Не отпускай меня никогда. Кэтрин Хайд: Не отпускай меня никогда Не отпускай меня никогда читать онлайн
Айрис Оллби
Не отпускай меня
Свернув с главной трассы, Стивен оказался у кольцевой развязки. За четыре года на пустынной окраине Кингстона успел вырасти бойкий торговый центр. Стивен недовольно поморщился, припомнив, каким уютным и тихим был этот городок, когда отец впервые привез его сюда тринадцатилетним подростком.
Машина пронеслась мимо стоянки перед магазином и с разгону взлетела на пригорок. Здесь, похоже, мало что изменилось. Проспект Битых Фар - так они шутя, но с долей почтения называли это место. Дорога прихотливо извивалась среди зеленых холмов с разнообразной застройкой - от обычных коттеджей до настоящих шедевров архитектуры. Пасторальные пейзажи отступали все дальше, теснимые городскими предместьями.
Стивен Родвуд тяжело вздохнул. За свою жизнь он второй раз едет сюда не по своей воле.
Итак, домой, где навсегда осталось его сердце. И где оно было так безжалостно разбито. Ироническая улыбка заиграла на его губах. Становишься сентиментальным, приятель…
Пятьдесят акров земли вокруг отцовского дома оставались нетронутыми. Дуглас Родвуд никогда не продаст эту землю. Единственное исключение он сделал для Алана Бейкера, некогда бывшего его лучшим другом. Ну и миссис Бейкер, конечно. Отчего бы отцу не иметь под боком жену Алана, с горечью спросил себя Стивен.
Отогнав тяжелые воспоминания, он еще сильнее надавил на педаль газа и впервые почувствовал, что его тянет в этот огромный старый дом. И сомнения, мешавшие ему навестить семью - отца с мачехой, покинутых четыре года назад, - отступили перед этим внезапным желанием.
Отец… Он так и не выучился называть так Дугласа Родвуда, хотя тот действительно приходился ему родным отцом. Игра природы, зачатие, которого могло и не быть, с усмешкой подумал он.
Стивен узнал от матери правду незадолго перед тем, как та скончалась от рака. Только на смертном одре она решилась рассказать сыну о своей мимолетной связи с «красавчиком из Кингстона». Дуглас Родвуд приезжал в Гисборн как инженер-консультант, а ее приставили к нему в качестве секретаря. Через три недели тот уехал домой, даже не подозревая, что молодая женщина, с которой он почти не расставался, беременна. Продолжать отношения ей не хотелось, и сына она решила растить в одиночку.
Мать посвятила себя этому целиком. На вопросы мальчика об отце отвечала, что тот погиб на строительной площадке еще до его появления на свет.
Эта история, как позже узнал Стивен, не была чистым вымыслом. Несчастье действительно произошло, но уже после его рождения. Дуглас Родвуд вновь побывал в их краях спустя несколько лет, где его и настиг слепой случай - башенный кран рухнул на здание, в котором инженер работал. Но он выжил, несмотря на тяжелейшие увечья.
Стивен пришел в бешенство, узнав тайну своего рождения. Он ненавидел в тот момент всех и каждого, а больше всего мать - за ложь и за то, что она умирала, обрекая его на одиночество. Ярость и отчаяние толкали подростка на безрассудные выходки. Он скандалил, прогуливал уроки и все больше отбивался от рук, пока наконец не был взят на учет в полицейском участке. И, когда матери не стало, сержант местной полиции связался с отцом мальчика.
Теперь, оглядываясь назад, Стивен мог только восхищаться Дугласом Родвудом. Можно представить себе, каким громом с ясного неба стало для него известие о сыне-подростке. Но он не только немедленно примчался в Гисборн, но и провел там несколько недель, чтобы мальчик немного привык к чужому человеку прежде чем отправиться в незнакомый город.
Стивен пытался внушить себе, что, если бы не пошатнувшееся здоровье отца, не ехать бы ему сейчас по пригороду Кингстона. Только ради Дугласа он решился вынырнуть из небытия и принять из рук тяжело больного старика оливковую ветвь, протянутую блудному сыну.
Да, как бы там ни было, он возвращался, и это было главное.
Вот мы и дома. Миранда Бейкер устало вздохнула, когда машина ее подруги, вырулив на усыпанную гравием обочину, затормозила перед видавшим виды коттеджем.
Наконец-то. Миранда чувствовала себя как выжатый лимон. В книжном магазине, где она работала, было не так уж сложно хотя бы на время забыть о своих тревогах, но только не сегодня. Слишком много всего свалилось на нее сразу.
Первый звонок прозвучал две недели назад, когда отец уехал куда-то на север заниматься ремонтом домов. Вслед за этим в ее машину врезался грузовик, водитель которого поспешил скрыться с места происшествия. Ко всему прочему младшая сестра объявила, что переезжает вместе со своим парнем на снятую им квартиру. Роуз было всего семнадцать, и она нигде не работала. Героические попытки Миранды убедить девчонку, что та не права, успеха не принесли. А на прошлой неделе произошло то, о чем она боялась даже думать. У дяди Дугласа случился еще один обширный инфаркт, и состояние его резко ухудшилось. Только благодаря своей железной воле старик еще держался, но с каждым днем это давалось ему все труднее. Вот почему единственный сын дяди вернулся в Новую Зеландию после четырехлетнего отсутствия.
Сердце молодой женщины тоскливо сжалось. Каким-то чудом ей уже дважды удавалось избежать встречи со Стивеном, но сейчас было ясно, что она попалась. В конце концов, это их двоюродный брат.
Спасибо, что подвезла, Кейт, - сказала она подруге, приоткрыв дверцу.
О чем ты! - Та ослепительно улыбнулась в ответ. - Надо же, чтобы с твоей машиной приключилось такое…
Могло быть и хуже, - усмехнулась Миранда. - Но в страховой компании обещают уладить все за пару недель. Я даже не представляла, в какой степени завишу от машины.
Всегда рада подбросить, когда мы в одну смену. - Кейт окинула взглядом освещенные окна. - Сдается, твой брат уже дома, - обронила она, и Миранда сдержала улыбку.
Кейт была неравнодушна к Грегу и в свое время испытала немалое разочарование, узнав, что у того уже есть невеста.
Он говорил тебе, что мы однажды приходили послушать его ансамбль?
Ага. Сказал, что видел тебя.
Группа классная. Я не сомневаюсь, что о них еще услышат.
Ну, до завтра. Еще раз спасибо. - Миранда захлопнула дверцу, и машина подруги, мигнув на прощание фарами, унеслась в темноту.
Девушка со вздохом толкнула калитку. Непонятно, что женщины находят в ее братце. Конечно, Грег недурен собой и к тому же неплохой музыкант, - но ведь они не пробовали с ним жить. Она обратила внимание, что его машины нет на обычном месте возле крыльца. Наверное, он поставил ее на заднем дворе.
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Кэтрин Райан Хайд
Не отпускай
Глава 1. Билли
Билли поглядывал на улицу сквозь раздвижные стеклянные двери: с каждым разом снаружи становилось все темнее, унылый серый день постепенно перетекал в зимние сумерки. На Лос-Анджелес надвигалась ночь. Билли рассмеялся и пожурил себя вслух: «А мы-то, мы-то уж подумали, что солнце решит хоть разочек нарушить традицию, а?»
Он спрятался, накрывшись краем шторы, и снова прильнул к стеклу.
Девочка сидела на прежнем месте.
– Мы-то знаем, к чему все идет, правда? – сказал он.
Но отвечать себе не стал. И так ясно. Зачем поддерживать вымученный разговор?
Набросил поверх пижамы старый фланелевый халат, поплотнее запахнул его на тощей талии и подвязал веревкой, которую использовал вместо пояса уже добрых пять лет.
Билли Блеск собирался выйти наружу.
Разумеется, не за порог и не на улицу. Это уж совсем безумие. Только на веранду, или на балкон, или как там еще называются крохотные пятачки частной собственности, украшенные ржавыми садовыми стульями.
Сначала он выглянул в окно: вдруг на город надвигается буря, грядет война, или вот-вот начнется вторжение пришельцев? Тогда можно будет остаться дома, сославшись на непреодолимые стихийные бедствия. Однако снаружи все было по-прежнему, только сумерки сгустились.
Перепачкавшись в пыли и паутине, он убрал швабру – импровизированный засов для стеклянной двери. Давненько не сдвигал ее с места. Даже стыдно стало: Билли гордился своей чистоплотностью.
– Заметка на будущее, – произнес он вслух. – Наводить порядок нужно везде. Даже там, куда мы почти никогда не заглядываем. Хотя бы из принципа.
Билли приоткрыл дверь, совсем чуть-чуть, и судорожно вздохнул от хлынувшего в дом холода.
Девочка подняла на него глаза, потом снова уставилась себе под ноги.
Смешная и растрепанная, будто не причесывалась уже целую неделю, синяя кофта застегнута вкривь и вкось. На вид девочке было не больше девяти-десяти лет. Она сидела на ступеньках, обхватив колени руками, раскачивалась из стороны в сторону и разглядывала свои ботинки.
Билли осторожно опустился на самый краешек ржавого стула и прислонился к перилам, глядя на взъерошенную макушку с высоты веранды.
– Доброго тебе вечера, – сказал он.
От неожиданности Билли подскочил и едва не опрокинул стул.
В детях он совершенно не разбирался, но справедливо полагал, что такой печальный и подавленный ребенок должен говорить совсем тихо. Правда, этот звонкий голосок часто доносился из соседней квартиры. Девочка жила на подвальном этаже со своей мамой, так что Билли слышал ее очень хорошо. Даже слишком. Она всегда говорила громко, но Билли почему-то решил, что на этот раз все будет иначе.
– Вы наш сосед? – спросила она тем же оглушительным голосом.
Теперь Билли был готов и не дрогнул.
– Судя по всему, да.
– А почему я вас раньше не видела?
– Сейчас-то видишь. Такова жизнь. Лови момент, пока есть шанс.
– Какой вы смешной!
– А ты очень громкая.
– Ага, мне все так говорят. А вам говорят, что вы смешной?
– Не припомню. С другой стороны, я редко общаюсь с людьми.
– Уж поверьте, не вру. Странный вы, с детьми так не разговаривают. Как вас зовут?
– Билли Блеск. А тебя?
– Блеск? От слова «блестеть»? Как звезды на небе и как паркет?
– Именно.
– Билли Блеск! Откуда у вас такое имя?
– А твое откуда? Кстати, ты до сих пор не представилась.
– Ой, да. Грейс. Меня так мама назвала.
– А моя мама назвала меня Дональдом Фельдманом. Вот я и решил выбрать себе псевдоним. Билли Блеск.
– Почему?
– Хотел заняться шоу-бизнесом. Искал имя, подходящее для танцора.
– А разве танцора не могут звать Дональдом Фельдманом?
– Однозначно, нет.
– А как понять, какое имя подходит?
– Сердцем чувствуешь… Что ж, ладно. Мы так всю ночь проведем за увлекательной беседой. На самом деле я хотел спросить, почему ты сидишь здесь одна.
– Я не одна, я вместе с вами.
– Скоро стемнеет.
Все это время Грейс сидела неподвижно, но тут посмотрела в небо, будто проверяя его слова.
– Ну да, вечер уже. А сейчас вы не занимаетесь шоу-бизнесом?
– Нет, не занимаюсь. Вообще никаким бизнесом не занимаюсь.
– Вам не нравилось танцевать?
– Вовсе нет. Я обожал танцы. Жить без них не мог. А еще я пел. И играл в театре.
– А почему бросили?
– Не справился.
– Плохо танцевали?
– Нет, танцор я был первоклассный.
– Тогда с чем не справились?
Билли вздохнул. Он вышел сюда, чтобы задать девочке пару вопросов, но они тут же поменялись местами – легко и естественно, будто в порядке вещей. С чего он вдруг решил, что в этом – да и вообще в любом – разговоре ему достанется роль взрослого? Конечно, он отличный актер, однако навыки теряются, если долго их не использовать.
– Ни с чем не справился, – произнес Билли. – С жизнью, например. Она оказалась мне не по плечу.
– Вы живой.
– В какой-то мере.
– Значит, справляетесь.
– Из рук вон плохо. Мой спектакль провалился бы с треском. Слава богу, вокруг не осталось ни одного критика – все устремились к более заманчивым далям. Скажи, ты ведь можешь открыть дверь? Если вдруг решишь пойти домой.
– Конечно. У меня ключ есть.
Она подняла ладошку повыше, чтобы Билли смог разглядеть его в полутьме. Блестящий новенький ключ, висящий на шнурке вокруг шеи. Зажегся фонарь, и металл ярко блеснул в электрическом свете.
«Блеск, – подумал Билли. – Я еще помню, что это значит».
– В таком случае я никак не могу взять в толк: почему ты сидишь на улице, если можно спокойно пойти домой?
– А вы не любите гулять?
«Ну вот опять», – подумал Билли. Опять она переключает разговор на него, что ты с ней поделаешь.
– Не выхожу без крайней нужды. Разве тебе не страшно?
– Нет, я же совсем рядом с домом.
– А мне страшно. Я выглянул в окно, увидел, что ты сидишь здесь одна, и испугался. Может, сделаешь одолжение и вернешься домой, чтобы я перестал волноваться?
Девочка глубоко вздохнула. Это был очень театральный вздох. Чем-то она напоминала Билли его самого.
– Ладно, уговорили. Я все равно собиралась сидеть здесь только до тех пор, пока не зажгутся фонари.
Она решительно протопала по лестнице и скрылась внутри.
– Чудесно, – сказал Билли вслух, обращаясь к самому себе и к темному небу. – Если б я знал, не стал бы разбрасываться ответами направо и налево.
Билли плохо спал той ночью. Очень плохо. И по здравому размышлению пришел к выводу, что причиной бессонницы стала его дикая, немыслимая выходка. Подумать только, выбрался на улицу!..
Когда усталость все-таки брала свое хотя бы на несколько минут, Билли слышал шум крыльев. Он часто видел этот сон – иллюзию, галлюцинацию, называйте, как хотите. Чем больше тревог выпадало на его долю за день, тем громче шумели крылья во сне.
И от их хлопанья Билли просыпался.
В конце концов ему все-таки удалось задремать, но только спустя пару часов после рассвета. А когда он закончил потягиваться и встал – такие важные вещи не делаются впопыхах, – было уже почти четыре часа дня.
Привычным движением Билли собрал волосы в длинный чахлый хвост, доходивший до середины спины, потом отправился в ванную. Брился он наощупь: иногда просто закрывал глаза, а иногда смотрел на деревянный шкафчик, будто там висело зеркало. Возможно, раньше так и было – на шкафчиках в ванной всегда есть зеркала.
Затем приготовил себе кофе, прислушиваясь к хлопанью крыльев в голове. Привычный морок не желал отпускать.
Только открыв холодильник, Билли вспомнил, что сливки закончились. А курьер с продуктами приезжает по четвергам.
Он бросил три ложки сахара в унылый черный кофе, рассеянно помешал и подошел с кружкой к стеклянной двери веранды. Аккуратно отодвинул занавеску, чтобы взглянуть на крыльцо. Может, девочка ему просто почудилась. Как крылья, только гораздо яснее.
Она по-прежнему сидела на ступеньках. Н-да, никаких галлюцинаций.
«Вовсе не „по-прежнему“, – поправил он сам себя. – Разумеется, Грейс ночевала дома. А теперь снова вышла на улицу. Да, снова!». Такая формулировка ему нравилась больше.
Тут Билли заметил, что к дому приближается миссис Хинман – пожилая дама, занимавшая квартиру на самом верхнем этаже. Старушка медленно, но целеустремленно ковыляла к крыльцу, прижимая к груди бумажный пакет с покупками. Из пакета торчало горлышко винной бутылки. Миссис Хинман постоянно покупала вино, и бутылка всегда выглядывала из пакета. Всего одна, так что о вредных привычках речи не шло. Может, играла на публику? Или – этот вариант казался Билли более правдоподобным – старалась держать бутылку под рукой, чтобы отбиваться от бандитов?
Совсем недавно, лет двенадцать назад, здесь был приличный рабочий район. Билли никак не мог позабыть о тех временах и перестать сравнивать. Конечно, ему следовало приспособиться к новой жизни, однако старый уклад был привычней. А привычки Билли Блеск нарушать не умел.
Стараясь не шуметь, он осторожно приоткрыл стеклянную дверь. Хотелось узнать, что миссис Хинман станет делать с девочкой. Билли вновь укрылся за занавеской, так и не выпустив из рук кружку с противным черным кофе.
Старушка подошла к серой бетонной лестнице и взглянула на девочку, которая возилась с какой-то дешевой электронной игрушкой. Грейс не сразу удостоила соседку вниманием. Спустя некоторое время она поморщилась, будто только что проиграла, и наконец перевела взгляд на миссис Хинман.
– Здравствуй, – сказала миссис Хинман.
– Здрасьте! – откликнулась девочка. Ох, какой же у нее был голос! Таким голосом можно резать стекло. Билли еще ни разу не слышал, чтобы она говорила тихо.
– Где твоя мама?
– Почему ты сидишь здесь одна?
– Говорю же, мама дома. С кем мне еще сидеть?
– Милая, тебе не кажется, что это опасно? Район у нас не очень спокойный. Вдруг сюда придет какой-нибудь дурной человек?
– Тогда я забегу в дом и запру дверь.
– А если он бегает быстрее?
– Зато я сижу ближе к двери.
– Хм, верно. Но все же нехорошо получается. Чем занята твоя мама? Неужели она не может отвлечься?
– В четыре часа дня?
– Не знаю. А сколько сейчас времени?
– Четыре часа.
– Ну, значит, да.
Миссис Хинман вздохнула. Покачала головой. Потом с трудом поднялась по лестнице – шаг за шагом, ступенька за ступенькой, будто покоряя горную вершину – и скрылась из поля зрения. Билли слышал, как она зашла в холл.
А девочка осталась сидеть, где сидела.
Спустя пару минут Билли вылил отвратительный кофе в раковину и принялся мыть кружку.
– Только варвары пьют кофе без молока, – сказал он вслух. – Мы, конечно, и сами не образец для подражания, но варварами нас не назовешь.
Билли решил, что немного погодя приготовит себе чашку чая – надо возместить недостаток кофеина в организме. Однако, открыв холодильник, он обнаружил, что лимон тоже закончился. А без лимона чай пьют только варвары.
Кто-то громко постучал в дверь квартиры на подвальном этаже, где жила девочка с мамой. Как раз под квартирой Билли.
Он застыл на месте, прислушиваясь: откроет ли мама Грейс неизвестному посетителю? Снизу не доносилось ни звука – во всяком случае, он ничего не разобрал.
В дверь снова заколотили, да так сильно, что Билли подпрыгнул от испуга. Сердце чуть не выскочило из груди. Такой переполох обычно устраивали полицейские, перед тем как вышибить дверь и ворваться в квартиру.
Может, никого нет дома. А может, девочку научили придумывать отговорки на тот случай, если мама уйдет на работу или сбежит на свидание с очередным кавалером. Подобная мысль казалась непостижимой, но Билли знал, что теперь такое случается на каждом шагу. К материнству относились уже не так, как раньше.
Впрочем, что в нашем мире осталось прежним?
В тот день случилось еще одно необычное происшествие.
Судя по всему, разговаривали миссис Хинман и Рейлин – красивая статная негритянка, которая жила прямо напротив Билли. Иногда он наблюдал за ней из окна и завидовал тому, с каким достоинством несла себя эта яркая девушка. Рейлин всегда казалась ему очень грустной, но Билли считал, что если к списку желаний добавить еще и счастье, то получится что-то совершенно недостижимое. Ты привлекателен и хорош собой, – тебе повезло, радуйся!
Такова жизнь, лови момент, пока есть шанс, – именно так он сказал девочке. Если бы у него водились другие знакомые, он бы и с ними поделился этой мудростью.
Рейлин срывалась на крик от волнения. Совсем на нее не похоже.
– Не звоните в опеку, бедняжка такого не заслужила! Обещайте, что не станете никуда звонить. Обещайте!
Миссис Хинман явно не нравилось, что на нее кричат. Она тоже повысила голос:
– А что тут страшного? Это их работа.
Билли прижался ухом к двери.
– Если девочка вас раздражает, – ответила Рейлин, – застрелите ее прямо на месте. Все лучше, чем жить в приемной семье.
– Господи, да с чего вы взяли?
– Я знаю про службу опеки такое, что у вас волосы дыбом встанут. Счастье, что вам никогда не приходилось иметь с ними дела.
– Вы что, социальный работник?
– Я маникюрша. Работаю в салоне красоты неподалеку. И вам это известно.
– Ах да, извините. Вылетело из головы.
Потом они переместились к лестнице на верхний этаж, где жила миссис Хинман, и, хотя разговор еще не закончился, Билли, к его огромному разочарованию, слышал только невнятное бормотание.
Спустя почти два часа он опять подошел к двери веранды. Украдкой посмотрел на крыльцо.
Девочка по-прежнему была там.
Надо было выглянуть раньше – он ведь даже собирался, но передумал. Знал, что увидит ее на прежнем месте, и испугается. Если ему хватит смелости начать разговор, надо будет еще раз уточнить, почему она не хочет идти домой.
Глава 2. Грейс
Как ни крути, Кертис Шенфельд был редкостным придурком, и Грейс всегда об этом знала. Непонятно, с чего она вдруг прислушалась к его словам и позволила себя задеть.
Зачем вообще поверила такому?
Поверила же, вот в чем подвох.
Иногда даже самый добрый человек может взять и накричать на тебя, если ты слишком много болтаешь, а он в это время думает о своем или переживает из-за чего-то – ну, знаете, всякое случается. А с придурками все наоборот. Бывает, ляпнут какую-нибудь гадость, а она вдруг окажется правдой.
Был вечер субботы, и они пришли на собрание в церковь. Не на службу, а просто в церковь. Там была специальная комната, где проводили уроки рукоделия, совместные ужины и занятия воскресной школы, – но до воскресной школы оставался еще целый день.
Некоторые называли это «собранием с детьми», потому что к программе присоединилось много новичков, которым было не с кем оставить малышей. Услуги няни стоили слишком дорого, и детей брали с собой. Комната была большая и длинная, поэтому взрослые устраивали собрание в одной половине, а дети занимались своими делами в другой.
Детям надлежало вести себя тихо. Взрослым позволялось шуметь.
На собрании выступал парень, который любил повсюду вворачивать словечко на букву «б». Грейс он не нравился. Злой какой-то, вечно срывался на всех без разбору – даже на тех, кого видел в первый раз. И постоянно вставлял это самое слово, которое начиналось на букву «б» (Грейс такие дурные слова старалась не повторять).
– Нет, правда, – жаловалась она маме. – Заладил, как попугай! Купил бы уже словарь, что ли.
Не то чтобы Грейс это задевало, слово на букву «б» она знала и слышала много раз. Но звучало грубо.
Короче говоря, Грейс сидела в противоположном конце комнаты вместе с Кертисом Шенфельдом, Анной и Ривер Ли. Анна и Ривер Ли играли в микадо; Кертис в игре не участвовал, потому что сидел в инвалидной коляске и не мог дотянуться до пола. У него была какая-то болезнь позвоночника, «спина-что-то-там». Когда Кертис говорил про свою болезнь, он всегда ставил ударение на «и» – «спИна». Однако Грейс твердо знала, что в слове «спина» ударение ставится на «а», а Кертис просто лентяй или совсем дурак. Он был старше Грейс – наверное, лет двенадцать. В двенадцать лет полагается знать такие простые вещи.
Грейс тоже не стала играть в микадо, чтобы Кертису было не так обидно. Великодушный поступок, правда? А Кертис повел себя как самый настоящий вонючка – удачно выбрал время, ничего не скажешь, возмущенно думала Грейс.
Она так и заявила. И ни секундочки не жалела об этом.
В общем, Кертис наклонился к Грейс (голова у него была огромная, а лицо красное) и сказал:
– Я слышал, твоя мама уже не с нами.
– Балда ты, Кертис. Мама с нами, вон там сидит. – Грейс указала в сторону взрослых.
Он расхохотался – каким-то неестественным смехом, как у дурака или клоуна. Сначала вонючка тоненько захихикал – такой звук получается, если надуть воздушный шар, а потом оттянуть резиновый хвостик и медленно выпустить воздух. Через некоторое время хихиканье переросло в настоящий ослиный рев.
С людьми в инвалидных колясках полагается вести себя очень вежливо, и Грейс обычно старалась не говорить Кертису, что он вонючка, но в этот раз Шенфельд перегнул палку. Грейс была твердо убеждена, что в жизни случаются такие ситуации, когда вонючку надо назвать вонючкой. И неважно, на чем он там сидит.
– Я не про собрание, – ответил Кертис, – а про программу. Твоя мама сорвалась. Снова подсела. Неужели ты не заметила?
На секунду комната поплыла у Грейс перед глазами; стало слышно, как изо рта сердитого парня разлетаются плохие слова на букву «б», словно пульки из игрушечного ружья или звонкие петарды. Грейс вспомнила, что в последнее время мама и вправду была какой-то сонной, но тут же одернула себя и решила, что Кертис все это выдумал.
Она вскочила, расправила плечи и заявила ему в лицо:
– Кертис Шенфельд, ты такая козявка, каких свет не видывал!
Поток слов на букву «б» резко прекратился. Все, кто находился в комнате, замолчали. «Ой, громковато вышло», – подумала Грейс.
Мама встала из-за стола и направилась в детский угол. Приятели покосились на Грейс с глубокомысленным выражением на лицах. Будто хотели сказать: «Ну и влетит же тебе!»
Мама взяла Грейс за руку и вывела наружу.
На улице стемнело и похолодало. Почему-то принято считать, что в Лос-Анджелесе всегда жарко, хотя на самом деле холода тут не редкость. Да и район был не очень хороший, в таких местах лучше не высовываться наружу лишний раз. Однако Грейс решила, что бояться нечего, ведь в церкви полно людей, и они стоят совсем рядом. А если к ним кто-нибудь подойдет, она завопит изо всех сил и побежит внутрь за помощью. Судя по всему, мама тоже ни о чем таком не беспокоилась: она закурила и села прямо на холодный асфальт, прислонившись к церковной стене.
Потом запустила пальцы в волосы и глубоко-глубоко вздохнула. Грейс заметила у нее на джинсах дырку.
– Ох, Грейс, Грейс… – сказала мама. Девочка ждала взбучки, но голос у мамы был спокойный. Даже слишком. – Неужели ты не можешь посидеть тихонько хотя бы пару минут?
– Я стараюсь не шуметь, честное слово.
Мама снова глубоко вздохнула и затянулась сигаретой; все ее движения были медленными и неторопливыми.
Грейс собралась с духом и выпалила:
– Ты опять на наркотиках?
Она сжалась, опасаясь вспышки гнева, но ничего не произошло.
Мама просто выпустила длинную струйку дыма и проводила ее взглядом, будто серые клубы могли пуститься в пляс или устроить представление прямо у нее под носом. Грейс снова подумала, что раньше она двигалась гораздо быстрее.
Наконец, мама заговорила:
– Я ведь хожу на собрания. Вот сегодня, к примеру. И каждый день звоню Иоланде. Я жилы себе рву, деточка. Чего еще ты от меня хочешь?
– Ничего, – быстро откликнулась Грейс. – Мне больше ничего не надо. Извини, что получилось громко. Я старалась сидеть тихо, но Кертис Шенфельд начал говорить всякие гадости. Врет как дышит!.. Не хочу больше на собрания с Кертисом. Давай будем ходить на другие?
Мама долго не отвечала.
– Какие еще другие? С детьми не везде пускают, знаешь ли.
– А в реабилитационном центре? Для анонимных алкоголиков.
– Сейчас мне нужны собрания анонимных наркоманов.
– Просто поиграй с Анной. Или с той другой девочкой со странным именем.
– Ривер Ли.
– Я не играла с Кертисом! Он просто начал говорить гадости, ни с того ни с сего. Ведет себя, как козявка.
Мама потушила окурок и посмотрела на часы, почти уткнувшись носом в циферблат – в темноте иначе не разглядишь.
– Потерпи еще двадцать пять минут, ладно?
Грейс вздохнула погромче, чтобы мама точно услышала.
– Ладно, – сказала она. Прозвучало это, как у того сердитого парня: фразу «приятно познакомиться» он произносил так, что всем становилось ясно – ничего приятного в знакомстве нет.
Друзья встретили Грейс выжидающими взглядами. Ривер Ли спросила шепотом:
– Она устроила тебе взбучку?
– Не-а. Вообще не ругалась. Ни чуточки.
Грейс немножко задирала нос перед Кертисом и не пыталась этого скрыть.
Почему-то ребята не сразу вернулись к игре. Заняться было нечем, и оставалось только слушать, что рассказывают на собрании. Выступала женщина. Страшно потрепанная – так выглядят бездомные, которые ночуют под открытым небом. Она помогла своему парню ограбить банк, поэтому ее посадили в тюрьму, а детей забрали в приют. Но началось все с наркотиков. Она была готова душу продать, лишь бы раздобыть себе новую дозу.
Унылая история.
Потом выступали другие. Их жизнь тоже сложилась невесело.
Собрания не всегда нагоняли на Грейс такую тоску. Встречи в реабилитационном центре были куда лучше: восстановительная программа для анонимных алкоголиков длилась дольше, и от их историй не хотелось повеситься.
После собрания к Грейс подошла Иоланда. Она улыбнулась девочке, и Грейс улыбнулась в ответ.
– Привет, Грейс! У тебя есть мой номер телефона?
Грейс помотала головой.
– Нет, зачем он мне? Это мама должна вам звонить, не я.
– Мало ли, вдруг пригодится.
Она протянула Грейс клочок бумажки с цифрами, и Грейс прочитала их про себя. Будто ее вызвали к доске, и Иоланда спросила: «Вот, посмотри-ка! Знаешь эти цифры?»
– Ага, спасибо. Так зачем он мне?
– На всякий случай.
– На какой случай?
– Если тебе что-нибудь понадобится.
– Я у мамы попрошу.
– Ну, вдруг ее не будет рядом. Или не сможешь попросить.
– Почему не смогу?
– Не знаю. Всякое бывает. Если одна дома останешься. Или маму разбудить не сможешь. В общем, если чего-нибудь испугаешься, звони мне.
После такого объяснения Грейс решила, что больше не станет ничего спрашивать. Ни одного вопросика.
– Ясно, спасибо, – ответила она и засунула бумажку в карман.
– Только маме не говори.
«Хватит, перестаньте», – подумала Грейс.
Потом Иоланда отвезла их с мамой домой. Хорошо, что не пришлось ехать на автобусе по темным улицам – Грейс и так уже успела натерпеться страха за этот вечер.
Кадзуо Исигуро
Не отпускай меня
Посвящается Лорне и Наоми
Англия, конец 1990-х
Часть первая
Меня зовут Кэти Ш. Мне тридцать один, и я вот уже одиннадцать с лишним лет как помогаю донорам. Долго, конечно, но мне было сказано, чтобы я проработала еще восемь месяцев - до конца года. Получится почти двенадцать лет. Теперь я понимаю, что меня, может быть, совсем не потому держат столько времени, что считают мои успехи фантастическими. Бывали отличные помощники, которым приходилось поставить точку всего через два-три года. С другой стороны, я знала одного, у которого это длилось полных четырнадцать лет, хотя он был настоящее пустое место. Так что я не ради хвастовства говорю. Но все-таки я точно знаю, что они довольны моей работой, и я сама в целом тоже довольна. Состояние моих доноров чаще всего бывало гораздо лучше ожидаемого. Реабилитация шла быстро, и почти никому не писали «возбужден» - даже перед четвертой выемкой. Согласна, сейчас уже, наверно, хвастаюсь. Но это очень много для меня значит - ощущение, что я хорошо делаю свое дело, особенно ту его часть, что должна помочь донору оставаться в категории «спокойных». У меня развилось какое-то внутреннее чутье по отношению к ним. Я знаю, когда надо подбодрить, побыть рядом, когда лучше оставить одного; когда терпеливо выслушать, что он говорит, когда просто отмахнуться и сказать, чтобы переменил пластинку.
Так или иначе, я не считаю себя чем-то особенным. Я знаю помощников, они и сейчас работают, которые выполняют свои обязанности не хуже меня, но далеко не так ценятся. Можно понять, если кто-нибудь из них и завидует - моей однокомнатной квартире, моей машине, но в первую очередь тому, что мне позволяют самой решать, о ком я буду заботиться. Ко всему, я еще и воспитанница Хейлшема - одного этого иногда хватает, чтобы на меня посмотрели косо. Эта Кэти Ш., говорят они, может выбирать кого захочет и выбирает только своих - воспитанников Хейлшема или какого-нибудь другого привилегированного заведения. Само собой, она на хорошем счету. Я наслушалась такого достаточно, а вы наверняка еще куда больше, и, может быть, своя правда тут имеется. С другой стороны, я не первая, у кого есть право выбора, и, думаю, не последняя. Как бы то ни было, разве я не отработала свое с донорами из всевозможных других мест? Не забывайте, что к тому времени, как я кончу, за плечами у меня будет двенадцать лет, и только последние шесть из них мне разрешают помогать кому сама захочу.
И правильно делают, по-моему. Помощники ведь не автоматы. С каждым донором стараешься изо всех сил, и под конец это может вымотать. Запас терпения и энергии истощается. Поэтому когда есть выбор, разумеется, выбираешь своих - это естественно. Разве я продержалась бы так долго без общности с донорами, без сочувствия к ним от начала до конца? И, безусловно, не могла бы выбирать - не сблизилась бы снова, спустя годы, с Томми и Рут.
Но чем дальше, тем, конечно, меньше и меньше остается доноров, которых я знаю по прошлым годам, так что на практике я пользуюсь своим правом не слишком уж часто. Как я уже сказала, дело идет куда тяжелее, когда с донором нет хорошей внутренней связи, поэтому, хотя мне будет не хватать обязанностей помощницы, поставить точку в конце года будет, пожалуй, в самый раз.
Рут, между прочим, была только третьим или четвертым донором, которого мне разрешили выбрать. К ней уже была до этого приставлена помощница, и мне, помню, пришлось добиваться, чтобы Рут передали мне. Но в конце концов я это устроила, и едва я ее вновь увидела - в центре реабилитации в Дувре, - все, что нас разделяло, не то чтобы исчезло, но стало куда менее важным, чем другое - например, то, что мы вместе выросли в Хейлшеме, то, что мы знали и помнили такое, чего не знал и не помнил больше никто. Думаю, именно с тех пор я, чтобы выбрать донора и стать его помощницей, начала искать людей из моего прошлого, и прежде всего из Хейлшема.
Бывало за эти годы и так, что я пыталась оставить Хейлшем позади, говорила себе, что не надо все время оглядываться. Но потом всякий раз наступал момент, когда я переставала сопротивляться. К этому имеет отношение один донор, который был у меня на третьем году работы в качестве помощницы. Точнее, его реакция, когда он узнал от меня, что я из Хейлшема. Он только что перенес третью выемку - перенес тяжело и, должно быть, знал, что не вытянет. Он едва дышал, но посмотрел на меня и сказал: «Хейлшем. Там, наверно, было замечательно». На следующее утро, когда я разговаривала с ним, чтобы его отвлечь, и спросила, где вырос он сам, он назвал какое-то место в Дорсете и его лицо, покрытое пятнами, сложилось в какую-то совсем новую гримасу. Я поняла, как ему не хочется таких напоминаний. Вместо этого он хотел слышать о Хейлшеме.
Так что я дней пять или шесть рассказывала ему все, о чем ему хотелось узнать, и у него на лице, хоть он и лежал весь скрюченный, проступала кроткая улыбка. Он расспрашивал обо всем - о большом и малом. Об опекунах, о личных сундучках для коллекций у каждого из нас под кроватью, о футболе, о раундерз, о тропинке, которая шла в обход главного корпуса и всех укромных мест, о пруде для домашних уток, о питании, о виде на поля туманным утром из окон комнаты творчества. Иногда он заставлял меня повторять снова и снова: об услышанном вчера спрашивал так, словно я ни разу еще про это не рассказывала. «А павильон у вас был?.. А кто был твой любимый опекун?» Вначале я объясняла это медикаментами, но потом поняла, что голова у него достаточно ясная. Он хотел не просто слушать про Хейлшем, но вспоминать его, точно свое собственное детство. Он знал, что близок к завершению, вот и требовал от меня, чтобы я все ему описывала, - хотел днем усвоить как следует, чтобы бессонной ночью среди всех этих изнурительных мук, когда обезболивающие не помогают, у него стиралась граница между моими и его воспоминаниями. Тогда-то я и поняла, по-настоящему поняла, как нам повезло - Томми, Рут, мне и всем остальным, кто с нами был.
То, что я встречаю на пути в своих разъездах, и теперь иногда напоминает мне Хейлшем. Скажем, поле, над которым стоит туман. Или, съезжая с холма, вижу вдалеке угол большого здания. Или даже просто взгляд падает на тополиную рощицу на взгорье - и думаю: «Неужели здесь? Нашла! Ведь правда же - Хейлшем!» Потом соображаю - нет, ошибка, невозможно - и еду дальше, мысли переходят на другое. Павильоны - вот что чаще всего привлекает внимание, я повсюду их замечаю. У дальней стороны спортивного поля - маленькое белое типовое строение, окошки в ряд необычно высоко, почти под самой крышей. Я думаю, таких очень много настроили в пятидесятые и шестидесятые - тогда же, вероятно, появился и наш. Когда попадается такой павильон, я смотрю на него и смотрю, пока можно, и однажды, наверно, дело кончится автокатастрофой - но все равно смотрю. Недавно дорога шла по пустой местности в Вустершире, и у крикетного поля стоял павильон, который был так похож на наш, что я развернулась и проехала немного назад, чтобы посмотреть еще раз.
На данный момент, это самая любимая книга в жанре антиутопия.
Обычно антиутопии описывают государственный строй или общество в целом. Но в этой книге события развиваются в стенах школы-интерната, ученики которой - обычные дети со своими детскими проблемами, желаниями и мечтами и которые совсем далеки от взрослого мира и сложившихся законов.
Но чтобы оценить эту книгу по достоинству и чтобы история произвела на читателя должный эффект, важно совершенно не знать сюжет и главную деталь произведения! Иначе читатель не сможет проникнуться к этим наивным детишкам, не испытает нарастающего напряжения в книге и вместе с этими детьми не испытает шок от страшной правды.
(К сожалению, многие аннотации к этой книге раскрывают все тайны, а экранизация фильма на первых же секундах рассказывает всю суть).
Обычно антиутопиям присущи гротеск и гипербола, и читателю даже может показаться сюжет нереальным: "Разве можно до такого довести? Можно ли происходящее считать как само собой разумеющееся?" Но достаточно вспомнить как в недалеком прошлом относились к первым детям "из пробирки". Некоторые люди не то, что их побаивались, но и за "нормальных" людей не считали.
Поэтому сюжет "Не Отпускай Меня" вполне себе реальный. И упаси боже допустить эту ситуацию в жизни и растить людей как на скотобойню.
И как у многих читателей у меня тоже возникал вопрос "Почему они не боролись за право на свою собственную жизнь?" Ведь за них пытались бороться даже учителя в интернате. К ответу я пока не пришла, но, мне кажется, такое смирение свойственно японской культуре.
Оценка 5 из 5 звёзд от welcome.88 07.06.2018 11:19
Произведение очень качественное, если можно так сказать. Но слишком " японская " концовка...
Оценка 5 из 5 звёзд от Лана 12.02.2018 15:17
Пугает то, что никто из них не пытался избежать этого и до конца выполнял то, что от него требовалось...
Оценка 3 из 5 звёзд от Роман 09.02.2018 16:02
На мою думку, книга не є сильною. Змушую себе дочитати, хоча прочитавши рецензію в на премії книги очікувала чогось надзвичайного. Прочитавши декілька десятків сторінок асоціювалась книга з Д. Оруелом "1984". Проте згодом дуже розчарувалась. Стиль і манера антиутопії присутня, але вкрай мляво та не гостросюжетно. Флешбеки- пусті і ні про що. На мою думку оцінка 4 з 10. Дуже прикро.
Оценка 2 из 5 звёзд от Зоряна 04.12.2017 15:51
Мы живём точно так же. Взять ту же армию. Книга оставила очень тяжёлое впечатление. Второй раз читать никогда не буду.
Оценка 4 из 5 звёзд от Уилбер 02.12.2017 08:55
Книга очень многословна, обилие пустых описаний, ненужных подробностей. С трудом дочитал до конца.
Смысл прост и понятен, а вот форма...
Скучный триллер об отношениях между подростками в частной школе, у которых нет будущего.
Жаль потраченного времени.
Оценка 1 из 5 звёзд от Владимир 30.11.2017 05:10
Вчера закончила книгу, а потом не спала всю ночь. Она поднимает такие серьезные глобальные проблемы, которым, видимо, в нашем обществе нет решения.... Это притча, но такое складывается ощущение, что все происходящее в ней вполне может быть реальностью, поскольку цинизм перестал иметь хоть какие-то пределы. Неторопливый тон повествования, бескрайние английские пейзажи, маленькие девичьи переживания,секреты, шкатулки с дорогими сердцу пустяками.... И усиливающаяся с каждым словом тревога... С ужасом понимаешь, кто эти симпатичные девочки и мальчики, что их ждет уже в таком близком будущем. Но детство-это такая прекрасная пора, когда еще можно зарыть голову в песок и жить данным моментом. И именно этот контраст между тоном повествования и той реальностью, которая постепенно обрастает все новыми подробностями, перевернул все в моей душе. Это надо читать. Может быть что-то в Мире изменится.....
Оценка 5 из 5 звёзд от Vera 27.11.2017 11:45
Тяжело на сердце, ведь у нас людей тоже не большой выбор
Лида 29.10.2017 14:21
По-моему, это гениальное произведение. Да, оно вряд ли оставит после прочтения благостное состояние, но прочитать стоит - хотя бы чтобы составить собственное мнение
Оценка 5 из 5 звёзд от Ольга 15.10.2017 18:56
Написано так обыденно, без всякого пафоса, без описания гениальных личностей,
от того и кошки скребут на душе особенно сильно.
Наверное так мы относимся друг к другу, безличные жертвы, ждущие чего то.
Автор очень хорошо по-моему продумал персонажей.
Именно такими они и могли бы стать, и именно это бы заботило
бы. Читайте, люди, погружайтесь в то, что избегаете в жизни. Мерзости, подлости и предрешенности.
Оценка 4 из 5 звёзд от Юля 24.09.2017 22:23
Потрясающе!
Оценка 5 из 5 звёзд от ираида 05.09.2017 01:21
Книга неоднозначная.
Слог довольно сухой и малоэмоциональный, поэтому меня она тронула не так сильно, как могла бы.
При этом после прочтения вот уже больше месяца чувствую себя морально опустошенной.
Книга оставляет чувство тотальной безысходности. Сюжет скомкан, зануден, зачастую лишен логики.
Сплошь состоит из нудных бытовых сцен, при чем некоторым, совершенно не важным для сюжета или общей картины, уделяется большое количество страниц.
Ощущение что повестование ведётся от лица робота. Поэтому драма, которую хотел передать автор, ощущается не столь болезненно, как если бы он придал главным героям хоть какой то характер и добавил им эмоциональности. Возможно это был стилистический приём.
В любом случае, история беспросветна, не даёт никакой надежды или поводов для раздумий. Все просто очень плохо и читателю нужно принять это как факт.
Кроме того, я не почувствовала никакого развития главной героини. Она в 30 лет абсолютно та же, что и в свои школьные годы.
Если автор хотел написать хорошую драму - у него не вышло, на мой взгляд.
А назвать все что угодно словом "притча" - тоже не выход.
Оценка 3 из 5 звёзд от Катя 25.07.2017 18:13
Мне книга и понравилась и нет одновременно. Она легко читается, но в ней затронута серьезная тема. Ок местами скучна и сбивчива, но тем не менее ты продолжаешь чтение, т.к. тебя цепляет. В общем неоднозначно совсем. Думаю, что многим она не понравится. Главное не рассчитывать на очень многое, тогда книга не разочарует.
Оценка 5 из 5 звёзд от Ольга 04.07.2017 22:57
Не читайте. :)
Оценка 4 из 5 звёзд от Сергей 03.03.2017 13:27
Мощно. Сначала я опасалась, что это пустой ванильный романчик - внешний сюжет на то похож - но вот внутреннее наполнение... Очень глубокая вещь, затрагивающая важные вопросы. Явно не для одного прочтения.
Оценка 5 из 5 звёзд от Мария 07.02.2017 00:13
Слабенькое произведение. Сюжет скучен. Персонажи вялые. Вместо любви какие-то потрахушки. Про инстинкт самосохранения автор не слышал. Много логических ям. Для старшеклассниц и людей с не развитым критическим мышлением.
19524 30.01.2017 14:33
Сюжет так себе. Кульминации и развязки нет. Еле заставила себя дочитать. Не понравилось.
Оценка 3 из 5 звёзд от Анна 12.01.2017 10:02
Гость 30.11.2016 09:37
Достаточно прочесть первые строки, чтобы понять стоит ли продолжать. Жто честно со стороны автора.
Оценка 3 из 5 звёзд от Ирина 07.08.2016 18:01
В целом, неплохо. читается очень легко и быстро. но мне все-таки чего-то не хватило, самую малость, но всё же...
Оценка 4 из 5 звёзд от bsfp 18.04.2016 15:08
Просто потрясающе. Очень тяжёлая тема затронута. Книга помогает вспомнить, что нужно быть человеком
Оценка 5 из 5 звёзд от Екатерина 22.03.2016 04:29
Несмотря на восторженные отзывы других читателей, лично я пожалела, что потратила время на эту книгу. Несколько раз хотелось бросить вообще. Слог автора хоть и лёгкий, но повествование сбивчивое, с постоянными возвратами в прошлое, скачки туда-сюда. Никакого ужаса не испытала, видимо, потому, что автор как-то обыденно и скучно преподнёс свои идеи. Ничего затягивающего в книге я не увидела. Не рекомендовала бы друзьям. Нашла эту книгу на одном из сайтов как похожую на "Дом, в котором..." Мириам Петросян. Так вот ничего похожего! "Дом" читала взахлёб, просто остановиться не могла. Тут дочитала, только потому что начала...
Оценка 3 из 5 звёзд от Мария 21.03.2016 06:43
Вроде и сюжет интересный, и слог приятный, читается легко... Но какой-то осадок остался...
Оценка 4 из 5 звёзд от katuhaizumani 31.10.2015 21:05
Оценка 5 из 5 звёзд от Анна 22.12.2014 16:17
Безумно тяжелая при том, что легко читается. Ровно с половины дочитывала со слезами. Читала 1,5 часа и ревела без перерыва. Просто ужасно. Исигуро всегда так на меня действовал. Даже "Остаток дня" под конец доконал меня. "Не покидай меня" - столько откровения со стороны автора, столько пронизывающих потоков непривычной (и даже неприятной) информации, столько простоты... это все сыграло злую шутку с моими нервами. Я чувствую себя пустой и выкачанной. Хочется забыть это все, но не получается. Ужас вперемешку с восхищением. Впервые я ощутила злость на книгу, когда дочитала до конца. Чуть не швырнула ее обратно. Но сейчас вспоминаю и понимаю, что именно меня так взбесило. Но перечислить всего этого невозможно. Слишком сильные эмоции, слишком много важных тем, слишком много тяжелых потерь (больше всего психологических). Не знаю как я буду теперь с этим жить (такие произведения никогда не уходят из памяти.
Оценка 5 из 5 звёзд от Влада 24.06.2014 18:13
грустная история, но не нагружающая. немного перебор, как по мне, обыденности в ней.
Оценка 4 из 5 звёзд от kristinalunacy 29.03.2014 14:15
Очень сильное, хотя внешне неброское и неторопливое произведение.
Оценка 5 из 5 звёзд от natpis_1964 17.02.2014 12:08
Рассказ,пронизанный тоской по воспоминаниям.А ведь они единственное хорошее,что было в жизни Хэйлшемских детей.
Оценка 5 из 5 звёзд от zeta.nsk 13.02.2014 11:23
Прочитав книгу не могу назвать свои эмоции однозначными. Тяжело, грустно. Но познавательно. Не думаю, что захочу перечитать ещё раз, но о потраченном времени не жалею. Конечно, скорее всего это потому, что волей-не волей, примеряешь на себя сюжеты книг. Только не этой. Даже думать страшно.
Когда в процессе чтения до меня дошло, для чего воспитывались эти дети, у меня был тихий шок. Выдумка выдумкой, но вы только подумайте, представьте, что это в реальности: их и за людей не очень-то считали, у них не было ни родителей, ни будущего...да вообще, их растили как кроликов на убой да еще и прививали им покорность перед своей судьбой, а каково это умирать в 20-30 лет просто потому, что кому-то понадобилась пересадка, а потом еще одна, просто потому, что для всех ты--мешок с органами.
Пусть книга местами скучновата, это только усиливает ее жуть.
Оценка 4 из 5 звёзд от Fesche_Lola 06.06.2013 16:33
20.01.2013 16:59
В эту книгу ныряешь, чувствуешь её атмосферу и настроение каждым нервом.
Это настолько хорошо, что это почти преступление.
Меня зовут Кэти Ш. Мне тридцать один, и я вот уже одиннадцать с лишним лет как помогаю донорам. Долго, конечно, но мне было сказано, чтобы я проработала еще восемь месяцев – до конца года. Получится почти двенадцать лет. Теперь я понимаю, что меня, может быть, совсем не потому держат столько времени, что считают мои успехи фантастическими. Бывали отличные помощники, которым приходилось поставить точку всего через два-три года. С другой стороны, я знала одного, у которого это длилось полных четырнадцать лет, хотя он был настоящее пустое место. Так что я не ради хвастовства говорю. Но все-таки я точно знаю, что они довольны моей работой, и я сама в целом тоже довольна. Состояние моих доноров чаще всего бывало гораздо лучше ожидаемого. Реабилитация шла быстро, и почти никому не писали «возбужден» – даже перед четвертой выемкой. Согласна, сейчас уже, наверно, хвастаюсь. Но это очень много для меня значит – ощущение, что я хорошо делаю свое дело, особенно ту его часть, что должна помочь донору оставаться в категории «спокойных». У меня развилось какое-то внутреннее чутье по отношению к ним. Я знаю, когда надо подбодрить, побыть рядом, когда лучше оставить одного; когда терпеливо выслушать, что он говорит, когда просто отмахнуться и сказать, чтобы переменил пластинку.
Так или иначе, я не считаю себя чем-то особенным. Я знаю помощников, они и сейчас работают, которые выполняют свои обязанности не хуже меня, но далеко не так ценятся. Можно понять, если кто-нибудь из них и завидует – моей однокомнатной квартире, моей машине, но в первую очередь тому, что мне позволяют самой решать, о ком я буду заботиться. Ко всему, я еще и воспитанница Хейлшема – одного этого иногда хватает, чтобы на меня посмотрели косо. Эта Кэти Ш., говорят они, может выбирать кого захочет и выбирает только своих – воспитанников Хейлшема или какого-нибудь другого привилегированного заведения. Само собой, она на хорошем счету. Я наслушалась такого достаточно, а вы наверняка еще куда больше, и, может быть, своя правда тут имеется. С другой стороны, я не первая, у кого есть право выбора, и, думаю, не последняя. Как бы то ни было, разве я не отработала свое с донорами из всевозможных других мест? Не забывайте, что к тому времени, как я кончу, за плечами у меня будет двенадцать лет, и только последние шесть из них мне разрешают помогать кому сама захочу.
И правильно делают, по-моему. Помощники ведь не автоматы. С каждым донором стараешься изо всех сил, и под конец это может вымотать. Запас терпения и энергии истощается. Поэтому когда есть выбор, разумеется, выбираешь своих – это естественно. Разве я продержалась бы так долго без общности с донорами, без сочувствия к ним от начала до конца? И, безусловно, не могла бы выбирать – не сблизилась бы снова, спустя годы, с Томми и Рут.
Но чем дальше, тем, конечно, меньше и меньше остается доноров, которых я знаю по прошлым годам, так что на практике я пользуюсь своим правом не слишком уж часто. Как я уже сказала, дело идет куда тяжелее, когда с донором нет хорошей внутренней связи, поэтому, хотя мне будет не хватать обязанностей помощницы, поставить точку в конце года будет, пожалуй, в самый раз.
Рут, между прочим, была только третьим или четвертым донором, которого мне разрешили выбрать. К ней уже была до этого приставлена помощница, и мне, помню, пришлось добиваться, чтобы Рут передали мне. Но в конце концов я это устроила, и едва я ее вновь увидела – в центре реабилитации в Дувре, – все, что нас разделяло, не то чтобы исчезло, но стало куда менее важным, чем другое – например, то, что мы вместе выросли в Хейлшеме, то, что мы знали и помнили такое, чего не знал и не помнил больше никто. Думаю, именно с тех пор я, чтобы выбрать донора и стать его помощницей, начала искать людей из моего прошлого, и прежде всего из Хейлшема.
Бывало за эти годы и так, что я пыталась оставить Хейлшем позади, говорила себе, что не надо все время оглядываться. Но потом всякий раз наступал момент, когда я переставала сопротивляться. К этому имеет отношение один донор, который был у меня на третьем году работы в качестве помощницы. Точнее, его реакция, когда он узнал от меня, что я из Хейлшема. Он только что перенес третью выемку – перенес тяжело и, должно быть, знал, что не вытянет. Он едва дышал, но посмотрел на меня и сказал: «Хейлшем. Там, наверно, было замечательно». На следующее утро, когда я разговаривала с ним, чтобы его отвлечь, и спросила, где вырос он сам, он назвал какое-то место в Дорсете, и его лицо, покрытое пятнами, сложилось в какую-то совсем новую гримасу. Я поняла, как ему не хочется таких напоминаний. Вместо этого он хотел слышать о Хейлшеме.
Так что я дней пять или шесть рассказывала ему все, о чем ему хотелось узнать, и у него на лице, хоть он и лежал весь скрюченный, проступала кроткая улыбка. Он расспрашивал обо всем – о большом и малом. Об опекунах, о личных сундучках для коллекций у каждого из нас под кроватью, о футболе, о раундерз, о тропинке, которая шла в обход главного корпуса и всех укромных мест, о пруде для домашних уток, о питании, о виде на поля туманным утром из окон комнаты творчества. Иногда он заставлял меня повторять снова и снова: об услышанном вчера спрашивал так, словно я ни разу еще про это не рассказывала. «А павильон у вас был?… А кто был твой любимый опекун?» Вначале я объясняла это медикаментами, но потом поняла, что голова у него достаточно ясная. Он хотел не просто слушать про Хейлшем, но вспоминать его, точно свое собственное детство. Он знал, что близок к завершению, вот и требовал от меня, чтобы я все ему описывала, – хотел днем усвоить как следует, чтобы бессонной ночью среди всех этих изнурительных мук, когда обезболивающие не помогают, у него стиралась граница между моими и его воспоминаниями. Тогда-то я и поняла, по-настоящему поняла, как нам повезло – Томми, Рут, мне и всем остальным, кто с нами был.
То, что я встречаю на пути в своих разъездах, и теперь иногда напоминает мне Хейлшем. Скажем, поле, над которым стоит туман. Или, съезжая с холма, вижу вдалеке угол большого здания. Или даже просто взгляд падает на тополиную рощицу на взгорье – и думаю: «Неужели здесь? Нашла! Ведь правда же – Хейлшем!» Потом соображаю – нет, ошибка, невозможно – и еду дальше, мысли переходят на другое. Павильоны – вот что чаще всего привлекает внимание, я повсюду их замечаю. У дальней стороны спортивного поля – маленькое белое типовое строение, окошки в ряд необычно высоко, почти под самой крышей. Я думаю, таких очень много настроили в пятидесятые и шестидесятые – тогда же, вероятно, появился и наш. Когда попадается такой павильон, я смотрю на него и смотрю, пока можно, и однажды, наверно, дело кончится автокатастрофой – но все равно смотрю. Недавно дорога шла по пустой местности в Вустершире, и у крикетного поля стоял павильон, который был так похож на наш, что я развернулась и проехала немного назад, чтобы посмотреть еще раз.
Мы любили наш павильон – может быть, потому, что он напоминал нам милые маленькие семейные коттеджи на картинках в детских книжках. Помню, в младших классах мы упрашивали опекунов провести очередной урок не там, где обычно, а в павильоне. А ко второму старшему – нам тогда было двенадцать, шел тринадцатый – павильон стал местом, где можно было уединиться с лучшими друзьями, когда хотелось побыть подальше от остальных.
В павильоне спокойно помещались две компании и не мешали друг другу, а летом на веранде могла расположиться и третья. Но в идеале тебе с друзьями или подружками хотелось занять весь павильон, и часто из-за этого начинались разные маневры и споры. Опекуны то и дело напоминали нам, что решать эти вопросы надо цивилизованно, но на практике, чтобы твоя компания получила павильон на перемену или на свободное время, в ее составе должны были быть сильные личности. Я сама была не робкого десятка, но думаю, что мы так часто занимали павильон благодаря Рут.
