-"* шли они дальше. Волк побежал и зарезал у бедной вдовы корову; как узнала о том старушка, она со смиреньем промолвила: «Бог дал. Бог и взял; его святая воля!»

Вот идут Христос и апостолы, а навстречу им катится по дороге бочка с деньгами. Спаситель и говорит: «Катись, бочка, к богатому мужику во двор!» Апостолы опять усумнилися: «Господи! лучше бы велел ты этой бочке катиться во двор к бедной вдове; у богатого итак всего много!» - «Так тому быть должно!» - отвечал им Спаситель, и пошли они дальше. А бочка с деньгами прикатилась прямо к богатому мужику во двор; мужик взял, припрятал эти деньги, а сам все недоволен: «Хоть бы еще столько же послал Господь!» - Думает про себя. Христос и апостолы идут себе да идут. Вот в полдень стала большая жара, и захотелось апостолам испить. «Иисусе! мы пить хотим», - говорят они Спасителю. «Ступайте, - сказал Спаситель, - вот по этой дорожке, найдете колодезь и напейтеся».

Апостолы пошли; шли-шли - и видят колодезь. Заглянули в него: там-то срамота, там-то сквернота - жабы, змеи, лягва (лягушки), там-то нехорошо! Апостолы, не напившись, скоро воротились назад к Спасителю. «Что ж, испили водицы?» - спросил их Христос. «Нет, Господи!» - «Отчего?» - «Да ты, Господи, указал нам такой колодезь, что и посмотреть-то в него страшно». Ничего не отвечал им Христос, и пошли они вперед своею дорогою. Шли-шли; апостолы опять говорят Спасителю: «Иисусе! мы пить хотим». Послал их Спаситель в другую сторону: «Вон видите колодезь, ступайте и напейтесь». Апостолы пришли к другому колодезю: там-то хорошо! там-то прекрасно! растут деревья чудесныя, поют птицы райския, так бы и не ушел оттудова! Напились апостолы, - а вода такая чистая, студеная да сладкая! - и воротились назад. «Что так долго не приходили?» - спрашивает их Спаситель. - «Мы только напились, - отвечают апостолы, - да побыли там всего три минуточки». - «Не три минуточки вы там побыли, а целых три года, - сказал Господь. - Каково в первом колодезе - таково худо будет на том свете богатому мужику, а каково у другого колодезя - таково хорошо будет на том свете бедной вдове!»

ПОП - ЗАВИДУЩИЕ ГЛАЗА

Жил-был поп; приход был у него большой и богатой, набрал он много денег и понес прятать в церковь; пришел туда, поднял половицу и спрятал. Только пономарь и подсмотри это; вынул потихоньку поповския деньги и забрал себе все до единой копейки. Прошло с неделю; захотелось попу посмотреть на свое добро; пошел в церковь приподнял половицу, глядь - а денег-то нету! Ударился поп в большую печаль; с горя и домой не воротился, а пустился странствовать по белу свету - куды глаза глядят.

Вот шел он, шел и повстречал Николу-угодника; в то время еще святые отцы по земле ходили и всякия болезни исцеляли. «Здравствуй, старче!» - говорит поп. «Здравствуй! куда Бог несет?» - «Иду, куды глаза глядят!» - «Пойдем вместе». -«А ты кто таков?» - «Я Божий странник». - «Ну, пойдем». Пошли вместе по одной дороге; идут день, идут другой; все приели, что у них было. Оставалась у Николы-угодника одна просвирка; поп утащил ее ночью и съел. «Не взял ли ты мою просвирку?» - спрашивает поутру Никола-угодник у попа. - «Нет, - говорит, - я ее и в глаза не видал!» - «Ой взял! признайся, брат». Поп заклялся-забожился, что не брал просвиры.

«Пойдем теперь в эту сторону, - сказал Никола-угодник, - там есть барин, три года беснуется, а никто не может его вылечить, возьмемся-ка мы лечить». - «Что я за лекарь! - отвечает поп. - Я этого дела не знаю». - «Ничего, я знаю; ты ступай за мной; что я буду говорить - то и ты говори». Вот пришли они к барину. «Что вы за люди?» - спрашивают их. «Мы знахари», - отвечает Никола-угодник. «Мы знахари», - повторяет за ним поп. «Умеете лечить?» - «Умеем», - говорит Никола-угодник. «Умеем», - повторяет поп. «Ну, лечите барина». Никола-угодник приказал истопить баню и привести туда больного. Говорит Никола-угодник попу: «Руби ему правую руку». - «На что рубить?» - «Не твое дело! руби прочь». Поп отрубил барину правую руку. «Руби теперь левую ногу». Поп отрубил и левую ногу. «Клади в котел и мешай». Поп положил в котел - и давай мешать. Тем временем посылает барыня своего слугу: «Поди, подсмотри, что там над барином деется?» Слуга сбегал в баню, посмотрел и докладывает, что знахари разрубили барина на части и варят в котле. Тут барыня крепко осерчала, приказала поставить виселицу и, долго не мешкая, повесить обоих знахарей. Поставили виселицу и повели их вешать. Испугался поп, божится, что он никогда не бывал знахарем и за леченье не брался, а виноват во всем один его товарищ. «Кто вас разберет! вы вместе лечили».- «Послушай, - говорит попу Никола-угодник, - последний час твой приходит, скажи перед смертью: ведь ты украл у меня просвиру?» - «Нет, - уверяет поп, - я ее не брал». - «Так-таки не брал?» - «Ей-богу, не брал!» - «Пусть будет по-твоему». - «Постойте, - говорит слугам, -вон идет ваш барин». Слуги оглянулись и видят: точно идет барин и совершенно здоровой. Барыня тому обрадовалась, наградила лекарей деньгами и отпустила на все четыре стороны.

Вот они шли-шли и очутились в другом государстве; видят - по всей стране печаль великая, и узнают, что у тамошнего царя дочь беснуется. «Пойдем царевну лечить», - говорит поп. «Нет, брат, царевны не вылечишь». - «Ничего, я стану лечить, а ты ступай за мной; что я буду говорить - то и ты говори». Пришли во дворец. «Что вы за люди?» - спрашивает стража. - «Мы знахари, - говорит поп, - хотим царевну лечить». Доложили царю; царь позвал их перед себя и спрашивает: «Точно ли вы знахари?» - «Точно знахари», - отвечает поп. «Знахари», - повторяет за ним Никола-угодник. «И беретесь царевну вылечить?» - «Беремся», - отвечает поп. «Беремся», - повторяет Никола-угодник. «Ну, лечите». Заставил поп истопить баню и привесть туда царевну. Как сказал он, так и сделали: привели царевну в баню. «Руби, старик, ей правую руку», - говорит поп. Никола-угодник отрубил царевне правую руку. «Руби теперь левую ногу». Отрубил и левую ногу. «Клади в котел и мешай». Положил в котел и принялся мешать. Посылает царь узнать, что сталося с царевною. Как доложили ему, что сталося с царевною, - гневен и страшен сделался царь, в ту ж минуту приказал поставить виселицу и повесить обоих знахарей. Повели их на виселицу. «Смотри же, - говорит попу Никола-угодник, - теперь ты был лекарем, ты один отвечай». - «Какой я лекарь!» - и стал сваливать свою вину на старика, божится и клянется, что старик всему злу затейщик, а он не причастен. «Что их разбирать! - сказал царь. - Вешайте обоих». Взялись за попа за первого; вот уж петлю готовят. «Послушай, - говорит Никола-угодник, - скажи перед смертию: ведь ты украл просвиру?» - «Нет, ей-богу, не брал!» - «Признайся, - упрашивает, - коли признаешься - сейчас царевна встанет здоровою и тебе ничего не будет». - «Ну, право же, не брал!» Уж надели на попа петлю и хотят подымать. «Постойте, - говорит Никола-угодник, - вон ваша царевна». Смотрят - идет она совсем здоровая, как ни в чем не бывало. Царь велел наградить знахарей из своей казны и отпустить с миром. Стали оделять их казною; поп набил себе полные карманы, а Никола-угодник взял одну горсточку.

Вот пошли они в путь-дорогу; шли-шли, и остановились отдыхать. «Вынимай свои деньги, - говорит Никола-угодник, - посмотрим, у кого больше». Сказал и высыпал свою горсть; зачал высыпать и поп свои деньги. Только у Николы-угодника куча все растет да растет, все растет да растет; а попова куча нимало не прибавляется. Видит поп, что у него меньше денег, и говорит: «Давай делиться». - «Давай!» - отвечает Никола-угодник и разделил деньги на три части: «Эта

часть пусть будет моя, эта твоя, а третья тому, кто просвиру украл». - «Да ведь просвиру-то я украл», - говорит поп. «Эка какой ты жадной! два раза вешать хотели - и то не покаялся, а теперь за деньги признался! Не хочу с тобой странствовать, возьми свое добро и ступай один куда знаешь».

ПИВО И ХЛЕБ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был богатой крестьянин; много у него было и денег и хлеба. И давал он по всей деревне бедным мужичкам взаймы: деньги давал из процентов, а коли даст хлеба, то весь сполна возврати на лето, да сверх того за каждый четверик два дня ему проработай на поле. Вот раз случилось: подходит храмовой праздник и стали мужички варить к празднику пиво; только в этой самой деревне был один мужик да такой бедной, что скудней его во всем околодке не было. Сидит он вечером, накануне праздника, в своей избенке с женою и думает: «Что делать? люди добрые станут гулять, веселиться; а у нас в доме нет ни куска хлеба! Пошел бы к богачу попросить в долг, да ведь не поверит; да и что с меня, горемычного, взять после?» Подумал-подумал, приподнялся с лавки, стал перед образом и вздохнул тяжелехонько. «Господи! - говорит, - прости меня, грешного; и масла-та купить не на что, чтоб лампадку перед иконою затеплить к празднику!» Вот немного погодя приходит к нему в избушку старец: «Здравствуй, хозяин!» - «Здорово, старичок!» - «Нельзя ль у тебя переночевать?» - «Для чего нельзя! ночуй, коли угодно; только у меня, родимой, нет ни куска в доме, и покормить тебя нечем». - «Ничего, хозяин! у меня есть с собой три кусочка хлебушка, и ты дай ковшик водицы: вот я хлебцем-то закушу, а водицей прихлебну - тем сыт и буду». Сел старик на лавку ^и говорит: «Что, хозяин, так приуныл? в чем запечалился?» - «Эх, старина! - отвечает хозяин. - Как не тужить мне? Вот дал Бог - дождались мы праздника, люди добрые станут радоваться и веселиться, а у нас с женою хоть шаром покати, - кругом пусто!» - «Ну, что ж, - говорит старик, - пойди к богатому мужику да попроси у него в долг что надо». - «Нет, не пойду; все равно не даст!» - «Ступай, - пристает старик, - иди смело и проси у него четверик солоду; мы с тобой пива наварим». - «Э, старичок! тепери-ча поздно; когда тут пиво варить? вить праздник-то завтра». - «Уж я тебе сказываю: ступай к богатому мужику и проси четверик солоду; он тебе сразу даст! небось не откажет! А завтра к обеду такое пиво у нас будет, какого во всей деревне никогда не бывало!» Нечего делать, собрался бедняк, взял мешок под мышку и пошел к богатому. Приходит к нему в избу, кланяется, величает по имени и отчеству и просит взаем четверик солоду: хочу-де к празднику пива сварить. «Что ж ты прежде-та думал! - говорит ему богатой. - Когда теперича варить? вить до праздника всего-навсего одна ночь осталась». - «Ничего, родимой! - отвечает бедной. - Коли милость твоя будет, мы как-нибудь сварим себе с женою, - будем вдвоем пить да величать праздник». Богатой набрал ему четверик солоду и насыпал в мешок; бедной поднял мешок на плечи и понес домой. Воротился и рассказал, как и что было. «Ну хозяин, - молвил старик, - будет и у тебя праздник. А что, есть ли на твоем дворе колодезь?» - «Есть», - говорит мужик. «Ну, вот мы в твоем колодезе и наварим пива; бери мешок да ступай за мною». Вышли они на двор и прямо к колодезю. «Высыпай-ка сюда!» - говорит старик. «Как можно такое добро в колодезь сыпать! - отвечает хозяин. - Только один четверик и есть, да и тот задаром должон пропасть! Хорошего ничего мы не сделаем, только воду смутим». - «Слушай меня, все хорошо будет!» Что делать, вывалил хозяин в колодезь весь свой солод. «Ну, - сказал старец, - была вода в колодезе, сделайся за ночь пивом!.. Теперь, хозяин, пойдем в избу да ляжем спать, - утро мудренее вечера; а завтра к обеду поспеет такое пиво, что с одного стакана пьян будешь». Вот дождались утра; подходит время к обеду, старик и говорит: «Ну, хозяин! теперича доставай ты побольше ушатов, станови кругом колодезя и наливай пивом полнехоньки, да и зови всех, кого ни завидишь, пить пиво похмельное». Бросился мужик по соседям. «На что тебе ушаты понадобились?» - спрашивают его. «Оченно, - говорит, - нужно; не во что пива сливать». Вздивовались соседи: что такое значит! не с ума ли он спятил? куска хлеба нет в доме, а еще о пиве хлопочет! Вот хорошо, набрал мужик ушатов двадцать, поставил кругом колодезя и стал наливать - и такое сделалось пиво, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Налил все ушаты полным-полнехоньки, а в колодезе словно ничего не убыло. И стал он кричать, гостей на двор зазывать: «Эй, православные! пожалуйте ко мне пить пиво похмельное; вот пиво так пиво!» Смотрит народ, что за диво такое? вишь, налил из колодезя воды, а зовет на пиво; дай-ка зайдем, посмотрим, на каку это хитрость он поднялся? Вот повалили мужики к ушатам, стали черпать ковшиком, пиво пробовать; оченно показалось им это пиво: «Отродясь-де такого не пивали!» И нашло народу полон двор. А хозяин не жалеет, знай себе черпает из колодезя да всех сплошь и угощает. Услыхал про то богатый мужик, пришел к бедному на двор, попробовал пива и зачал просить бедного: «Научи-де меня, какой хитростью сотворил ты эдакое пиво?» - «Да тут нет никакой хитрости,- отвечал бедной, - дело самое простое, - как принес я от тебя четверик солоду, так прямо и высыпал его в колодезь: была-де вода, сделайся за ночь пивом!» - «Ну, хорошо же! - думает богатой, - только ворочусь домой, так и сделаю». Вот приходит он домой и приказывает своим работникам таскать из амбара самой что ни есть лучший солод и сыпать в колодезь. Как взялись работники таскать из амбара, и вперли в колодезь кулей десять солоду. «Ну, - думает богатой, - пиво-то у меня будет получше, чем у бедного!» Вот на другое утро вышел богатой на двор и поскорей к колодезю, почерпнул и смотрит: как была вода - так и есть вода! только мутнее стала. «Что такое! должно быть, мало солоду положили; надо прибавить», - думает богатой и велел своим работникам еще кулей пять ввалить в колодезь. Высыпали они и в другой раз; не тут-то было, ничего не помогает, весь солод задаром пропал. Да как прошел праздник, и у бедного осталась в колодезе только сущая вода; пива все равно как не бывало.

Опять приходит старец к бедному мужику и спрашивает: «Послушай, хозяин! сеял ли ты хлеб-ат нынешним годом?» - «Нет, дедушка, ни зерна не сеял!» - «Ну ступай же теперича опять к богатому мужику и проси у него по четверику всякого хлеба; мы с тобой поедем на поле да и посеем». - «Как теперича сеять? - отвечает бедной, - ведь на дворе зима трескучая!» - «Не твоя забота! делай, что приказываю. Наварил тебе пива, насею и хлеба!» Собрался бедной, пошел опять к богатому и выпросил у него в долг по четверику всякого зерна. Воротился и говорит старику: «Все готово, дедушка!» Вот вышли они на поле, разыскали по приметам мужикову полосу - и давай разбрасывать зерно по белому снегу. Все разбросали. «Теперича, - сказал старик бедному, - ступай домой и дожидай лета: будешь и ты с хлебом!» Только пришел бедной мужик в свою деревню, как проведали про него все крестьяне, что он середь зимы хлеб сеял; смеются с него - да и только: «Эка он, сердечной, хватился когда сеять! осенью небось не догадался!» Ну, хорошо; дождалися весны, сделалась теплынь, снега растаяли, и пошли зеленые всходы. «Дай-ка, - вздумал бедной, - пойду посмотрю, что на моей земле делается». Приходит на свою полосу, смотрит, а там такие всходы, что душа не нарадуется! На чужих десятинах и вполовину не так хороши. «Слава тебе. Господи! - говорит мужик. - Теперича и я поправлюсь». Вот пришло время жатвы; начали добрые люди убирать с поля хлеб. Собрался и бедной, хлопочет с своею женою и никак не сможет управиться; принужден созывать к себе на жнитво рабочий народ и отдавать свой хлеб из половины. Дивуются все мужики бедному: земли он не пахал, сеял середь зимы, а хлеб у него вырос такой славной. Управился бедной мужик и зажил себе без нужды; коли что надо по хозяйству - поедет он в город, продаст хлеба четверть-другую и купит что знает; а долг свой богатому мужику сполна заплатил. Вот богатой и думает: «Дай-ка и я зимой посею; авось и на моей полосе уродится такой же славный хлеб». Дождался того самого дня, в которой сеял бедной мужик прошлым годом, навалил в сани несколько четвертей разного хлеба, выехал в поле и давай сеять по снегу. Засеял все поле; только поднялась к ночи погода, подули сильные ветры и свеяли с его земли все зерно на чужие полосы. Во и весна-красна; пошел богатый на поле и видит: пусто и голо на его земле, ни одного всхода не видать, а возле, на чужих полосах, где не пахано, не сеяно, поднялись такие зеленя, что любо-дорого! раздумался богатей: «Господи, много издержал я на семена - все нет толку; а вот у моих должников не пахано, не сеяно - а хлеб сам собой растет! Должно быть, я - великой грешник!»

ХРИСТОВ БРАТЕЦ

Был-жил купец с купчихою - оба скупы и к нищим немилостивы. Был у них сын, и задумали они его женить. Сосватали невесту и сыграли свадьбу. «Подслушай, друг, - говорит молодая мужу, - от свадьбы нашей осталось много напеченного и наваренного; прикажи все это скласть на воз и развезти по бедным: пусть кушают за наше здоровье». Купеческой сын сейчас позвал приказчика и все, что от пира осталось, велел раздать нищим. Как узнали про то отец и мать, больно осерчали они на сына и сноху: «Эдак, пожалуй, раздадут все имение!» - и прогнали их из дому. Пошел сын со своей женою куда глаза глядят. Шли, шли и приходят в густой темной лес. Набрели на хижину - стоит пустая - и остались в ней жить.

Прошло время немалое, наступил Великой пост;

вот уже и пост подходит к концу. «Жена, - говорит Купеческой сын, - я пойду в лес, не удастся ли застрелить какой птицы, чтоб было чем на праздник разговеться».- «Ступай!» - говорит жена. Долго ходил он по лесу, не видал ни одной птицы; стал ворочаться домой и увидал - лежит человеческая голова, вся в червях. Взял он эту голову, положил в сумку и принес к жене. Она тотчас обмыла ее, очистила и положила в угол под образа. Ночью под самый праздник засветили они перед иконами восковую свечу и зачали Богу молиться, а как настало время быть заутрене, подошел купеческой сын к жене и говорит: «Христос воскресе!» Жена отвечает: «Воистину воскресе!» И голова отвечает: «Воистину воскресе!» Говорит он и в другой, и в третий раз: «Христос воскресе!» - и отвечает ему голова: «Воистину воскресе!» Смотрит он со страхом и трепетом: оборотилась голова седым старцем. И говорит ему старец: «Будь ты моим меньшим братом; приезжай ко мне завтра, я пришлю за тобой крылатого коня». Сказал и исчез.

На другой день стоит перёд хижиной крылатый конь. «Это брат за мной прислал», - говорит купеческой сын, сел на коня и пустился в дорогу. Приехал, и встречает его старец. «Гуляй у меня по всем садам, - сказал он, ходи по всем горницам; только не ходи в эту, что печатью запечатана». Вот купеческой сын ходил-гулял по всем садам, по всем горницам; подошел наконец к той, что печатью запечатана, и не вытерпел: «Дай посмотрю, что там такое!» Отворил дверь и вошел; смотрит - стоят два котла кипучие; заглянул в один, а в котле сидит отец и бьется оттуда выпрыгнуть; схватил его сын за бороду и стал вытаскивать, но - сколько ни силился, не мог вытащить; только борода в руках осталась. Заглянул в другой котел, а там мать его мучится. Жалко ему стало, взял ее за косу - и давай тащить; но опять, сколько ни силился, ничего не сделал; только коса в руках осталась. И узнал он тогда, что это не старец, в сам Господь назвал его меньшим братом. Воротился он к нему, пал к стопам и молил о прощении, что нарушил заповедь и побывал в запретной комнате. Господь простил его и отпустил назад, на крылатом коне. Воротился домой купеческой сын, а жена и говорит ему: «Что так долго гостил у брата?» - «Как долго! всего одни сутки пробыл». - «Не одни сутки, а целых три года!» С тех пор они еще милосерднее стали к нищей братии.

ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ

Не в чуждом царстве, а в нашем государстве было, родимый, времячко - ох-ох-ох! В то время у нас много царей, много князей, и Бог весть кого слушаться, ссорились они промеж себя, дрались и кровь христианскую даром проливали. А тут набежал злой татарин, заполонил всю землю мещерскую, выстроил себе город Касимов и начал он брать вьюниц и красных девиц себе в прислугу, обращал их в свою веру поганую и заставлял их есть пищу нечистую маханину. Горе, да и только; слез-то, слез-то что было пролито! все православные по лесам разбежались, поделали там себе землянки и жили с волками; храмы Божий все были разорены, негде было и Богу помолиться.

И вот жил да был в нашей мещерской стороне добрый мужичок Антип, а жена его Марья была такая красавица, что ни пером написать, только в сказке сказать. Были Антип с Марьею люди благочестивые, часто молились Богу, и дал им Господь сына красоты невиданной. Назвали они сына Егорием; рос он не по дням, а по часам; разум-то у Егорья был не младенческой: бывало, услышит какую молитву - и пропоет ее да таким голосом, что ангелы на небеси радуются. Тот услыхал схимник Ермоген об уме-разуме младенца Егория, выпросил его у родителей учить слову Божьему. Поплакали, погоревали отец с матерью, помолились и отпустили Егорья в науку.

А был в то время в Касимове хан какой-то Брагим, и прозвал его народ Змием Горюнычем: так он был зол и хитер! просто православным житья от него не было. Бывало, выедет на охоту - дикого зверя травить, никто не попадайся, сейчас заколет; а молодиц да красных девиц тащит в свой город Касимов. Встретил раз он Антипа да Марью, и больно полюбилась она ему;

сейчас велел ее схватить и тащить в город Касимов, а Антипа тут же предал злой смерти. Как узнал Егорий о несчастной доле родителей, горько заплакал и стал усердно Богу молиться за мать родную, - и Господь услышал его молитву. Вот как подрос Егорий, вздумал он пойти в Касимов-град, чтоб избавить мать свою от злой неволи; взял благословенье от схимника и пустился в путь-дорожку. Долго ли, коротко ли шел он, только приходит в палаты Брагимовы и видит: стоят злые нехристи и нещадно бьют мать его бедную. Повалился Егорий самому хану в ноги и стал просить за мать за родную; Брагим грозный хан закипел на него гневом, велел схватить и предать различным мучениям. Егорий не устрашился и стал воссылать мольбы свои к Богу. Вот повелел хан пилить его пилами, рубить топорами; у пил зубья посшибались, у топоров лезвия выбивались. Повелел хан варить его в смоле жипучей, а святой Егорий поверх смолы плавает. Повелел хан посадить его в глубокой погреб; тридцать лет сидел там Егорий - все Богу молился; и вот поднялась буря страшная, разнесли ветры все доски дубовые, все пески желтые, и вышел святой Егорий на вольный свет. Увидал в поле - стоит оседланный конь, а возле лежит меч-кладенец, копье острое. Вскочил Егорий на коня, приуправился и поехал в лес; повстречал здесь много волков и напустил их на Брагима хана грозного. Волки с ним не сладили, и наскочил на него сам Егорий и заколол его острым копьем, а мать свою от злой неволи освободил.

А после того выстроил святой Егорий соборную церковь, завел монастырь и сам захотел потрудиться Богу. И много пошло в тот монастырь православных, и создались вокруг него келий и посад, который и поныне слывет Егорьевском.

ИЛЬЯ-ПРОРОК И НИКОЛА

Давно было; жил-был мужик. Николин день завсегда почитал, а в Ильин нет-нет да и работать станет; Николе-угоднику и молебен отслужит, и свечку поставит, а про Илью-пророка и думать забыл.

Вот раз как-то идет Илья-пророк с Николой полем этого самого мужика; идут они да смотрят- на ниве зеленя стоят такия славныя, что душа не нарадуется. «Вот будет урожай так урожай! - говорит Никола. - Да и мужик-то, право, хороший, доброй, набожной;

Бога помнит и святых знает! К рукам добро достанется...» - «А вот посмотрим, - отвечал Илья, - еще много ли достанется! Как спалю я молнией, как выбью градом все поле, так будет мужик твой правду знать да Ильин день почитать». Поспорили-поспорили и разошлись в разныя стороны. Никола-угодник сейчас к мужику: «Продай, - говорит, - поскорее ильинскому батьке весь свой хлеб на корню; не то ничего не останется, всё градом повыбьет». Бросился мужик к попу: «Не купишь ли, батюшка, хлеба на корню? Все поле продам; такая нужда в деньгах прилучилась, вынь да положь! Купи, отец! задешево отдам». Торговались-торговались и сторговались. Мужик забрал деньги вошел домой.

Прошло ни много ни мало времени: собралась, понадвинулась грозная туча, страшным ливнем и градом разразилась над нивою мужика, весь хлеб как ножом срезала - не оставила ни единой былинки. На другой день идут мимо Илья-пророк с Николою; и говорит Илья: «Посмотри, каково разорил я мужиково по ле!» - «Мужиково? Нет, брат! Разорил ты хорошо, только это поле ильинского попа, а не мужиково». - «Как попа?» - «Да так; мужик с неделю будет как продал его ильинскому батьке и деньги все сполна получил. То-то, чай, поп по деньгам плачет!» - «Постой же, - сказал Илья-пророк, - я опять поправлю ниву, будет она вдвое лучше прежнего». Поговорили, пошли всякой своей дорогою. Никола-угодник опять к мужичку: «Ступай, - говорит, - к попу, выкупай поле - в убытке не будешь». Пошел мужик к попу, кланяется и говорит: «Вижу, батюшка, наслал Господь Бог несчастие на тебя - все поле градом выбито, хоть шар покати! Так уж и быть, давай пополам грех; я беру назад свое поле, а тебе на бедность вот половина твоих денег». Поп обрадовался, и тотчас они по рукам ударили.

Меж тем - откуда что взялось - стало мужиково поле поправляться; от старых корней пошли новые свежие побеги. Дождевыя тучи то и дело носятся над нивою и поят землю; чудный уродился хлеб - высоткой да частой; сорной травы совсем не видать; а колос налился полной-полной, так и гнется к земле. Пригрело солнышко, и созрела рожь - словно золотая стоит в поле. Много нажал мужик снопов, много наклал копен; уж собрался возить да в скирды складывать. На ту идет опять мимо Илья-пророк с Николою. Весело оглянул он все поле и говорит: «Посмотри, Никола, какая благодать! Вот так наградил я попа, по век свой не забудет...» - «Попа?! Нет, брат! благодать-то велика, да ведь поле это - мужиково; поп тут ни при чем останется». - «Что ты!» - «Правое слово! Как выбило градом всю ниву, мужик пошел к ильинскому батьке и выкупил ее назад за половинную цену». - «Постой же, - сказал Илья-пророк, - я отниму у хлеба всю спорынью: сколько бы ни наклал мужик снопов, больше четверика зараз не вымолотит». - «Плохо дело» - думает Никола-угодник; сейчас отправился к мужику: «Смотри, - говорит, - как станешь хлеб молотить, больше одного снопа зараз не клади на ток». Стал мужик молотить: что ни сноп, то и четверик зерна. Все закрома, все клети набил рожью, а все еще остается много; поставил он новые амбары и насыпал полнехоньки. Вот идет как-то Илья-пророк с Николою

мимо его двора, посмотрел туда-сюда и говорит: «Ишь какие амбары вывел! что-то насыпать в них станет?»- «Они уж полнехоньки», - отвечает Никола-угодник. «Да откуда же взял мужик столько хлеба?» - «Эва! у него всякой сноп дал по четверику зерна; как зачал молотить, он все по одному снопу клал на ток». - «Э, брат Никола! - догадался Илья-пророк; это все ты мужику пересказываешь». - «Ну вот, выдумал; стану я пересказывать...» - «Как там хочешь, а уж это твое дело! Ну будет же меня мужик помнить!» - «Что ж ты ему сделаешь?» - «А что сделаю, того тебе не скажу». - «Вот когда беда, так беда приходит!» - думает Никола-угодник - и опять к мужику: «Купи, - говорит, - две свечи, большую да малую, и сделай то-то и то-то».

Вот на другой день идут вместе Илья-пророк и Никола-угодник в виде странников, и попадается им навстречу мужик: несет две восковыя свечи - одну рублевую, а другую копеечную. «Куда, мужичок, путь держишь?» - спрашивает его Никола-угодник. - «Да вот иду свечку рублевую поставить Илье-пророку, уж такой был милостивой ко мне! Градом поле выбило, так он батюшка постарался, да вдвое лучше прежнего дал урожай». - «А копеечная-то свеча на что?» - «Ну, эта Николе!» - сказал мужик и пошел дальше. «Вот ты, Илья, говоришь, что я все мужику пересказываю; чай, теперь сам видишь, какая это правда!»

На том дело и покончилось; смиловался Илья-пророк, перестал мужику бедою грозить; а мужик зажил припеваючи, и стал с той поры одинаково почитать и Ильин день и Николин день.

КАСЬЯН И НИКОЛА

Раз в осеннюю пору увязил мужик воз на дороге. Знамо, какия у нас дороги; а тут еще случилось осенью - так и говорить нечего! Мимо идет Касьян-угод-ник. Мужик не узнал его - и давай просить: «Помоги, родимой, воз вытащить!» - «Поди ты! - сказал ему Касьян-угодник. - Есть мне когда с вами валандаться!» Да и пошел своею дорогою. Немного спустя идет тут же Никола-угодник. «Батюшка, - завопил опять мужик, - батюшка! помоги воз вытащить». Никола-угодник и помог ему.

Вот пришли Касьян-угодник и Никола-угодник к Богу в рай. «Где ты был, Касьян-угодник?» - спросил Бог. «Я был на земле, - отвечал тот. - Прилучилось мне идти мимо мужика, у которого воз завяз; он просил меня: помоги, говорит, воз вытащить; да я не стал марать райского платья». - «Ну, а ты где так выпачкался?» - спросил Бог у Николы-угодника. «Я был на земле; шел по той же дороге и помог мужику вытащить воз», - отвечал Никола-угодник. «Слушай, Касьян, - сказал тогда Бог, - не помог ты мужику - за то будут тебе через три года служить молебны. А тебе, Никола-угодник, за то, что помог мужику воз вытащить, будут служить молебны два раза в год». С тех пор так и сделалось: Касьяну в високосный только год служат молебны, а Николе два раза в год.

ЗОЛОТОЕ СТРЕМЯ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был один цыган, была у него жена и семеро детей, и дожил он до того, что ни есть, ни пить нечего - нет ни куска хлеба! Работать-то он ленится, а воровать боится; что делать? Вот вышел цыган на дорогу и стоит в раздумье. На ту пору едет Егорий Храбрый. «Здорово! - говорит цыган. - Куды едешь?» - «К Богу». - «Зачем?» - «За приказом: чем кому жить, чем промышлять». - «Доложи и про меня Господу, - говорит цыган, - чем велит мне питаться?» - «Хорошо, доложу!» - отвечал Егорий и поехал своей дорогой. Вот цыган ждал его, ждал и только завидел, что Егорий едет назад, сейчас и спрашивает: «Что ж, доложил про меня?» - «Нет», - говорит Егорий. «Что ж так?» - «Забыл!» Вот и в другой раз вышел цыган на дорогу и опять повстречал Егория: едет он к Богу за приказом. Цыган и просит: «Доложи-де про меня!» - «Хорошо», - сказал Егорий - и опять позабыл. Вышел цыган и в третий раз на дорогу, увидал Егория и снова просит: скажи-де про меня Богу! - «Хорошо, скажу». - «Да ты, пожалуй, забудешь?» - «Нет, не забуду». Только цыган не верит: «Дай, - говорит, - мне твое золотое стремено, я подержу, пока ты назад вернешься; а без того ты опять позабудешь». Егорий отвязал золотое стремено, отдал цыгану, а сам об одном стремене поехал дальше. Приехал к Богу и стал спрашивать: чем кому жить, чем промышлять? Получил приказ и хотел было назад ехать; только стал на лошадь садиться, глянул на стремено и вспомнил про цыгана. Воротился к Богу и говорит: «Попался мне еще на дороге цыган и наказал спросить, чем ему питаться?» - «А цыгану, - говорит Господь, - то и промысел, коли у кого что возьмет да утаит; его дело обмануть да выбожить!» Сел Егорий на коня и приехал к цыгану: «Ну, вправду ты, цыган, сказывал! коли б не взял ты стремено, совсем бы забыл про тебя». - «То-то и есть! - сказал цыган. - Теперь по век меня не забудешь, как только глянешь на стремено - сейчас меня помянешь. Ну, что Господь-то сказал?» - «А то и сказал: коли у кого что возьмешь - утаишь да забожишь, твое и будет!» - Спасибо», - молвил цыган, поклонился и повернул домой. «Куда ж ты? - сказал Егорий, - отдай мое золотое стремено». - «Какое стремено?» - «Да ты же у меня взял?» - «Когда я у тебя брал? Я тебя впервой вижу, и никакого стремена не брал, ей-богу, не брал!» - забожился цыган.

Что делать- бился с ним, бился Егорий, так и уехал ни с чем! «Ну правду сказывал цыган: коли б не давал стремена - и не знал бы его, а теперь по век помнить буду!»

Цыган взял золотое стремено и пошел продавать. Идет дорогою, а навстречу ему едет барин. «Что, цыган, продаешь стремено?» - «Продаю». - «Что возьмешь?» - «Полторы тысячи рублев». – Зачем так дорого?» - «Затем, что оно золотое». Ну, ладно!» - сказал барин; хватился в карман тысячи. «Вот тебе, цыган, тысяча - отдавай стремено; а остальные деньги напоследях получишь». - «Нет, барин; тысячу-то рублев, пожалуй, я возьму, а стремена не отдам; как дошлешь, что следует по уговору, тогда и товар получишь». Барин отдал ему тысячу и поехал домой. И только приехал - сейчас же вынул пятьсот рублев и послал к цыгану с своим человеком: «Отдай, - говорит, - эти деньги цыгану да возьми у него золотое стремено». Вот приходит барской человек в избу к цыгану. «Здорово, цыган!» - «Здорово, доброй человек!» - «Я привез тебе деньги от барина». - «Ну давай, коли привез». Взял цыган пятьсот рублев, и давай поить его вином: напоил досыта, стал барской человек собираться домой и говорит цыгану: «Давай же золотое стремено». - «Какое?» - <«Да то, что барину продал!» - «Когда продал? у меня никакого стремена не было». - «Ну, подавай назад деньги!» - «Какие деньги?» - «Да я сейчас отдал тебе пятьсот рублев». - «Никаких денег я не видал, ей-богу, не видал! Еще самого тебя Христа ради поил, не то что брать с тебя деньги!» Так и отперся цыган. Только услыхал про то барин, сейчас поскакал к цыгану: «Что ж ты, вор эдакой, деньги забрал, а золотого стремена не отдаешь?» - «Да какое стремено? Ну, ты сам, барин, рассуди, как можно, чтоб у эдакого мужика-серяка да было золотое стремено!» Вот барин с ним дозился-возился, ничего не берет. «Поедем, - говорит, - судиться». - «Пожалуй, - отвечает цыган, - только подумай, как мне с тобой ехать-то? ты как есть барин, а я мужик-вахлак! Наряди-ка наперед меня в хорошую одежу, да и поедем вместе».

Барин нарядил его в свою одежу, и поехали они в город судиться. Вот приехали в суд; барин говорит: «Купил я у этого цыгана золотое стремено; а он деньги-то забрал, а стремена не отдает». А цыган говорит: «Господа судьи! сами подумайте, откудова возьмется у мужика-серяка золотое стремено? У меня дома и хлеба-то нету! Не ведаю, чего этому барину надо от меня? Он пожалуй, скажет, что на мне и одежа-то его!» - <Да таки моя!» - закричал барин. «Вот видите, господа судьи!» Тем дело и кончено; поехал барин домой ни с чем, а цыган стал себе жить да поживать, да добра наживать.

СОЛОМОН ПРЕМУДРОЙ

Иисус Христос после распятия сошел во ад и всех оттуда вывел, окромя одного Соломона Премудрого. «Ты - сказал ему Христос, - сам выйди своими мудростями!» И остался Соломон один в аду: как ему выйти из аду? Думал-думал да и стал вить завертку. Подходит к нему маленький чертенок да и спрашивает, на что вьет он веревку без конца? «Много будешь знать,- отвечал Соломон, - будешь старше деда своего, сатаны! увидишь на что!» Свил Соломон завертку да и стал размерять ею в аду. Чертенок опять стал у него спрашивать, на что он ад размеряет? «Вот тут монастырь поставлю, - говорит Соломон Премудрой, - вот тут церковь соборную». Чертенок испугался, бегом побежал и рассказал все деду своему, сатане, а сатана взял да и выгнал из аду Соломона Премудрого.

СОЛДАТ И СМЕРТЬ

Один солдат прослужил двадцать пять лет, а отставки ему нет как нет! Стал он думать да гадать: «Что такое значит? прослужил я Богу и великому государю двадцать пять лет, в штрафах не бывал, а в отставку не пущают; дай пойду куды глаза глядят!» Думал-думал и убежал. Вот ходил он день, и другой, и третий и повстречался с Господом. Господь его спрашивает: «Куда идешь, служба?» - «Господи, прослужил я двадцать пять лет верою и правдою, вижу: отставки не дают - вот я и убежал; иду теперь куды глаза глядят!» - «Ну, коли ты прослужил двадцать пять лет верою и правдою, так ступай в рай - в царство небесное». Приходит солдат в рай, видит благодать неизреченную и думает себе: вот когда поживу-то! Ну только ходил он, ходил по райским местам, подошел к святым отцам и спрашивает: не продаст ли кто табаку? «Какой, служба, табак! тут рай, царство небесное!» Солдат замолчал. Опять ходил он, ходил по райским местам, подошел в другой раз к святым отцам и спрашивает: не продают ли где близко вина? «Ах ты, служба-служба! какое тут вино! здесь рай, царство небесное!» <...> «Какой тут рай: ни табаку, ни вина!» - сказал солдат и ушел вон из раю.

Идет себе да идет и попался опять навстречу Господу. «В какой, - говорит, - рай послал ты меня. Господи? ни табаку, ни вина нет!» - «Ну, ступай по левую руку, - отвечает Господь, - там все есть!» Солдат повернулся налево и пустился в дорогу. Бежит нечистая сила: «Что угодно, господин служба?» - «Погоди спрашивать; дай прежде место, тогда и разговаривай». Вот привели солдата в пекло. «А что, табак есть?» - спрашивает он у нечистой силы. «Есть, служивой!» - «А вино есть?» - «И вино есть!» - «Подавай всего!» Подали ему нечистые трубку с табаком и полуштоф перцовки. Солдат пьет-гуляет, трубку покуривает, радехонек стал: вот взаправду рай так рай! Да недолго нагулял солдат, стали его черти со всех сторон прижимать, тошно ему пришлося! Что делать? пустился на выдумки, сделал сажень, настрогал колышков и давай мерить: отмерит сажень и бьет колышок. Подскочил к нему черт: «Что ты, служба, делаешь?» - «Разве ты ослеп! Не видишь, что ли? Хочу монастырь построить». Как бросился черт к своему дедушке: «Погляди-тка, дедушка, солдат хочет у нас монастырь строить!» Дед вскочил и сам побежал к солдату: «Что, - говорит, - ты делаешь?» - «Разве не видишь, хочу монастырь строить». Дед испугался и побежал прямо к Богу: «Господи! какого солдата прислал ты в пекло: хочет монастырь у нас построить!» - «А мне что за дело! зачем таких к себе принимаете?» - «Господи! возьми его отседова». - «А как его взять-то! сам пожелал». - «Ахти! - завопил дед. - Что же нам, бедным, с ним делать?» - «Ступай, сдери с чертенка кожу и натяни на барабан да после выйди из пекла и бей тревогу: он сам уйдет!» Воротился дед, поймал чертенка, содрал с него кожу, натянул барабан. «Смотрите же, - наказывает чертям, - как выскочит солдат из пекла, сейчас запирайте ворота крепко-накрепко, а то как бы опять сюда не ворвался!» Вышел дед за ворота и забил тревогу; солдат, как услыхал барабанный бой, пустился бежать из ада сломя голову, словно бешеной; всех чертей распугал и выскочил за ворота. Только выскочил - ворота хлоп, и заперли крепко-накрепко. Солдат осмотрелся кругом: никого не видать и тревоги не слыхать; пошел назад- и давай стучаться в пекло: «Отворяйте скорее! - Кричит во все горло. - Не то ворота сломаю!» - «Нет, брат, не сломаешь! - говорят черти. - Ступай себе куда хочешь, а мы тебя не пустим; мы и так насилу тебя выжили!» Повесил солдат голову и побрел куда глаза глядят. Шел-шел и повстречал Господа. «Куда идешь, служба?» - «И сам не знаю!» - «Ну, куда я тебя дену? послал в рай - нехорошо! послал в ад - и там не ужился!» - «Господи, поставь меня у своих дверей на часах». - «Ну, становись». Стал солдат на часы. Вот пришла Смерть. «Куда идешь?» - спрашивает часовой. Смерть отвечает: «Иду к Господу за повелением, кого морить мне прикажет». - «Погоди, я пойду спрошу». Пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла;

кого морить укажешь?» - «Скажи ей, чтоб три года морила самой старой люд». Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она отца моего и мать уморит: ведь они старики». Вышел и говорит Смерти: «Ступай по лесам и три года точи самые старые дубы». Заплакала Смерть:

«За что Господь на меня прогневался, посылает дубы точить!» И побрела по лесам, три года точила самые старые дубы; а как изошло время - воротилась опять к Богу за повелением. «Зачем притащилась?» - спрашивает солдат. «За повелением, кого морить Господь прикажет». - «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» - «Скажи ей, чтоб три года морила молодой народ». Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она братьев моих уморит!» Вышел и говорит Смерти:

«Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи молодые дубы; так Господь приказал!» - «За что это Господь на меня прогневался!» Заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года точила всё молодые дубы, а как изошло время - идет к Богу; едва ноги тащит. «Куда?» - спрашивает солдат. «К Господу за повелением, кого морить прикажет». - «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» - «Скажи ей, чтоб три года младенцев морила». Солдат думает себе: «У моих братьев есть ребятки; эдак, пожалуй, она их уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года гложи самые малые дубки». - «За что Господь меня мучает!» - заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года глодала самые что ни есть малые дубки; а как изошло время - идет опять к Богу, едва ноги передвигает. «Ну теперь хоть подерусь с солдатом, а сама дойду до Господа! за что так девять лет он меня наказует?» Солдат увидал Смерть и окликает: «Куда идешь?» Смерть молчит, лезет на крыльцо. Солдат ухватил ее за шиворот, не пускает. И подняли они такой шум, что Господь услыхал и вышел: «Что такое?» Смерть упала в ноги: «Господи, за что на меня прогневался? мучалась я целых девять лет: все по лесам таскалась, три года точила старые дубы, три года точила молодые дубы, три года глодала самые малые дубки... еле ноги таскаю!» - «Это всё ты!» - сказал Господь солдату. «Виноват, Господи!» - «Ну, ступай же за это носи девять лет Смерть на закортышках!

Засела Смерть на солдата верхом. Солдат - делать нечего - повез ее на себе, вез-вез и уморился; вытащил рог с табаком и стал нюхать. Смерть увидала, что солдат нюхает, и говорит ему: «Служивой, дай и мне понюхать табачку». - «Вот те на! полезай в рожок да и нюхай сколько душе угодно». - «Ну, открой-ка свой рожок!» Солдат открыл, и только Смерть туда влезла - он в ту ж минуту закрыл рожок и заткнул его за голенище. Пришел опять на старое место и стал на часы. Увидал его Господь и спрашивает: «А Смерть где?» - «Со мною». - «Где с тобою?» - «Вот здесь за голенищем». - «А ну, покажи!» - «Нет, Господи, не покажу, пока девять лет не выйдет: шутки ли ее носить на закортышках! ведь она нелегка!» - «Покажь, я тебя прощаю!» Солдат вытащил рожок и только открыл его - Смерть тотчас и села ему на плеча. «Слезай, коли не сумела ездить!» - сказал Господь. Смерть слезла. «Умори же теперь солдата!» - приказал ей Господь и пошел - куда знал.

«Ну, солдат, - говорит Смерть, - слышал, тебя Господь велел уморить!» - «Что ж? надо когда-нибудь умирать! дай только мне исправиться». - «Ну, исправься!» Солдат надел чистое белье и притащил гроб. «Готов?» - спрашивает Смерть. «Совсем готов!» - «Ну, ложись в гроб!» Солдат лег спиной кверху. «Не так!» - говорит Смерть. «А как же?» - спрашивает солдат и улегся на бок. «Да всё не так!» - «На тебя умереть-то не угодишь!» - и улегся на другой бок. «Ах, какой ты, право! разве не видал, как умирают?» - «То-то и есть, что не видал!» - «Пусти, я тебе искажу». Солдат выскочил из гроба, а Смерть легла его место. Тут солдат ухватил крышку, накрыл поскорее гроб и наколотил на него железные обручи; как наколотил обручи - сейчас же поднял гроб на плечи и стащил в реку. Стащил в реку, воротился на прежнее место и стал на часы. Господь увидал его и спрашивает: «Где же Смерть?» - «Я пустил ее в реку». Господь глянул - а она далеко плывет по воде. Выпустил ее Господь на волю. «Что ж ты солдата не уморила?» - «Вишь, он какой хитрой! с ним ничего не сделаешь». - «Да ты с ним долго не разговаривай; пойди и умори его!» Смерть пошла и уморила солдата.

Шел прохожий и выпросился ночевать к одному дворнику. Накормили его ужином, и улегся он спать на лавочку. У этого дворника было три сына, все женатые. Вот после ужина разошлись они с женами спать в особые клети, а старик-хозяин взобрался на печку. Прохожий проснулся ночью и увидал на. столе разной гад; не стерпел такой срамоты, вышел из избы вон и зашел в ту клеть, где спал большой хозяйской сын; здесь увиден, что дубинка бьется от полу до самого потолка. Ужаснулся и перешел в другую клеть, где спал середний сын; посмотрел, а меж ним и женой лежит змий и дышит на них. «Дай еще испытаю третьего сына», - подумал прохожий и пошел в иную клеть; тут увидал кунку: перескакивает с мужа на жену, с жены на мужа. Дал им спокой и отправился в поле; лег под зород сена, и послышалось ему - будто какой человек в сене стонет и говорит: «Тошно животу моему! ах, тошно животу моему!» Прохожий испугался и лег было под суслон ржаной; и тут послышался голос, кричит: «Постой, возьми меня с собой!» Не поспалось прохожему, воротился к старику-хозяину в избу, и зачал его старик спрашивать: «Где был, прохожий?» Он пересказал старику все виденное да слышанное: «На столе, - говорит, - нашел я разной гад, - оттого что после ужина невестки твои ничего благословясь не собрали и не покрыли; у большого сына бьется в клети дубинка, - это оттого, что хочется ему большаком быть, да малые братья не слушаются: бьется-то не дубинка, а ум-разум его; промеж середнего сына и жены его видел змия, - это потому, что друг на друга вражду имеют; у меньшого сына видел кунку - значит, у него с женой благодать Божия, живут в добром согласии; в сене слышал стон, - это потому: коли кто польстится на чужое сено, скосит да сметет в одно место с своим, тады чужое-то давит свое, а свое стонет, да и животу тяжело; а что колосье кричало: постой, возьми меня с собой! - это которое с полосы не собрано, оно-де говорит: пропаду, соберите меня!» А после сказал прохожий старику: «Наблюдай, хозяин, за своей семьею: большому сыну отдай боль-шину и во всем ему помогай; середнего сына с женою разговаривай, чтобы жили советнее; чужого сена не коси, а колосье с полос собирай дочиста». Распростился с стариком и пошел в путь-дорогу.

ПУСТЫННИК И ДЬЯВОЛ

Был пустынник, молился тридцать лет Богу: мимо него часто пробегали беси. Один из них хромой отстаивал далеко от своих товарищей. Пустынник остановил хромого и спросил: «Куды вы, беси, бегаете?» Хромой сказал: «Мы бегаем к царю на обед». - «Когда побежишь назад, принеси мне солонку от царя; тогда я поверю, что вы там обедаете». Он принес солоницу. Пустынник сказал: «Когда побежишь опять к царю обедать, забеги ко мне взять назад солоницу». Между тем солонке написал: «Ты, царь, не благословясь кушал; с тобой беси едять!» Государь велел, чтобы на стол становили все благословясь. После того бесёнки прибежали на обед и не могут подойти к благословенному столу, жжет их, и убежали назад. Начали спрашивать хромого: «Ты оставался с пустынником; верно, говорил с ним, что на обед ходим?» Он сказал: «Я только одну солоницу приносил ему от царя». Начали беси хромого за то драть, для чего сказывал пустыннику. Вот хромой в отмщение построил против кельи пустынника кузницу и стал стариков переделывать в горне на молодых. Пустынник увидал это, захотел и сам переделаться:. «Дай-ка, говорит, и я переделаюсь!» Пришел в кузницу к бесёнку, говорит: «Нельзя

ли и меня переделать на молодого?» - «Изволь», - отвечает хромой и бросил пустынника в горно; там его варил-варил и выдернул молодцом; поставил его перед зеркалом: «Поглядись-ка теперь - каков ты?» Пустынник сам себе налюбоваться не может. Потом понравилось ему жениться. Хромой предоставил ему невесту; оба они глядят не наглядятся друг на друга, любуются не налюбуются. Вот надобно ехать к венцу;

бесёнок говорит пустыннику: «Смотри, когда венцы станут накладывать, ты не крестись!» Пустынник думает: как же не креститься, когда венцы накладывают? Не послушался его и перекрестился, а когда перекрестился, - то увидел, что над ним нагнута осина, а на ней петля. Если б не перекрестился, так бы тут и повис на дереве; но Бог отвел его от конечной погибели.

ПУСТЫННИК

Было-жило три мужика. Один мужик был богатой; только жил он, жил на белом свете, двести лет прожил, всё не умирает; и старуха его была жива, и дети, и внуки, и правнуки все были живы - никто не умирает; да что? из скотины даже ни одна не тратилась! А другой мужик слыл бессчастным, ни в чем не было ему удачи, потому что за всякое дело принимался без молитвы; ну, и бродил себе то туда, то сюда без толку. А третий-то мужик был горькой-горькой пьяница; все дочиста с себя пропил и стал таскаться по миру.

Вот однова сошлись они вместе и отправились все трое к одному пустыннику. Старику захотелось выведать, скоро ли Смерть за ним придет, а бессчастному да пьянице - долго ли им горе мыкать? Пришли и рассказали всё, что с ними сталося. Пустынник вывел их в лес, на то место, где сходились три дорожки, и велел древнему старику идти по одной тропинке, бессчастному по другой, пьянице по третьей: там, дескать, всяк свое увидит. Вот пошел старик по своей тропинке, шел-шел, шел-шел и увидал хоромы, да такие славные, а в хоромах два попа; только подступился к попам, они ему и гуторят: «Ступай, старичок, догмой! как вернешься - так и умрешь». Бессчастный увидал на своей тропинке избу, вошел в нее, а в избе стоит стол, на столе краюшка хлеба. Проголодался бессчастный, обрадовался краюшке, уж и руку протянул, да позабыл лоб-то перекрестить - и краюшка тотчас исчезла! А пьяница шел-шел по своей дорожке и дошел до колодца, заглянул туда, а в нем гады, лягва и всякая срамота! Воротился бессчастный с пьяники к пустыннику и рассказали ему, что видели. «Ну, - сказал пустынник бессчастному, - тебе николи и ни в чем не будет удачи, пока ни станешь ты за дело приниматься, благословясь и с молитвою; а тебе, - молвил пьянице, - уготована на том свете мука вечная - за то, что упиваешься ты вином, не ведая ни постов, ни праздников!» А старик-то древний пошел домой и только в избу, а Смерть уж пришла за душою. Он и зачал просить: «Позволь еще пожить на белом Свете, я бы роздал свое богачество нищим; дай сроку хоть на три года!» - «Нет тебе сроку ни на три недели, ни на три часа, ни на три минуты! - говорит Смерть. - Чего прежде думал - не раздавал?» Так и умер старик. Долго жил на земле, долго ждал Господь, а только как Смерть пришла - вспомнил о нищих.

ЦАРЕВИЧ ЕВСТАФИЙ

В некотором государстве жил-был царь. У него был младой сын царевич Евстафий; не любил он ни пиров, плясок, ни гульбищ, а любил ходить по улицам да водиться с нищими, людьми простыми и убогими, и дарил их деньгами. Крепко рассердился на него царь, повелел вести к виселице и предать лютой смерти. Привели царевича и хотят уже вешать. Вот царевич пал перед отцом на колени и стал просить сроку хоть на три часа. Царь согласился, дал ему сроку на три часа. Царевич Евстафий пошел тем временем к слесарям и заказал сделать вскорости три сундука: один золотой, другой серебряной, а третий - просто расколоть кряж надвое, выдолбить корытом и прицепить замок.Сделали слесаря три сундука и принесли к виселице. Царь с боярами смотрят, что такое будет; а царевич открыл сундуки и показывает: в золотом насыпанополно золота, в серебряном насыпано полно серебра, а в деревянном накладена всякая мерзость. Показал и опять затворил сундуки и запер их накрепко. Царь еще пуще разгневался и спрашивает у царевича Евстафия: «Что это за насмешку ты делаешь?» - «Государь-батюшка! - говорит царевич. - Ты здесь с боярами, вели оценить сундуки-то, чего они стоят?» Вот бояре серебряной сундук оценили дорого, золотой того дороже, а деревянной и смотреть не хотят. Евстафий-царевич говорит: «Отомкните-ка теперь сундуки и посмотрите, что в них!» Вот отомкнули золотой сундук, там змеи, лягушки и всякая срамота; посмотрели серебряной - и здесь тоже; открыли деревянной, а в нем растут древа с плодами и листвием, испускают от себя духи сладкие, а посреди стоит церковь с оградою. Изумился царь и не велел казнить царевича Евстафия.

СМЕРТЬ ПРАВЕДНОГО И ГРЕШНОГО

Один старец просил у Бога, чтоб допустил его увидеть, как умирают праведники. Вот явился к нему ангел и говорит: «Ступай в такое-то село и увидишь, как умирают праведники». Пошел старец; приходит в село и просится в один дом ночевать. Хозяева ему отвечают: «Мы бы рады пустить тебя, старичок, да родитель у нас болен, при смерти лежит». Больной услыхал эти речи и приказал детям впустить странника. Старец вошел в избу и расположился на ночлег. А больной созвал своих сыновей и снох, сделал им родительское наставление, дал свое последнее навеки нерушимое благословение и простился со всеми. И в ту же ночь пришла к нему Смерть с ангелами: вынули душу праведную, положили на золотую тарелку, запели «Иже херувимы» и понесли в рай. Никто того не мог видеть; видел только один старец. Дождался он похорон праведника, отслужил панихиду и возвратился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть святую кончину.

После того просил старец у Бога, чтоб допустил его видеть, как умирают грешники; и был ему глас свыше: «Иди в такое-то село и увидишь, как умирают

орешники». Старец пошел в то самое село и выпросился переночевать у трех братьев. Вот хозяева воротились с молотьбы в избу и принялись всяк за свое дело, начали пустое болтать да песни петь; и невидимо им пришла Смерть с молотком в руках и ударила одного брата в голову. «Ой, голова болит!.. ой, смерть моя...» - закричал он и тут же помер. Старец дождался похорон грешника и воротился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть смерть праведного и грешного.

Родила баба двойню. И посылает Бог ангела вынуть из неё душу. Ангел прилетел к бабе; жалко ему стало двух малых младенцев, не вынул он души из бабы и полетел назад к Богу. «Что, вынул душу?» - спрашивает его Господь. «Нет, Господи!» - «Что ж так?» Ангел сказал: «У той бабы, Господи, есть два малых младенца; чем же они будут питаться?» Бог взял жезло, ударил в камень и разбил его надвое. «Полезай туда!» - сказал Бог ангелу; ангел полез в трещину. «Что видишь там?» - спросил Господь. «Вижу двух червячков». – «Кто питает этих червячков, тот пропитал бы и этих двух младенцев!» И отнял Бог у ангела крылья, и пустил его на землю на три года.

Нанялся ангел в батраки у попа. Живёт у него год и другой; раз послал его поп куда-то за делом. Идёт батрак мимо церкви, остановился – и давай бросать в неё каменья, а сам норовит, как бы прямо в крест попасть. Народу собралось много-много, и принялись все ругать его; чуть-чуть не прибпли! Пошёл батрак дальше, шёл-шёл, увидел кабак – и давай на него Богу молиться. «Что за долван такой, - говорят прохожие, - на церковь каменья швыряет, а на кабак молится! Мало бьют эдаких дураков!..» А батрак помолился и пошёл дальше. Шёл-шёл, увидал нищего – и ну его ругать попрошайкою. Услыхали то люди прохожие и пошли к попу с жалобой: так и так, говорят, ходит твой батрак по улицам – только дурит, над святыней насмехается, над убогими ругается. Стал поп его допрашивать: «Зачем-де ты на церковь каменья бросал, на кабак Богу молился!» Говорит ему батрак:

«Не на церковь бросал я каменья, не на кабак Богу молился! Шел я мимо церкви и увидел, что нечистая сила за грехи наши так и кружится над храмом Божьим, так и лепится на крест; вот я и стал шибать в нее каменьями. А мимо кабака идучи, увидел много народу, пьют, гуляют, о смертном часе не думают; и помолился тут я Богу, чтоб не допускал православных до пьянства и смертной погибели». - «А за что облаял убогого?» - «Какой то убогой! много есть у него денег, а все ходит по миру да сбирает милостину; только у прямых нищих хлеб отнимает. За то и назвал его попрошайкою».

Отжил батрак три года. Поп дает ему деньги, а он говорит: «Нет, мне деньги не нужны; а ты лучше проводи меня». Пошел поп провожать его. Вот шли они, шли, долго шли. И дал Господь снова ангелу крылья; поднялся он от земли и улетел на небо. Тут только узнал поп, кто служил у него целых три года.

ГРЕХ И ПОКАЯНИЕ

Жила-была старуха, у ней были один сын и одна дочь. Жили они в превеликой бедности. Вот раз как-то пошел сын в чистое поле посмотреть на озимые всходы; вышел и осмотрелся кругом: стоит недалеча высокая гора, а на той горе на самом верху клубится густой дым. «Что за диво такое! - думает он, - уж давно стоит эта гора, никогда не видал на ней и малого дыма, а теперича, вишь, какой густой поднялся! Дай пойду посмотрю на гору». Вот полез на гору, а она была крутая-крутая! - насилу взобрался на самой верх. Смотрит - а там стоит большой котел полон золота. «Это Господь клад дослал на нашу бедность!» - подумал парень, подошел к котлу, нагнулся и только хотел горсть набрать - как послышался голос: «Не смей брать этих денег, а то худо будет!» Оглянулся он назад - никого не видно, и думает: «Верно, мне почудилось!» Опять нагнулся и только хотел набрать горсть из котла - как послышались те же самыя слова. «Что такое? - говорит он сам себе. - Никого нет, а голос слышу!» Думал-думал и решился в третий раз подойти к котлу. Опять нагнулся за золотом, и опять раздался голос: «Тебе сказано - не смей трогать! а коли хочешь получить это золото, так ступай домой и сделай наперед грех с родной матерью, сестрою и ку-

Мою. Тогда и приходи: все золото - твое будет!»

Воротился парень домой и крепко призадумался. Мать и спрашивает: «Что с тобой? ишь ты какой невеселой!» Пристала к нему, и так и сяк подговаривается: сын не выдержал и признался про все, что с ним было. Старуха, как услыхала, что он нашел большой клад, с того самого часу и зачала в мыслях держать, как бы ухитриться смутить сына да на грех навести. И в первой-таки праздник позвала к себе куму, перемолвила с нею и с дочерью, и придумали они вместе напоить малого пьяным. Принесли вина - и ну его потчевать; вот он выпил рюмку, выпил и другую, и третью, и напился до того, что совсем позабылся и сотворил грех со всеми тремя: с матерью, сестрою и кумою. Пьяному море по колена, а как проспался да вспомнил, какой грех-то сотворил, - так просто на свет не смотрел бы! «Ну, что же, сынок, - говорит ему старуха, - о чем тебе печалиться? Ступай-ка на гору да таскай деньги в избу». Собрался парень, взошел на гору, Смотрит, золото стоит в котле нетронуто, так и блестит! Куды мне девать это золото? я бы теперь последнюю рубаху отдал, только б греха избыть». И послышался голос: «Ну, что еще думаешь? теперича не бойся, бери смело, все золото - твое!» Тяжело вздохнул парень, горько заплакал, не взял ни одной копейки и пошел куда глаза глядят.

Идет себе да идет дорогою, и кто ни встретится - всякого спрашивает: не знает ли, как замолить ему грехи тяжкие? Нет, никто не может ему сказать, как замолить грехи тяжкие. И с страшного горя пустился он в разбой: всякого, кто только попадется навстречу, допрашивает: как замолить ему перед Богом свои грехи? и если не скажет - тотчас убивает до смерти. Много загубил он душ, загубил и мать, и сестру, и куму, и всего - девяносто девять душ; а никто ему не сказал, как замолить грехи тяжкие. И пошел он в темный дремучий лес, ходил-ходил и увидал избушку - такая малая, тесная, вся из дерну складена; а в той избушке спасался скитник. Вошел в избушку; скитник и спрашивает: «Откуда ты, доброй человек, и чего ищешь?» Разбойник рассказал ему. Скитник подумал и говорит: «Много за тобою грехов, не могу наложить на тебя епитимью!» - «Коли не наложишь на меня епитимьи, так и тебе не миновать смерти; я загубил девяносто девять душ, а с тобой ровно будет сто». Убил скитника и пошел дальше. Шел-шел и добрался до такого места, где спасался другой скитник, и рассказал ему про все. «Хорошо, - говорит скитник, - я наложу на тебя епитимью, только можешь ли ты снести?» - «Что знаешь, то и приказывай, хоть каменья грызть зубами - и то стану делать!» Взял скитник горелую головешку, повел разбойника на высокую гору, вырыл там яму и закопал в ней головешку. «Видишь, - спрашивает он, - озеро?» А озеро-то было внизу горы, с полверсты эдак. «Вижу», - говорит разбойник. «Ну, ползай же к энтому озеру на коленках, носи оттудова ртом воду и поливай это самое место, где зарыта горелая головешка, и до тех-таки пор поливай, покудова не пустит она отростков и не выростет из нее яблоня. Вот когда вырастет от нее яблоня, зацветет да принесет сто яблоков, а ты тряхнешь ее, и все яблоки упадут с дерева наземь, тогда знай, что Господь простил тебе все твои грехи». Сказал скитник и пошел в свою келью спасаться по-прежнему. А разбойник стал на колена, пополз к озеру и набрал в рот воды, влез на гору, полил головешку и опять пополз за водою. Долго, долго эдак он потрудился; прошло целых тридцать лет - и пробил он коленками дорогу, по которой ползал, в пояс глубины, и дала головешка отросток. Прошло еще семь лет - и выросла яблоня, расцвела и принесла сто яблоков. Тогда пришел к разбойнику скитник и увидел его худого да тощего: одни кости! «Ну, брат, тряси теперь яблоню». Тряхнул он дерево, и сразу осыпались все до единого яблоки; в ту ж минуту и сам он помер. Скитник вырыл ему яму и предал его земле честно.

И. Н. Кузнецов Предания русского народа

ПРЕДИСЛОВИЕ

Легенды и предания, рожденные в недрах русской народной жизни, давно уже считаются отдельным литературным жанром. В связи с этим чаще всего называют известных этнографов и фольклористов А. Н. Афанасьева (1826–1871) и В. И. Даля (1801–1872). Пионером же собирательства старинных изустных рассказов о тайнах, кладах и чудесах и тому подобном можно считать М. Н. Макарова (1789–1847).

Одни повествования разделяются на древнейшие - языческие (сюда относятся предания: о русалках, леших, водяных, Яриле и прочих богах русского пантеона). Другие - принадлежат ко временам христианства, более глубоко исследуют народный быт, но и те все еще перемешаны с языческим мировоззрением.

Макаров писал: «Повести о провалах церквей, городов и проч. принадлежат к чему-то непамятному в наших земных переворотах; но предания о городцах и городищах, не указка ли на странствия по Русской земле руссов. Да и славянам ли только они принадлежали?» Происходил он из старинной дворянской семьи, владел поместьями в Рязанском уезде. Воспитанник Московского университета, Макаров некоторое время писал комедии, занимался издательской деятельностью. Эти опыты, однако, успеха ему не принесли. Истинное свое призвание он нашел в конце 1820-х годов, когда, состоя чиновником для особых поручений при рязанском губернаторе, стал записывать народные легенды и предания. В многочисленных его служебных поездках и странствиях по центральным губерниям России и сложились «Русские предания».

В те же годы другой «первопроходец» И. П. Сахаров (1807–1863), тогда еще семинарист, занимаясь разысканиями для тульской истории, открыл для себя прелесть «узнавания русской народности». Он вспоминал: «Ходя по селам и деревням, я вглядывался во все сословия, прислушивался к чудной русской речи, собирая предания давно забытой старины». Определился и род деятельности Сахарова. В 1830–1835 г. он побывал во многих губерниях России, где занимался фольклорными разысканиями. Итогом его исследований стал многолетний труд «Сказания русского народа».

Исключительное для своего времени (длиною в четверть века) «хождение в народ» с целью изучения его творчества, быта, совершил фольклорист П. И. Якушкин (1822–1872), что и отразилось в его неоднократно переизданных «Путевых письмах».

В нашей книге, несомненно, нельзя было обойтись без преданий из «Повести временных лет» (XI в.), некоторых заимствований из церковной литературы, «Абевеги русских суеверий» (1786). Но именно XIX век был ознаменован бурным всплеском интереса к фольклору, этнографии - не только русской и общеславянской, но и праславянской, которая, во многом приспособившись к христианству, продолжала существовать в различных формах народного творчества.

Древнейшая вера наших предков похожа на клочки старинных кружев, забытый узор которых можно установить по обрывкам. Полной картины не установил еще никто. До XIX века русские мифы никогда не служили материалом для литературных произведений, в отличие, например, от античной мифологии. Христианские писатели не считали нужным обращаться к языческой мифологии, поскольку их целью было обращение в христианскую веру язычников, тех, кого они считали своей «аудиторией».

Ключевыми для национального осознания славянской мифологии стали, безусловно, широко известные «Поэтические воззрения славян на природу» (1869) А. Н. Афанасьева.

Учеными XIX века исследовались и фольклор, и церковные летописи, и исторические хроники. Они восстановили не только целый ряд языческих божеств, мифологических и сказочных персонажей, которых великое множество, но и определили их место в национальном сознании. Русские мифы, сказки, легенды исследовались с глубоким пониманием их научной ценности и важности сохранения их для последующих поколений.

В предисловии к своему собранию «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» (1880) М. Забылин пишет: «В сказках, былинах, поверьях, песнях встречается очень много правды о родной старине, и в поэзии их передается веь народный характер века, с его обычаями и понятиями».

Легенды и мифы оказали воздействие и на развитие художественной литературы. Примером тому может служить творчество П. И. Мельникова-Печерского (1819–1883), в котором переливаются, как драгоценные жемчужины, легенды Поволжья и Приуралья. К высокому художественному творчеству несомненно относится и «Нечистая, неведомая и крестная сила» (1903) С. В. Максимова (1831–1901).

В последние десятилетия переизданы забытые в советский период, а ныне заслуженно пользующиеся широкой популярностью: «Быт русского народа» (1848) А. Терещенко, «Сказания русского народа» (1841–1849) И. Сахарова, «Старина Москвы и русского народа в историческом отношении с бытовою жизнью русских» (1872) и «Московские окрестности ближние и дальние…» (1877) С. Любецкого, «Сказки и предания Самарского края» (1884) Д. Садовникова, «Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа» (1901) Аполлона Коринфского.